Французский роман (из цикла "Всемирная литература")

ЧАСТЬ 1

Глава 1

Жюль был в связи с Одеттой.
Она была белошвейкой —
шила ему жилеты.

Глава 2

Ее лилейная шейка,
и бантик алого ротика,
и перси в разрезе блузы
были — сплошная эротика
(ах, уж эти французы!).

Глава 3

Жила она в доме старом
с видом на Сену. Даром
Жюля любила Одетта
(и редко бывала одета).

Глава 4
Жюль был чудесный «вьюнош» —
стройный, ума большого...

Глава 5
Нынче куда ни плюнешь —
все попадешь в такого.

Глава 6
Он тяготел к ПРЕКРАСНОМУ,
и почитал ТЕАТР,
и подражал Некрасову...
Словом, был литератор

Глава 7
Вот по какой причине
он был представлен графине
де***, получив приглашенье
к ней заглянуть в воскресенье...


ЧАСТЬ 2

Глава 1

Что представлял собой салон
графини де***? Весь цвет Парижа
и сливки из других племен,
слюной и красноречьем брызжа,
здесь собирались.
Блеск ума,
талант и грация сама,
соединясь непринужденно
в причудливый и странный пук,
повергли новичка в испуг,
но и в восторг одновременно...
Главы 2–64
Судите сами — Ференц Лист
тут бушевал за фортепьяно,
а знаменитый футболист
пил воду прямо из-под крана...
Ватага юных сорванцов
(Мане, Дега и Васнецов)
в углу писала манифесты.
Сидели на одной скамье
мадам де Сталь и Рекамье...
Искусству не хватало места
(так вечер весь и прошагал
в обнимку с Беккетом Шагал)!

В соседней комнате Декарт,
не отрывая глаз от карт,
беседу вел с Паскалем дошлым.
Потом зашли из Тюильри
Гертруда Стайн, Феллини и
аббат с довольно темным прошлым...

И расставаться было лень им —
уже за полночь далеко
максималист Ларошфуко
лег с многоопытным Монтенем,
Занд хлопотала над Шопеном,
на кухне пламенный Вольтер
(хозяйке сделав адюльтер)
делил вдову Клико с Верленом...

А что же Жюль?
Он был забыт,
разбит, раздавлен, уничтожен...
О, Боже, как он был ничтожен!
Какой имел он бледный вид!

Но вдруг у своего плеча
он видит чудную головку...
И улыбаясь, и шепча,
она протягивает ловко
ему записку:
«Бель ами!
Мой бедный муж в командировке.
Я ж не могу без тренировки
в любовной практике, пойми!..
Я завтра буду в Опера
(4-й ряд, 8-е кресло).
Любовный огнь сжигает чресла,
эт сетера, эт сетера...».

Она исчезла... Онемев,
Жюль погрузился в бездну транса,
пока какой-то светский лев,
слегка устав от контрданса,
не просветил его насчет
жены маркиза де Комплот...


ЧАСТЬ 3

Главы 1–18
Здесь следует список любовных побед
и стоны француженок страстных.
Здесь с жизнью прощается модный поэт,
замеченный в связях опасных...

Главы 19–34
Здесь следует список любовных побед,
звучат остроумные шутки.
Здесь смрад разложенья вкушает эстет,
и всюду снуют проститутки...

Главы 35–41
Здесь следует список любовных побед,
и аристократия сходит на нет.
Забыты и скачки, и пунш, и миньет...
И всем заправляет Народный Совет.

Главы 42–67
Анализ жизни правящего класса
с убийственною сделан прямотой.
А беднота желает кушать мясо...
Верхи не могут, и не хочет масса —
год 1848.
Ура, народ свово дождался часа,
изъяв булыжный меч из мостовой!

И с самого низа общественной лестницы
доносится песнь — мятежа провозвестница:

Страшней Бурбоны
чумы бубонной!
А мэры-шмэры
страшней холеры!
Аббаты — гады!
Вперед, камрады!
И аты-баты —
на баррикады!

И лавочник, схвативши вилы,
идет громить графьевы виллы
за Либертэ, Ф-ф-фратернитэ...
Как там еще? Эгалитэ?.


ЧАСТЬ 4

Главы 1–3
Лет пять прошло уже, поди-ка!
Народ безмолвствует вполне —
ни стона не слыхать, ни крика...
Что ж, а ля гер — как на войне.

Глава 4
Пора героя встретить нам!
У Жюля — благородный шрам
и роза белая в петлице
(он только что из-за границы).

