Расплавленный асфальт.

Настоящая, та, откуда не возвращаются даже бессмертные души. Прошло ещё мгновение или тысячи лет и воды тёмного озера заколыхались, и из них стало выступать что-то. Медленно, почти осторожно из двух концов озера выступало два объекта. С одной стороны нечто бесформенное, светящееся и мудрое. Я каким-то непонятным чутьём осознал – это разум. Чистый разум без воли, без желаний. Думающий, знающий, осознающий, понимающий, не чувствующий. С другой стороны озера поднималось нечто совсем иное – это был зверь. Огромный, покрытый толи шерстью, толи чешуёй, толи тончайшими иглами, с игольчатой гривой, залитыми нефтяной тьмой глазами, с огромными клыками и когтями, с двумя парами крыльев, одна из которых врастала кончиками в передние лапы. Длинный хвост венчала булава из трёх треугольных в разрезе лезвий. Этот Зверь не ведал разума, им двигали лишь инстинкты, слепые, яростные, страстные инстинкты. Спустя миг или вечность светящийся Разум слился с жестоким Зверем. Вспышка. Когда я снова могу видеть, я вижу, как на меня надвигается смеющийся белокурый парень с серо-жёлтыми с зеленью глазами. Он смеётся, бессердечный и ранимый, страстный и холодный, яростный и равнодушный, интуитивный и разумный, расчётливый и безумный, вечно молодой и бесконечно старый.  Он всё ближе. Я растворяюсь в его колючем зрачке. И где-то на краю сознания мелькает – где-то там, в просторах космоса, взрывается огромная звезда, и из её осколков появляется наше Солнце и вокруг него зарождаются планеты – такие знакомые – Меркурий, Венера, Земля….
 


Я попрощался со всеми и поехал домой. Сегодня был спокойный день. Мы просто съездили с Павлом к одному молодому оборотню и рассказали ему, что да как. Он был так любезен, что даже пригласил нас на чай.
Егор сообщил нам, что за удачный месяц нам будет хорошая премия. Мы всем отделом решили это обмыть. Я уставился на проносящийся мимо окна автобуса пейзаж. Я продал свою машину и уже два месяца ездил на автобусе. После ТОГО случая я просто не мог оставаться один на улице. Я вообще стал очень плохо переносить одиночество. Первые две недели я вообще чуть было в монастырь не ушёл. Не мог больше смотреть на мир прежними глазами и выполнять свою работу. Мы с Егором взяли отпуск. Он почти неделю молчал. Вообще. Он видел то же что и я.
Но теперь всё вставало на свои места – человеческий разум, чтобы сохранить себя, забывает то, что не может принять и вместить. Поэтому мы делаем вид, что ничего не произошло, чтобы не сойти с ума и не умереть от самоуничижения. Первые несколько дней я вообще не видел смысла в своём существовании – то же мне, центр мироздания, король зверей – «Человек – звучит гордо!» - какое там – песчинка в пустыни и не больше того. Есть в этом мире то, что не подвластно человеческому разуму, то с чем мы сталкиваемся, каждый день и не видим. Человек рядом в автобусе – откуда вы знаете, что это человек? С чего вы взяли, что у него нет крыльев за спиной или жабр в груди? Или что по ночам он не бегает на четырёх лапах по лесу? Или может он….Тут я прекращаю думать, - слишком ещё свежи воспоминания о тех тёмных водах и серебряном смехе того, для кого нет определений в человеческом языке, ведь когда он родился, на родине человека не было ещё даже инфузории туфельки.
Наша жизнь превращается в прежнее русло – и я проклинаю себя за это, и восхваляю всех богов. Мне и стыдно забывать такое, хоронить в себе такие знания, но и помнить всё это в повседневной жизни было слишком мучительно. Работа, дом, повседневность, быт, - здесь нет места знаниям о вечном. Такова жизнь. Таковы люди. Плохо это или хорошо, решать не нам…
 

Серебристый смех расколол тишину пустыря заросшего полынью. Светленький юноша сидел, наслаждаясь горьким запахом.
- Зачем ты им показал? Тебе снова захотелось поиграть?
- Ну вот, ты и сам всё знаешь.
- Конечно, знаю. В отличие от тебя я разумен.
- Но абсолютно бесчувственен, тебе не понять этого щекочущего ощущения, когда раскрываешь тайну тому, кто её не в силах понять, но так постарается. Это так мило.
- Хм…тут ты прав, мне не понять. Но на то и есть ты.
- Ну да.
Порыв ветра встрепал светлые волосы одинокого юноши на пустыре.