Из сборника «Моя девочка из 80-х»
Сеня был невысокого роста, невзрачный, лысоватый человечек, такой немного смешной. Очень тихий, покладистый, дружеский, безобидный. Но в глазах его всегда светилось какое-то непоколебимое упрямство, и к намеченной цели он шёл упорно, хоть убивай его, но своего добьётся.
Не очень ему везло в личной жизни, и был он постоянным искателем. Cначала много лет добивался любви красивой, но недоступной и заносчивой девушки, которая его держала на расстоянии. Не отпускала, но и не приближала. Манила надеждой и отталкивала. Дочь влиятельных родителей, у неё было много блестящих кавалеров (женихов, как он говорил), которым он, мягко говоря, по всем статьям проигрывал.
- Они (женихи) сидели в два ряда, когда она болела, а они ее навещали, а я болтался на заднем плане, - с юмором рассказывал он. - А потом что-то изменилось, женихи разбежались, а я не успел.
Лет десять длилось это терпеливое ожидание любви. Девушка стала старше, её высокопоставленный папа потерял влияние, и она перестала котироваться «на рынке невест». Женихов более выгодных не случилось, остался лишь один зазевавшийся верный воздыхатель Сеня. Тогда она и согласилась, наконец, выйти за него замуж, потому что оставаться незамужней в этом возрасте уже было неприлично. Это такие тогда были нравы… Согласилась девушка, но, видимо, всё равно очень не хотела выходить замуж за него, в день свадьбы сказалась больной, а ведь были приглашены гости, куплены цветы, заказан ресторан. Но регистрацию пришлось отменить. Она покапризничала и опомнилась… Потом, через неделю, без всякой помпы в будний день четверг они все же сбегали в ЗАГС и расписались. Без цветов и гостей, без ресторана. Так просто. Но все равно, ничего из этой пары не вышло.
Сначала они жили порознь, в разных городах, жена продолжала образование в столичной аспирантуре и готовила диссертацию, а он по-прежнему работал в своём НИИ в их родном городе. Тогда они периодически съезжались ненадолго, и всё ещё было неплохо. А потом учёба в аспирантуре закончилась, и супруга вернулась домой. Теперь они были каждый день вместе, и это её раздражало. Она нервничала, придиралась, по пустякам устраивала истерики. Жена и крикливая тёща, они подавляли мужчин в доме – его и такого же бессловесного, хоть и влиятельного тестя. И такая вроде образованная, культурная семья, знатоки языков, литературы, даже кот у них по-булгаковски звался Бегемотом. Куда ему до них! Жена с тёщей были «научноостепенённые», обе защитили диссертации в филологической области, а он был простой инженер, правда, занимался сложнейшей аппаратурой на оборонном предприятии, да кто ж это ценил.
И тогда Сеня наполнился решимости доказать этим крикливым сумасбродкам, что он Мужчина, и всё будет, как он решил. Тёща затеяла ремонт в квартире, но он не позволил его делать в своей комнате, и они остались жить с почерневшими от пыли стенами. Тёща не терпела немытой посуды - он вообще перестал мыть посуду, а грязные тарелки, чтобы не воняли, прятал в холодильник. Стена взаимной неприязни и непонимания в семье росла день за днём.
Когда дома становилось совсем невмоготу, он уходил на вокзал и торчал там часами. Домой не хотелось идти, он толкался среди пассажиров в переполненном зале ожидания, выходил на перрон к поездам… Жена, узнав о таком времяпровождении, стала называть его «вокзальной мордой». Супруги начали презирать друг друга.
И тогда Сеня в один прекрасный день просто ушёл от жены. Вернулся в маленькую квартирку своих родителей. Ушёл вот прямо так, как стоял. Даже вся его одежда там, на квартире жены, и осталась. Потом даже пришлось понемногу покупать новый гардероб, хотя это было нелегко в те времена дефицита. Сенины правильные родители были недовольны: как это их порядочный, хороший мальчик из приличной семьи ушёл от порядочной девочки из хорошей семьи? Как? А вот так - взял и ушел. Много лет после этого ухода они жили порознь без развода, а развелись значительно позже, когда это стало нужно его бывшей жене.
Все эти годы их что-то незримо связывало. Она, пока не нашла ему замену, несколько лет держала его на привязи несуществующего брака. Он же изо всех сил старался доказать свою состоятельность. Он взялся за диссертацию, чтобы догнать её. Темой диссертации стал разработанный под его руководством уникальный прибор, предназначавшийся для работы в экстремальных климатических условиях. Он допоздна задерживался на работе, пропадал в испытательных камерах, где функции прибора тестировались при высокой или низкой температуре. Он выходил из камеры замученный, больной. Прибор получился, прошёл испытание и был высоко оценен. А диссертация не прошла. Кому-то он не понравился в комиссии. Он стал пытаться защищаться ещё и ещё. Ему говорили: «Зачем это тебе?» Он отмалчивался и улыбался со своим непоколебимым упрямством в глазах. Он должен был доказать… Хотя бы самому себе.
Он никогда не отступал, как бы ни было тяжело. Как-то пришлось поработать на бартер –коллега составила ему программу для диссертационных расчетов, а он обязался один день поработать подручным каменщика у неё на даче. Раствор большою кучей лежал метрах в ста у соседей, с которыми у хозяев были какие-то взаиморасчёты. Сеня и хозяйка на пару грузили раствор лопатами в большую тачку, которую он перевозил к месту кладки. Хозяйка не раз предлагала отдохнуть, сделать перерыв, но он упрямо не останавливался. Под конец уже непонятно было, кто кого вёз – он тачку или тачка его, так его водило из стороны в сторону от усталости, когда он толкал тачку. Руки, не привыкшие к такой работе, нестерпимо болели всю ночь. Но это ерунда, главное – он одолел эту кучу раствора. Опять , он должен был доказать… Самому себе.
