Разящий меч Святослава 5. Балканская война

Потук”).
    А Льва Диакона понесло:

    “Ромеи преследовали их и беспощадно убивали. Рассказывают, будто во время этого наступления [ромеев] погибло восемь тысяч пятьсот скифов”
                  (Там же, с. 71)

    Опять единственное доказательство – туманное “рассказывают”, а наплести можно любой вздор. Но тут брехливого историка разоблачил, сам того не желая, его собрат по перу – Скилица. Он насчитывал всех защитников Преславы “около восьми с половиной тысяч мужей, которые производили военные упражнения” (Иоанн Скилица “О войне с Русью императоров Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия” // Лев Диакон “История”, с. 124-125, М.,1988). Одни и те же цифры, стало быть, оба историка пользовались одним источником, но действовали несогласованно, вот и получился конфуз. Даже, когда, собрав все силы, ромеи всё же ворвались в Преславу, возле царского дворца их встретили “росы, числом свыше семи тысяч” (Лев Диакон “История”, кн. VIII.7, с. 72, М.,1988). Выходит, что в первом сражении русские потери были невелики и атака “бессмертных” лишь позволила ромеям выйти из боя и тем самым избежать разгрома. Если верны утверждения Скилицы, будто бы Цимисхий привёл под Преславу пять тысяч пехотинцев и четыре тысячи всадников, значит, поначалу силы противоборствующих сторон оказались примерно равны, и благодаря этому нападение ромеев на город было успешно отбито. Можно предположить, что гарнизон изначально располагался в укреплениях за городом, а городская крепость составляла центральную ось обороны.
    Русский отряд был всего лишь частью гарнизона Преславы, состоявшего преимущественно из болгар. По утверждению Льва Диакона, войскам Цимисхия противостояло “множество мисян, сражавшихся на стороне врагов против ромеев, виновников нападения на них скифов” (там же). Оригинальная логика: болгары воевали на стороне русов против ромеев из-за того, что ромеи натравили на них русов. Мысль такая глубокая, что её и не видно. А почему бы сразу не признать, что далеко не все болгары поддерживали капитулянтскую политику своего правительства? Болгарская знать отказывалась обучать военному делу соотечественников из простонародья, которым оставалось идти в обучение к русским дружинникам. Конечно, эти дружинники были профессионалами, но сложная обстановка в чужой стране и собственная малочисленность ограничивали их возможности. Подготовили столько ополченцев, сколько смогли. Скилица писал, что ромеи убивали своих противников, “а женщин и детей захватывали в плен”. Стало быть, противниками он считал, прежде всего, местных жителей.
    Болгарский царь Борис II от организации обороны своей столицы самоустранился, и главенство перешло к русскому воеводе. Лев Диакон именовал воеводу – Сфенкел, Скилица – Сфангел или Сфагелл (в рукописях есть разночтения), а как его звали в действительности – один Перун знает. Ну, пусть будет Сфенкел. Так вот, перед Сфенкелом встала очень сложная проблема: первый бой обернулся лишь пробой сил, на следующий день к ромеям “прибыло остальное войско с осадными машинами” (там же, кн. VIII.5, с. 71) и ситуация полностью изменилась. На восьмитысячный отряд теперь наступала тридцатитысячная (как минимум) армия, но главную угрозу представляли боевые машины, противопоставить которым оказалось нечего. При таком огромном перевесе в силах даже бесталанный полководец добьётся успеха. Лев Диакон восторженно вещал:

    “… император Иоанн свернул лагерь, расставил фаланги в несокрушимый боевой порядок и с пением победного гимна устремился на стены, намереваясь первым же приступом взять город. Росы же, подбадриваемые своим военачальником Сфенкелом, который был у скифов третьим по достоинству после Сфендослава, их верховного катархонта, оборонялись за зубцами стен и изо всех сил отражали натиск ромеев, бросая сверху дротики, стрелы и камни. Ромеи же стреляли снизу вверх из камнеметных орудий, забрасывали осажденных тучами камней, стрелами и дротиками”
                  (Там же)

    Скилица подхватил: “Император обратился [к варварам], уговаривая их отказаться от противодействия и спастись от совершенного истребления; они не соглашались сойти со стены. Справедливый гнев наполнил ромеев, и они приступили к осаде” (Иоанн Скилица “О войне с Русью императоров Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия” // Лев Диакон “История”, с. 125, М.,1988). Что характерно, ромеев наполняет “справедливый гнев” только, когда они получают подавляющий перевес в силах, и не раньше. Такая, вот, у них национальная особенность.
    Продавив оборону массой своих войск, ромеи ворвались в город и устроили дикую резню, “перебив бесчисленное множество скифов” (Лев Диакон “История”, кн. VIII.6, с. 72, М., 1988). Правда, Скилица рассказывал несколько иначе:

    “… скифы не заметили, как некоторые из ромеев, беспрепятственно достигнув ворот, открыли их и впустили свое войско”
                (Иоанн Скилица “О войне с Русью императоров Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия” // Лев Диакон “История”, с. 125, М., 1988)

