Призрак молодости за хвост не поймаешь

Ресторан «Яръ» жил своей обычной вечерней жизнью, шикарные наряды, вышколиные официанты. Запах дорого парфюма перемешивался с дурманящим запахом не менее дорогих блюд.
За столиком в глубине зала сидела вполне обычная для этого места пара. Дама неопределенного возраста с утиными губками, полными щечками и узкими глазами от постоянных подтяжек. Но руки и шея говорили о том, что их обладательница женщина далеко не первой и даже не второй молодости.
Она крутила в руках бокал с красным вином и смотрела на сидящего напротив молодого мужчину в узких брючках, обтягивающей футболочке и с бородой. Но, несмотря на эту самую бороду, он жеманничал, как девица и строил  глазки.
-Лиличка, лапочка, ты сегодня красива как никогда! – пропел он соловьем и погладил ее руку с массивным перстнем,  она лишь криво улыбнулась в ответ.
-Солнышко, а представляешь, какой чудесный сон мне сегодня приснился! - не унимался ее визави, - будто я катаю тебя на роллс-ройсе Фантом!
-А что, ренджровер тебе уже надоел? – наконец - то отхлебнув вина, спросила Лилия.
-Ну, я думаю, что тебе больше подошел бы Фантом, он такой же, как и ты элегантный!
Женщина почти не слушала то, что ей расписывал гламурный красавчик, вся эта лесть давно уже на нее не действовала. Ей вдруг вспомнился предшественник бородача, тот был совсем другим, никогда ничего не выклянчивал, подарки принимал с достоинством, и ее оставил красиво.
-А еще, я думаю, что помимо песен, мне бы не мешала роль в кино…, - вдруг донесся до ее сознания его писклявый голосок.
Лиля качнула головой, а сама подумала: «Роль клоуна тебе бы подошла. Думает, раз бороду отпустил, то и мужиком может считаться».
Но тут она заметила долгий взгляд невысокой рыжей официантки, смотревший на нее с презрением. От этого взгляда женщине стало не по себе. Она вновь отхлебнула вина.
Да! Она имеет полное право тут сидеть вместе с этим альфонсом, имеет право сверкать золотом и бриллиантами…
А «ее мальчик» вдруг засуетился.
-Эдик, что такое?
-Лиличка, я сейчас вернусь, - и, ничего не объясняя, он нервной походкой отправился через зал.
На душе стало совсем грустно и пусто. Вечер был потерян, как и многие другие в ее жизни. Лиля решила тоже сходить попудрить носик.
Стоя перед зеркалом и поправляя макияж, она вдруг услышала неясные голоса, доносившиеся из-за двери в подсобку, и один ей показался знакомым.
Чтобы  каблуки не стучали по мраморной плитке, Лиля сняла туфли и на цыпочках подошла поближе.
До боли знакомый мужской голос говорил:
-Светик, солнышко, ну, чего ты дуешься? Так надо, ведь без связей себе дорогу не пробьешь. Как только запишу еще пару песен и снимусь у крутого режиссера, дальше все попрет.
-Я устала, Сережа…- всхлипнул в ответ женский голос, - мне тошно смотреть, как ты крутишься перед этой размалеванной старухой. Разве тебе не противны ее силиконовые прелести? Просила же, чтобы ты сюда с ней не приходил…
-Она сама выбрала ресторан, - оправдывался красавчик, - что я мог поделать? Не сердись, ты же знаешь, что я люблю только тебя, а она наш билет в светлое будущее. Я когда к ней прикасаюсь, о тебе думаю, тебя перед глазами представляю…
Лиля была готова поклясться, что это голос Эдика, но женщина назвала его Сережей. Она уже хотела было вернуться к столику, как вспомнила взгляд рыжей официантки.
«Открою дверь и проверю, чтобы в догадках не теряться. Если не он, то уйду со спокойной душой»
С этими мыслями она распахнула дверь подсобки, за которой Эдик сладко целовал рыжую официантку.
-Тааак, - протянула Лиля, - Эдик или Сережа? Да без разницы! Ты свой билет потерял! Можешь поезду ручкой помахать.
И она, подхватив туфли, собралась уйти, как услышала в спину слова альфонса:
-Провались, кошка драная, ты скоро даже с бабками никому не нужна будешь, а я талант!
Лиля плавно развернулась:
-Талант говоришь? – и со всего размаху нанесла обидчику удар между глаз.
Официантка взвизгнула: «Сережа!» и сорвала с себя передник, чтобы унять кровь, фонтаном брызнувшую из носа.