Врагов он не имел вообще, относились к нему люди хорошо. За покладистость, спокойный характер и безотказность. Считали смешным чудаком. Отдавали должное упорству. «Смотрите, как Сеня борется с жизнью», - как-то привёл его в пример сослуживцам их бородатый начальник. По-русски он говорил плохо, потому и так получилось – «борется с жизнью».
С Лизкой, которая тогда только начала работать в институте, он познакомился будучи уже «условно свободным» от семейных уз. Они подружились, но это были абсолютно приятельские отношения, как будто с младшей сестрёнкой. Они иногда ходили вместе в кино, могли прогулять по городу десяток – другой километров ("спасибо тебе за интересный маршрут") и всегда приходили друг другу на выручку. А как здорово было печатать с ним фотографии! Сеня заказывал время в институтской лаборатории, аккуратно разводил реактивы и приступал к действию. Над каждым кадром он священнодействовал. Настраивал аппаратуру для каждого кадра на пробных полосках бумаги, колдовал. Фотографии получались чёткие, живые. Никто так не умел.
Личная жизнь у каждого была своя, у Лизки ревнивые кавалеры, которых она хороводила по очереди, а у него, Сени, зрелые дамы, сверстницы, «проститутки», как он в шутку объяснял Лизке. Он рассказывал ей различные житейские ситуации, а так же истории из институтского фольклора. Поскольку он был «старожилом» в НИИ, то знал много интересного.
Они разговаривали и спорили на разные темы. От шуток и баек о любовных похождениях и проделках, до разговоров о смысле бытия. Для чего это всё, зачем создан человек? Каждый из нас ищет ответы на эти вопросы…
Он не умел притворяться – восторгался ли или ужасался, всегда делал это неподдельно. Иногда это было очень смешно. Как-то Лизкина группа 31 декабря осталась без праздничного торта, не позаботились заранее. В НИИ была негласная традиция – 31 декабря обычно все работали до обеда, а перед уходом устраивали праздничное чаепитие (обычно с тайно пронесённым через проходную шампанским). К шампанскому и чаю полагался торт. Ребята утром сбросились деньгами и откомандировали Лизку в магазин. Однако в те времена купить хороший торт вперед праздником было непросто. Лизка обошла несколько магазинов и ничего хорошего не нашла, пришлось довольствоваться тем, что было в продаже. Купленный торт оказался ужасно невкусным, мокрым и приторно сладким, его даже жевать было невозможно. Ребята его почти не ели и выбросили в мусорку. Когда Сеня услышал эту историю, он с неподдельным ужасом (это надо было видеть его глаза) охнул:
- Как? Вы выбросили торт на помойку? Надо было его отдать мне!
- Но этот торт был отвратительный.
- Не бывает невкусных тортов, - сокрушённо произнёс Сеня. - Как это можно – выбросить торт?
В зрелом возрасте он увлекся живописью, прямо как Стрикленд из моэмовской повести «Луна и грош»*. Записался учиться в художественную студию. Знакомился с чудаковатыми художниками и художницами. Рисовал он здорово и получал огромное удовольствие от самого процесса. Его рисунки карандашом и тушью Лизке очень нравились. А вот в цвете у них были несогласия, и они подолгу спорили. Сеня увлекался Ван Гогом и другими художниками этого направления. А Лизке нравилась классика, реализм, добротные старые мастера.
- Тебе нравятся фотографии, а не живопись, - спорил он с Лизкой.
- А тебе нравится непонятная мазня, - парировала она.
Иногда они вместе выбирались рисовать на природу. А потом критиковали творения друг друга. Рисовать было безумно интересно. Знакомые художники научили Сеню какой-то технике акварели с использованием обыкновенной губки. Лизке эта мазня не нравилась. Она предпочитала его рисунки пером или карандашом. Скупыми средствами, черно-белым контрастом он передавал настроение, погоду… Католический костёл на горе, деревья и тревожная ветреная погода – эта картина осталась у Лизки на память.
Вырвавшись из семейного плена, он ревностно стал ценить свободу. Стены режимного предприятия его угнетали, он хотел жить не по расписанию, отдыхать и работать не по графику. Одно время он мечтал отправиться куда-то на Кавказ, поработать где-нибудь на плантации, заработать денег, а потом путешествовать по свету. Увы, тогда это было невозможно, люди были привязаны к работе, к режиму, к графику отпусков. А нетрудоустроенного бродягу могли и посчитать тунеядцем и посадить. Это потом всё стало можно. А тогда нет... И Сеня боролся с дисциплиной и режимом втихаря и одерживал маленькие победы. Например, он очень любил воду, любил плавать. Летом он умудрялся выйти с работы на обед и поехать купаться на городской речной пляж. А потом возвращался, естественно, с хорошим опозданием, и бабки - вахтерши почему-то пропускали его через проходную, хотя для прохода не вовремя полагалось специальное разрешение. А потом он допоздна оставался вкалывать после работы (как раз он тогда разрабатывал свой прибор) и сознание того, что он делает это не по режиму, а когда хочет, грело его.
Летом он ездил в Крым, но не на Южный берег, а
