— Жень, я хочу в туалет! — капризничала Ира.
Из посетительницы психиатрического отделения два дня назад она превратилась в пациентку ортопедии — сотрясение мозга, сложный перелом руки и перелом двух ребер — доктор велел лежать не меньше трех дней, причем, лежать на спине. Сегодня был только второй, а у Ирина уже отлежала себе все бока.
— Надоело! — ныла она. — Зачем мне тут лежать? С переломами сидят дома, забери меня отсюда! Нет у меня никакого сотрясения — меня не тошнит! Между прочим, я и сама медик!
Левакову было трудно смотреть на ее слезы, но доктор-невролог красочно объяснил ему чем чреваты такие травмы, поэтому Женя старался быть твердым. Сказали лежать, значит будем лежать; сказали на спине, значит будем лежать на спине. Ничего страшного — все лежат, все терпят неудобства и ты, милая, потерпи. Условия прекрасные: в палате всего двое больных, Ира и еще одна женщина, лет пятидесяти. Туалет и душ отдельные. Пришлось немного приплатить за такой комфорт, но Леваков заплатил бы в десять раз больше, если бы можно было повернуть время вспять и избавить Ирку от кошмара, который ей пришлось пережить в палате с маньяком.
Что там случилось остается только догадываться. Ворвавшись в палату, полиция без особого труда схватила мужчину, который прятался во встроенном шкафу, но как его раньше не заметили сотрудники отделения — никто, так и не понял. Маньяк безропотно отдался в руки полиции, не сопротивлялся и, вообще, как будто не понимал, что происходит, находился в какой-то прострации, словно был накачан наркотой — скорее всего так оно и было. Может, это был какой-нибудь сатанист — никто в здравом уме не стал бы натягивать на себя такую хламиду, а где он раздобыл столько черепов для своего ужасного ожерелья полицейским придется долго ломать головы и проверять все кладбища в округе на предмет вандализма.
Риту, на которую, собственно и шла основная охота маньяка, увезли на срочную операцию, а Ира сначала оказалась в ортопедическом отделении, после всех манипуляций с гипсованием отметилась в неврологии, прошла все необходимые обследования головы, снова вернулась в ортопедию и теперь изводила капризами.
— Отведи меня в туалет!
Неумолимый Леваков стоял над ней с пластиковым судном в руках. Он и не думал никого стесняться, в отличие от Иры, и хотел помочь ей приподняться, чтобы бережно уложить на пластиковый сосуд.
— Ну, давай, — он ждал и отходить не собирался.
— Я не могу так! — причитала девушка. — Отведи меня в туалет, он же рядом!
— Нельзя, — Женька сурово покачал головой. — Пойдешь сама, когда разрешат.
— Да я здорова! — рявкнула Ира и заморгала: от усилия перед глазами пошли красные круги.
— Вот видишь, — хмыкнул Леваков. — Давай, я жду!
— Блин! — выругалась Ира, отчего-то начисто забыв про французский, который обычно использовала для выражения негативных эмоций.
— Пожалуй, пойду-ка я погуляю, — засобиралась соседка по палате, симпатичная пышная женщина. Нашарив свои костыли, она заковыляла к выходу, у самых дверей обернулась к страдающей Ирине. — А ты не терпи, если не хочешь цистит заработать. Начнется цистит — поставят катетер, а это — то еще удовольствие!
Терпеливый, как ангел, Женька помогал девушке взгромоздиться на судно.
* * *
Рита медленно приходила в себя. В ее сознание упорно пробивался один голос, похожий на… Нет-нет! Умом она понимала, что это ей только кажется, и все же, всем своим существом она тянулась к звукам, ловила каждое слово, хотя разобрать их было трудно, они сливались в один сплошной шум, и невозможно было отделить их друг от друга.
Слова представлялись Рите маленькими букашками, своенравными божьими коровками, которые расползались от нее в разные стороны, а ей, Рите, необходимо было собрать их вместе. Божьи коровки деловито гудели у нее над ухом:
— Вуууу… Вуууу…
Иногда они тихонечко бубнили:
— Бубубубубу…
Разобрать что-нибудь в их сердитом гудении было нельзя, да и вообще, разве можно понять насекомых? Самой себе Рита отвечала, что нет, хотя эти оказались уж очень болтливыми и унимались лишь ненадолго, чтобы загудеть с новой силой.
Сегодня с самого утра божьи коровки кружили над ее кроватью и назойливо трещали маленькими крылышками — эти симпатичные козявки освоили новые звуки и пытались поговорить с Ритой. Они собирались стайкой прямо над ее головой, с силой махали крыльями, овевая девушку теплым воздухом и громко шептались:
— Дрршшжжшммвууишшшш…
Рита честно пыталась с ними договориться, разобрать хоть что-то в их гудении, но попытка более тесного контакта привела к тому, что божьи коровки дружно взлетели под самый потолок, а вместе с собой забрали и свет.