Глава 5
Жюль — в артистическом кафе.
Напротив в модных галифе
сидит Анри — младой повеса
(разносчик сплетен и люэса)...
Он говорит:

Главы 6–9
«Ах, милый Жюль!
Хандра замучила. Брожу ль
вдоль улиц шумного Парижа,
за талью девушку держу ль
или за что-нибудь пониже —
все скучно мне...» —
«Держу пари,
что ты влюблен, хотя бы трошки!»
«Влюблен? Ничуть! — сказал Анри,
с жабо отряхивая крошки. —

А, впрочем... Для чего скрывать?
На дам мне, в общем, наплевать.
Сам знаешь — их имел немало.
По нескольку зараз, бывало...
По даме стоит ли вздыхать?
Но эта...
Слушай же сначала!

Один богатый человек... —
Фамилии его не помню —
не то Онассис... Словом, грек!
Владелец домика в Коломне
(а впрочем, может, и еврей?..),
в отеле «Риц» остановился
и вот, с наложницей своей
на пляс Пигале объявился...

Ах, Боже! Мало — «хороша» —
сказать. Поверь — она прекрасна!
Ее походка сладострастна...
А грудь очерчена неясно...
И вот моя болит душа —

ведь я всегда хотел такую...
По ней томится весь Париж!
Ее уж месяц атакую!
Она же, стерва, ни в какую!
О ней мечтать могу я лишь...

на меня и знать не хочет...
Во мне же кровь кипит, клокочет!
Ах, бедра! Зубы!!.. И умна...
Да-да!.. О, чудо — вот она!..».

Глава 10

И точно — в дверь, светясь улыбкою,
вошла красавица: «Салям!»
(сравнение с тростинкой гибкою
на ум приходит едокам).

И, медленно пройдя меж пьяными,
совсем без спутников, одна,
дыша духами и туманами,
она садится у окна.

И к ней гарсон летит сейчас же,
но Жюль, его опередив,
в сверкающей от льдинок чаше
подносит ей аперитив.

Отвесив ей поклон глубокий,
Жюль долго на нее глядел...
И вдруг несчастный побледнел!
Потом румянец залил щеки!

Он задрожал весь...
В тот же миг
она, исторгнув тихий вскрик,
вдруг бездыханная упала
у ног его.
Она — узнала!..

Главы 11–18

Кто эта гордая гречанка,
что пала на пол, словно куль?
И отчего взволнован Жюль,
схватившись за сердце, как Данко?

Читатель! Коли ты следил
за поворотами сюжета —
конечно, про себя решил:
«Ну, разумеется, Одетта!»
И не ошибся. Прав ты был.

Главы 19–22

Когда Одетту Жюль оставил,
она — как верная вдова —
в монашки не ушла едва
(что, в сущности, противу правил
и всех законов естества).

Любовь до гроба — это сказки!
Плоть женская совсем не лед.
Она мужской желает ласки —
и вот, примерно через год,
Одетта, свой намазав рот
и подведя немного глазки,
выходит через черный ход...

Главы 23–27

Она, презрев досуг монашки,
к своей отправилась подружке.
У той в одной ночной рубашке
клиент лежал на раскладушке...
Ну, вскоре начались пирушки,
и мушки шпанские в рюмашке,
клиентам чистили кармашки
и получали оплеушки...
Делили с ними полподушки
одни юнцы да старикашки...

Так дни тянулись, шли недели,
летели годы и века...
(Пардон, увлекся я — пока
лишь годы шли на самом деле).
Одетта трудится в борделе,
на прочих смотрит свысока.
Ее работа нелегка —
Она струится по постели,
как полноводная река,
хоть за понюшку табака.
Потом шагает по панели —
нос в табаке, а грудь в «шанели».
И вечно пьяная слегка.

Но как-то раз, согреться чтобы,
зашла Одетта в ресторан
китайский. Там, среди армян
она (а шлюхи смотрят «в оба»)
вдруг греческого зрит набоба —
тот благодушен, весел, пьян.

Он манит пальчиком Одетту
(«Довольно старый, толстый грек...»),
сует ей в ротик сигарету
(«...а впрочем, милый человек...»).
И, перстенек с руки снимая,
он говорит: «Ух ты, какая!..»
и нежно просит («Ишь, какой!..»)
поехать с ним на час-другой...

Главы 28–31

Одетту греческий набоб
четыре дня и ночи ...любил!
Он ...любил ее без передышки,
забыв о сердце и одышке.
Лишь в ванну убегая, чтоб
обмыть вспотевшие подмышки...

Он растерзал вконец ее!
Он совершенно обезумел!
Одетта шепчет: «Чтоб ты умер...»,
а он обратно за свое.

Она стонать уже устала,
а он — «Давай!..», и все сначала...
Она уже лежит как труп.
Лишь пена у распухших губ
застыла... Он же, словно мячик,
по ней все прыгает да скачет...

