Обратная связь.

пятилетним ребёнком. Глядя на полотно, девочка расплакалась. Неудобно получилось...
Больше мы картину никому не предлагали, но оба чувствовали, она - лучшая! Дорогая. Стоящая. Алик хотел вывести её за рубеж, но я решила отдать полотно в краеведческий музей. Мы написали письмо. Долго ждали ответа. И вот бредём по городу, откуда его дед родом. Дома старые, обветшалые, покосившиеся. Некоторые - заброшенные. Жильцы съехали... Разбежались, рассыпались  по большим и перспективным городам.
Унылый городок. Неужели в умирающем городе существует музей?! Верилось с трудом. Но вскоре мы подошли к строению, на котором красовалась вывеска «Краеведческий музей».
Старинное здание (с парадным подъездом, флигелями). Музею очень много лет. Его открыли после революции, в двадцатом году. Некоторое время он активно просуществовал, а потом - упадок. Второе дыхание музей получил в шестидесятые. Именно тогда дед Алика и передал ему свои полотна.  Затхлому музею он бы их не предложил, мне так думается.
А я... Мне просто необходимо избавиться.
Мы пришли в неурочный час. Но нас ждали. Директор музея (тучная дама с перекинутым  через плечи широким расписным платком «а-ля русский стиль») лично взялась проводить экскурсию. Хвастливо рассказывая про богатый литературный отдел, разместившийся в дальнем отсеке старого флигеля, она словно специально уводила нас от цели (если информация путеводителя по музейным экспонатам достоверна, то картины находятся на втором этаже трехэтажного здания). Потом она завела нас в полуподвальное помещение с тусклым освещением, где нам пришлось ознакомиться с историей города. Просмотрев фотографии, старые, потертые, разного периода времени, я поняла, что город не всегда был обветшалым. Некогда он выглядел достойней, чем сейчас...
- Перестройка сгубила провинциальные городки. - Алла Владимировна, директор музея, тяжело вздохнула и плюхнулась в  кресло с богатой инкрустацией (музейная достопримечательность, между прочим). - Когда-то наш городок славился своими пекарнями. В городе выпекали такой вкусный хлеб, что за ним специально приезжали люди из районного центра, словно у них не было своих пекарен, а ведь были... - Директор счастливо улыбнулась, вспомнив прошлое. - И крендельки. Ой, какие были шикарные крендельки! Вам такие замечательные крендельки и не снились.
Она разговаривала с нами несколько фамильярно. Так вести беседу могут лишь в провинции.  Открыто. Простодушно, без подтекстов.
- А вы, смотрите, смотрите. Там еще открытки есть. Очень большая коллекция открыток. Вам, как художнику, должно быть интересно (ее любопытствующий взгляд оценивал мое замшевое пальто). На старых открытках запечатлен город до революции. В царские времена наш городок был, словно  нарисованный. Правильный и продуманный. Горожане гордились его архитектурными постройками.  Раньше строили хорошо, на века. Не то, что сейчас... Но из старых строений сохранились лишь больница, да наш музей. Две войны пережил город, не шуточное дело!
Я листала открытки. Просматривала фотографии с изображением города. Их города... И видела свой... город, вымышленный! Придуманной мной! Только мной, одной...
- У нас есть архив. Он хранит множество безделушек. По ним можно проследить рассвет и падение русской провинции. Существуют и каталоги, где собраны фотографии картин, некогда украшавших стены нашего музея. Раньше при музее часто организовывались выставки, не то что теперь. - Она умолкла. Заерзала. Раскрыла рот. Собралась духом, и выдала: - Во времена перестройки часть картин пропала... В основном, похитили полотна вашего дедушки, увы... (Не мигая, она уставилась на Алика). Понимаете, разные люди работали при музее в шаткое время, а охраны -  никакой. Пропали лучшие картины.
Вот оно что... Может, развернуться и уйти?
- Но одна, самая достойная! Я сохранила её! Пойдёмте, покажу: «Портрет доктора М. Маршала».
Старый. Седой. Умный. Глаза подвижные. (Как можно было это передать?) За его спиной -  больница. В два этажа. И маленький флигель с красной черепичной крышей. На заднем плане  картины - панорама города. Пряничные домики...
Я сжалась... Даже скуксилась... Алик это заметил.
- Мы зайдем завтра. Моя жена устала с дороги... Простите нас.
Широкие плечи под расписным платком удивленно передернулись.
На улице весна растормошила застывшие чувства. Я взяла его за руку.
- Не оставь меня, - тихо проговорила я. - Со мной что-то не так, - почти простонала.
- Ты напряжена, Белоснежка. Не переживай, я не оставлю тебя. Никогда.
Мы шли через мостик. Неожиданно под ногами зычно хрустнула слегка проломленная дощечка...
- Как ты думаешь, в этом мире допустимы случайности?.. Или все предопределено.... Прописано... Любой штрих. Шорох. Мелочь.  
- Каждое движение прописать невозможно. Нужно быть о-о-чень хорошим мастером, чтобы грамотно отобразить многообразие сложного мира. Думаю, таких живописцев нет. Прости, милая.
- Значит, хоть  что-то... мы совершаем самостоятельно... Нечто совсем незначительное...
- О чём ты, родная?
Впервые Алик сказал мне «родная». Под мостом шумно затрещал лёд. Смогу ли я достоверно передать волнение просыпающейся реки – протяжный, первобытный гул?.. Я знала свою последнюю картину. И ничего не могла изменить... Я - инструмент чужой мысли.
Маленький провинциальный городок был разделён на две половины. Перейдя мост, мы оказались по другую сторону реки, где сохранилось старое здание больницы. И флигель... Мне  захотелось вглядеться в окно, через которое много лет подряд смотрела одинокая стареющая женщина-инвалид...