    Версия Скилицы о ротозействе болгарской стражи у ворот выглядит вероятнее, потому что Лев Диакон вопреки недавнему самовосхвалению вдруг сообщил (видно, вычитал где-то), что защитники города заблаговременно укрылись “в окруженном прочной оградой царском дворце, где хранились сокровища мисян; один из входов они оставили открытым” (Лев Диакон “История”, кн. VIII.6, с. 72, М., 1988), так что “бесчисленное множество” убитых ромеями врагов остаются на совести византийского историка.
    Ну-ка, ну-ка, что там лопотал Лев Диакон про “секиру тавров” или Скилица про “обильную добычу” русов? Вот они, болгарские сокровища, лежат себе в царском дворце, дожидаются ромейских мародёров. Русы прошли всю Болгарию и не тронули её богатств, зато всё загребли незваные “освободители”. Ну и кто из них – варвары?
    Сфенкелу как руководителю следовало обратить особое внимание на оборону ворот и то, что случилось, выглядит, как бесспорный просчёт. Но не исключено, что случившееся объясняется элементарной изменой. У городских ворот, по свидетельству Льва Диакона, “был схвачен и приведен к государю вместе с женой и двумя малолетними детьми царь мисян Борис, у которого едва лишь пробивалась рыжая бородка” (там же). Царя Бориса ромеи схватили вне царского дворца, получается, что он сбежал из собственной резиденции, бросив на произвол судьбы и подданных, и государственную казну. Ох, как неслучайно беглый царь оказался возле городских ворот в тот самый момент, как они открылись. Он ещё обладал всей полнотой власти, и люди ему повиновались. Достаточно отдать приказ, и стражники покорно распахнут ворота перед государем. А чтобы его наверняка узнали, Борис предстал перед стражниками в своём царском облачении (по рассказу Скилицы ромеи схватили царя “украшенного знаками царской власти”). И тот факт, что при нём находились жена и дети, без сомнения свидетельствует о намерении горе-правителя бежать из осаждённой столицы до начала штурма, как незадолго до него сбежал Калокир. Непонятно, как он надеялся проскользнуть мимо осаждающих – похоже, что от страха совсем голову потерял. В открывшиеся ворота тут же ввалились толпы ромеев, “которые рассыпались по узким улицам, убивали врагов и грабили их добро”. Только благодаря трусости и вероломству Бориса II ромейские историки смогли похваляться, что, мол, Преслава взята за два дня (там же, кн. VIII.7, с. 72). Никаких благородных подвигов, всего одно примитивное предательство. Хороший же подарочек сделал царь своим подданным на прощание. Царь-предатель. И кому нужно такое трусливое ничтожество? Но Цимисхий постарался выжать из этого случая максимальную пользу для себя:

    “Приняв его, император воздал ему почести, назвал владыкой булгар и заверил, что он явился отомстить за мисян, претерпевших ужасные бедствия от скифов”
                  (Там же, кн. VIII.6, с. 72)

    Ну и врушка этот император – ничего из обещанного он не исполнил, да и не собирался исполнять. Пустая болтовня для саморекламы. Нашёл царёк, кому довериться. После войны Цимисхий сам себе устроил триумф:

    “Он вступил в великий храм божественной Премудрости и, воздав благодарственные молитвы, посвятил Богу первую долю добычи – роскошный мисийский венец, а затем последовал в императорский дворец, ввел туда царя мисян Бориса и приказал ему сложить с себя знаки царского достоинства. Они состояли из тиары, отороченной пурпуром, вышитой золотом и жемчугом, а также из багряницы и красных полусапог. Затем он возвел Бориса в сан магистра”
                  (Там же, кн. IX.12, с. 82-83)

    Обобрал и не подавился. Болгарское государство было ликвидировано, а пленный царь увезён в Константинополь. В 977 году Борису удалось вернуться в Болгарию и там его убили. Предателей нигде не любят.
    Тем временем, ромеи продолжали благочестивую резню, не встречая сопротивления. Но, достигнув царского дворца, они неожиданно натолкнулись на русов, “числом свыше семи тысяч”. Так, судя по численности отряда, тут собрался весь гарнизон за вычетом погибших на стенах (“бесчисленное множество” погибших “скифов” не превышало тысячи человек). Скилица писал про “восемь тысяч храбрейших скифов” (Иоанн Скилица “О войне с Русью императоров Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия” // Лев Диакон “История”, с. 126, М., 1988) и по его версии потери обороняющихся вообще крохотные. Ну да, “восемь тысяч” – это действительно “свыше семи тысяч”. Тогда кого только что убивали и грабили доблестные ромеи? Византийские историки воспевали мародёров, убивавших и грабивших безоружных людей. Великий подвиг. А едва встретили умелых бойцов, как те “убили около полутораста храбрейших воинов” (Лев Диакон “История”, кн. VIII.7, с. 72, М., 1988). Лев Диакон всегда преувеличивал успехи ромеев и преуменьшал их потери. Если он написал про полторы сотни убитых, значит, меньше их быть не могло, скорее уж больше. Теперь понятен замысел русов, когда во дворце, разумеется, по приказу Сфенкела, “один из входов они оставили открытым”. Западня сработала. И возможно, что подобное избиение даже повторилось несколько раз, именно так можно понять описание событий, приведённое у Льва Диакона:

    “… император прискакал во весь опор ко дворцу и приказал своей гвардии всеми силами наступать на врага, но, увидев, что из этого не выйдет ничего хорошего (ведь тавроскифы легко поражали множество воинов, встречая их в узком проходе), он остановил безрассудное устремление ромеев и распорядился со всех сторон бросать во дворец через стены огонь”
                (Там же)

    Русы занимали не один дворец, а внутренний город, состоящий из комплекса зданий, окружённых каменной стеной. Через эту стену по приказу Цимисхия ромеи и стали бросать огонь. Пожар вынудил русов принять открытый бой. “Император послал против них магистра Варду Склира с надежным отрядом. Окружив скифов фалангой храбрейших воинов, Склир вступил в бой” (там же).
    Византийские историки прославляют победу ромеев в этом бою, но, скрипя зубами, вынуждены признать, что Сфенкел со своими людьми все-таки смог вырваться из окружения и уйти к Святославу. Лев Диакон упоминал погибших “мисян” (болгар).