Сказка для Миррор

Город на окраине медленно умирающей  империи
Далеко на горизонте из-за восточного склона холма осторожно показало свой тёпло-золотистый край солнце, тихо и неумолимо гася уже ненужные ночные фонарики-звёзды. Небольшое озерцо, прячущее свою зеркальную гладь за вытянувшейся изумрудной осокой, робко и стыдливо  куталось в остатки жасминового тумана в слабой надежде на пусть и недолгую, но сладкую дрёму. Похожие на нежно-лимонные  фонтанчики,  бьющие из-под земли,  на фоне  густой  пряной травы островками светились  плотные  раскидистые  кусты бархатистой дикой мимозы.  Озорной, порывистый кудрявый ветер мягкой широкой волной пробежал по равнине,  лаская густые малахитовые пряди послушных его воле трав, усыпанных крупными белыми и васильковыми цветками полевых колокольчиков.
Звонко подминая копытами длинные сиреневые тени,  по дороге,  мощённой крупными светлыми тёсаными и хорошо подогнанными друг к другу камнями, на приземистом степном жеребце,  мягко покачиваясь в седле, ехал  всадник,  одетый в лёгкую проклёпанную кожаную броню. Из чехла, притороченного к левой стороне седла,  выглядывал дорогой составной лук со спущенной тетивой. Надетый на голову капюшон и закрывающая нижнюю половину лица полумаска  скрывали личность всадника от любопытных или  случайных   взглядов. Свёрнутый, ещё не успевший выцвести, лёгкий зелёный плащ, небрежно торчащий из-под клапана седельной сумки, контрастно выделялся на фоне сильного округлого гнедого крупа коня.  Приятная утренняя прохлада омывала стройную, статную фигуру воина.  Ухватистые рукоятки  парных мечей,  выступающие  тёмными стремительными росчерками из-за спины, словно высунувшие из травы свои головы  ядовитые змеи,  неслышно предупреждали всех и каждого, что стоит хорошенько подумать, прежде чем нарушать его  одиночество.
Справа и слева от дороги, петлявшей по долине между небольшими холмами, тянулись густо поросшие деревьями и кустарником предгорья северной, большой,  и южной, малой, скалистых гряд, скрытых в быстро тающей рассветной дымке. За предгорьями, казавшимися издалека махровыми,  высились мрачные  и скалистые зубцы гор. Самые высокие из них были, словно стражники, облачены  в искрящиеся на солнце,  зачарованные снежно-ледяные шлемы и  поставлены здесь навечно,  чтобы стеречь тропы, мосты и перевалы, ведущие  к неизведанным землям и спрятанным в них сокровищам. Сыто нагулявшие на севере свою тяжёлую, студёную  ношу, вместе с  рваными, обессиленными  остатками морозных ветров,  прорвавшихся через строй острых, высоких, молчаливых каменных охранников, редкие тучи, вторгшись в  долину, иногда просыпались  рыхлым, похожим на крупную морскую соль, быстро тающим снегом.  C бесконечной радостью местная детвора бросала в это время все свои неисчерпаемые силы  и фантазию на то, чтобы слепить былинного снежного гнома с его затейницей-внучкой. Или сорванцы поднимали тучу брызг, когда стайками начинали носиться за щепками-кораблями, быстро плывущими в ручьях, весело журчащих по стокам-обочинам извилистых   крепостных дорог. Всё это происходило под беззлобное басовитое «а капелла» суровой городской стражи, закованной в металл доспехов и явно скучавшей на постах. По обыкновению же  в растянувшейся между отрогами гор долине, хорошо открытой лишь западному ветру,  дующему с моря Средиземья,  всегда стояла то ли поздняя весна, то ли ранняя осень.
На обочине дороги справа от всадника показался  глубоко врытый в землю, обложенный тяжёлыми камнями деревянный столб с покачивающимся  на слабом ветру, выгоревшим штандартом и указателем с вырезанной на нём  надписью «Гринтаун». Изображённый на штандарте фамильный герб принадлежал  ярлу Арнульву, и всем от мала до велика говорил о том,  что каждый, пересекший незримую черту, теперь находится на территории ярла и будет судим, в случае необходимости, по законам царящим на его благословенной земле.