Без света Рита чувствовала себя маленькой горсткой элементарных частиц, распыленных в необозримом пространстве Вселенной. В таком своем состоянии невесомых крошечных атомов она бесцельно летала между искрящимися облаками звездной пыли и постигала необозримые просторы космоса. Пролетая по самому краешку Млечного Пути, она внезапно увидела вдалеке те самые зеркальные галереи, где всего несколько дней назад металась в поисках выхода, которого не было. Сверкающие коридоры были заключены в переливчатом серебряном шаре, перетекающем по безвоздушным дорогам, подобно огромной капле ртути, границы странного мира сияли чистым золотом — у Риты-частицы заломило в висках от ярких вспышек. Она поспешно отскочила в сторонку — пусть катится своей дорогой, не задел бы!
Рита хотела отступить совсем немного, но не рассчитала своей легкости — она же теперь невесомый маленький атом — небольшое усилие отнесло ее к глубокому бездонному колодцу на самом краю Галактики. От колодца исходила враждебная аура, чернота злобно дрожала и пыхтела, выбрасывая из себя грязно-желтые облачка. Здесь-то, Рита-частица и наткнулась на прочный барьер, словно врезалась в стеклянную стену — границу между тем миром и этим.
Зона Приграничья оказалась обитаемой!
Распыленное по космосу сердце Риты забилось часто-часто от восхищения прекрасными созданиями, летающими за прочным непроницаемым барьером, куда элементарным частицам не было хода. Разум Риты, если даже и смог бы собрать себя воедино, не сумел бы идентифицировать этих существ ни с каким другими, известными Рите-человеку. Она залюбовалась непередаваемой красотой гордых существ. Почти на каждом из них сидела наездница. В непонятном волнении Рита-частица замерла, когда одна пара приблизилась к ней почти вплотную: на большом золотистом драконе между костяных пластин в основании его шеи сидела полуобнаженная девушка с монгольским разрезом глаз и обеспокоенно смотрела.
«Это же Галка!» — узнала девушка бесстрашную наездницу.
Золотистый дракон осторожно приблизил к Рите прекрасную голову, увенчанную короной из тонких пластин и аккуратно фыркнул из плоских ноздрей теплым воздухом, заодно осыпав ее золотыми искорками.
«Просыпайся! — встревоженно хмурилась Галка. — Тебе пора проснуться!»
Подруга повелительно махнула кому-то рукой, и элементарную частицу Риту тут же подхватило что-то удивительно мягкое, теплое, уютное, завертело и понесло, как гонит осенний ветер горстку сухих листьев. Покружив девушку в мелькающем хороводе озорных звездочек, что-то мягкое и теплое бережно уложило ее в кровать и укрыло одеялом.
* * *
Рита открыла глаза. Она все еще в больнице, руки свободно шевелились — на этот раз не привязана. Взгляд опустился с угнетающе-белого потолка, скользнул по стенам…
— Леша, — прошептали сухие губы.
Возле кровати на стуле сидел ее Лелик, он спал, уткнувшись лбом в ее колени. Рита хотела позвать его погромче, но смогла только шептать.
— Проснулась! — выдохнул кто-то рядом.
С другой стороны кровати в кресле сидела Ира, рука и плечо у нее были плотно укутаны в гипс. Естественно, рядом обнаружился и Женька, было бы странно, если бы Рита его не увидела. Леваков быстрым шагом вышел из палаты звать врача к больной Шмелевой, которая очнулась, наконец, после трех дней комы. В палату ворвалась медсестра Наташа, уже знакомая Рите.
— Слава Богу! — вознесла молитву пышнотелая медсестра. — Посетители, расходимся по своим отделениям! Сейчас с больной будут работать врачи.
Ира послушно поднялась на ноги, Женя помогал подняться Гусеву, который еле на ногах стоял после операции.
— Леша, — Рита не сводила глаз со своего мужа, по щекам ее катились крупные прозрачные капли. Лелик оглядывался на нее, и Женька мог смело закладывать свои новые кроссовки, на то, что слезы и у Гусева уже недалеко.
— Ритусик, мы придем, — успокаивала Ира. — Сейчас доктор тебя осмотрит, и мы вернемся. Ну не плачь!
Девушка хотела казаться сильной и твердой духом перед измученной подругой, но непроизвольно тоже кривилась в рыданиях. Нервы стали — ни к черту!
— Ну-ну-ну! — зашикала Наташа. Одной рукой она запихивала градусник Рите, другой натягивала манжетку тонометра на руку, глазами следила за показаниями какого-то аппарата, заодно успокаивая пациентку. — А чего сразу плакать-то? Придет твой Леша, никуда не денется, только завтра — сегодня тебе некогда будет! — она выразительно посмотрела на Лешку. — Гусев, ты меня понял?
Тот обреченно кивнул и помрачнел, Ира и Женя терпеливо ждали, когда он найдет в себе силы выйти из палаты. Медсестра вытащила градусник, сняла манжету с Ритиной руки и покачала головой
| Помогли сайту Реклама Праздники |
И приятные мелочи на которые до конца не обращаешь внимания, а автор говорил!))) Это по поводу того кто сядет вместо Ритки. И никаких роялей!