Ах, он науку страсти знал!
И, наконец, ее «достал».
Он целовал ее усердно
и трамбовал немилосердно,
и вот она вошла во вкус,
вопль страсти вырвался из уст,
она всем телом задрожала
и часто-часто задышала,
в себе набоба удержала,
ей все казалось — мало!.. мало!..

Ее любил он вновь и вновь
и пробудил огонь ответный —
в Одетте вспыхнула любовь
и запылала, словно Этна...

Главы 32–77

Ее он в Грецию увез,
где кипарисы да оливы.
И сделал самою счастливой...
.................................................
.................................................
...А вот теперь — назад привез...

Глава 78
Примерно к этому сводился
рассказ Одетты. Жюль крепился
и глаз с Одетты не сводил.
Он целый час не ел, не пил,
молчал и только ус крутил,
и глаз предательски слезился.

Жюль осознал свою вину,
как некий князь в России снежной...
(Катюшу я упомянул
по аналогии, конешно)
Да, Жюль толкнул ее на путь
весьма печальный и позорный.
И он бы рад бы как-нибудь
загладить свой поступок черный...

Но как? Что можно изменить?
Что Жюль ей может предложить?
Набоб — не каторга в Сибири.
Все к лучшему в сем лучшем мире...
(Панглос, о чем тут говорить?!)

Да, здесь иной ассортимент —
и сходство все идет насмарку
(ужель под Триумфальной аркой
столь неизбежен «хэппи энд»?)...

Глава 79
«Скажи, ты счастлива?» — «Весьма.»
«Не верю!» — «Не сходи с ума...»
«Любовь моя!..» — «Ах, Жюль, послушай —
давай не будем... Лучше кушай...»

Они сидели за столом.
Одетта кушала окрошку,
а Жюль играл ее бедром
и незаметно гладил ножку...

Глава 80
Что ж, первая любовь — не шутки.
И даже в сердце проститутки
она бесследно не умрет...
И вот Одетту Жюль ведет
в свой особняк для адюльтера...
(где Добродетель?! Совесть?!! Вера?!!!!)

Глава 81
Вот спальня. Мягкий ворс дивана
(вся сцена — в духе Мопассана).
Одетта ходит. Жюль лежит.
Дрожит она. И он дрожит.
Они объяты страстью оба.
Он ей сулит любовь до гроба.
Она к нему на грудь летит...
Уж полуголая сидит...
Но,
вспомнив своего набоба,
Одетта Жюлю говорит:

«Прости, о Жюлик мой бесценный!
Пусть ты любовник несравненный...


ЧАСТЬ 5

Главы 1–76
Но я другому отдана -
....................................
...................................
и буду век ему верна».


ЧАСТЬ 6

Глава 1

Да, в мире экзистенции полно.
И разобраться в ней нам не дано —
прошло немногим более недели,
и... Солнце утром, заглянув в окно
к Одетте (с толстым греком заодно),
нашло там Жюля с ней в одной постели...

Главы 2–7

Дуэль! Дуэль!! — печальная игра —
спасая честь, лоб пулям подставляют...
Здесь рогоносцы есть, и шулера,
и офицерства цвет, и шваль иная...

В Испании дерутся на ножах,
в России — на топориках. Жах-жах!
И все. И можно разносить котлеты.
А здесь в ходу все больше пистолеты...


ЭПИЛОГ

Увы, увы! Приблизился финал.
И бытия звериного оскал
над жертвами склоняется все ниже.
Застрелен Жюль, Одетта умерла,
Анри пьет водку прямо «из горла»
в лечебнице какой-то под Парижем.

Убийца-грек скончался от чумы,
Одеттина подружка — от аборта,
графиня де*** рисует натюрморты,
но будоражат юные умы
художества совсем иного сорта...

В колодце утонул Декарт.
Паскаль
скончался в тот же год и в том же месте.
Почила в бозе и мадам де Сталь.
Шопен и Занд почили с нею вместе.
Дал дуба Лист, и клена дал Вольтер,
и вышли из числа прямоходящих
Мане с Дега, и, с них беря пример,
Монтень с Ларошфуко сыграли в ящик...

А жизнь идет. Не все ли нам равно —
кто жил и умер при царе Горохе?
То — не роман, а целое панно.
Мы на него глядим как бы в окно,
но видим только задницу эпохи...


ПРИМЕЧАНИЯ

Когда выходит в свет роман,
его превратно понимают,
хоть автору кричат «Шарман!»
и в воздух чепчики бросают.

Смысл затемнен, его никак
не выведешь на чисту воду,
и разве что в черновиках
к нему отыщутся подходы.

В черновиках есть эпизод
(он не включен был в текст романа),
о