А мадам спокойно осмотрела перстень, не повредился ли камень и пробормотала: «А руки-то помнят». Этому удару ее научил старший брат, когда она девочкой-подростком работала с ним в видеосалоне, а потом на рынке.
-Дрянь… Сволочь… - цедил ее обидчик, прижимая к разбитому носу  белый фартук и даже не пытаясь подняться на ноги, - Мумия силиконовая, только и есть, что бабло…
Она только вопросительно подняла бровь:
-Все сказал? А теперь послушай меня, мальчик, перед тобой теперь не откроется ни одна дверь. А если ты реально веришь, что твое блеяние без аранжировки можно назвать голосом, то ты себе льстишь.
У двери она еще раз обернулась:
-Да,  чуть не забыла,  чтобы ренджровер завтра стоял под моими окнами, ключи Павлику отдашь, - и спокойно вернулась в зал.
Заливать обиды и неудачи вином было не в ее стиле, вместо коньяка или виски Лиля предпочитала кофе по-турецки, она взбадривало и не туманило мозг.
Вот и сейчас, еще одна чашка дымилась на туалетном столике, а она слой за слоем снимала с себя макияж, который уже давно больше напоминал сценический грим.
Наконец из безжалостного зеркала на нее взглянуло ОНО. Женщина подняла глаза на фотографию в рамке, где стояла рядом с сыном, когда тот получил свой Оксфордский диплом и ничего общего не нашла между своим лицом на фото и отражением в зеркале.
В уголках глаз появились слезы, но она даже и не думала их вытирать. Тот мальчик прав, она превратилась в дряхлую силиконовую мумию и почти потеряла себя.
Думала ли она, что станет такой? Нет…
Лиля не была золотым ребенком из норковых пеленок, папа – инженер, мама учитель, а родной дом – это маленькая двухкомнатная квартирка на пятом этаже в хрущевке.
Но им со старшим братом очень хотелось комфорта, дорогих шмоток и всех тех благ, что дают деньги. И их первые заработки были шальными, и время их молодости было таким же: видеосалоны, рынки, братва и все это под песни «Миража» и «Ласкового мая».
Родители считали Толика чуть ли не пропащим и давно махнули рукой, мол живи, как знаешь, а вот Лиличка была их надеждой. Умница, отличница, комсомолка. Когда маме рассказали, что ее девочка трется на рынке в черной кожанке и с сигаретой, и одним четким ударом может уложить здорового мужика, то с мамой случился сердечный приступ, а Лиля отправилась жить к  Толику и его закадычному другу Женьке, которого любила чуть ли ни с садика. Она была их мозгом, генератором идей, бухгалтером, носом чуяла дело, сулящее прибыль.
Они быстро шли в гору, остепенились, стали бизнесменами, Лиля вышла замуж за своего Женечку, и когда ничего не предвещало беды и, казалось, разборки ушли в прошлое, но ее брата убили, а спустя пару лет сердечный приступ унес мужа.
Дела остались в ее ловких руках. Лиля владела всем, что может принести прибыль, и продавала то, что переставало быть доходным.
Ей казалось, что второй брак тоже складывается неплохо, Артем звезд с неба не хватал, но был неплохим адвокатом, а потом просто собрал вещи и ушел к двадцатилетней стюардессе, бросив на прощание: «Не сердись, но молодость не вернешь».
Эта фраза перевернула ее сознание. Она решила доказать Артему, себе, всему миру, что все еще прекрасна и стала чужой самой себе. Пластика за пластикой: грудь, ягодица, губы, щеки, плюс вечеринки, презентации и молодые мальчики. Она себя тешила, что помогает юным талантам, но вот только на самом деле талант был всего у одного.
Отражение в зеркале вызывало у нее отвращение, Лиля схватила флакон духов и запустила в него так, что гладкая поверхность разлетелась на осколки.
Она вспомнила, как сын, живущий в Лондоне, в последнюю их встречу сказал: «Мама, призрак молодости за хвост не поймаешь… Я тебя люблю, но с трудом вижу за мишурой… Папе бы это не понравилось… И жить можно по другому. В мире столько интересного, мир – это не только пляж на Мальдивах и бутики в Париже и Милане».
Он прав, сотню, тысячу раз прав.
Она судорожно схватила телефон и набрала номер. Наконец длинные гудки сменились сонным голосом:
-Лиля, ты видишь сколько времени?
-Лаврик, не сердись. Мне так плохо… Даже не представляешь… Этот щенок за моей спиной во всю крутил с официанткой… А ты помнишь, где я его подобрала?
-Лиличка, я все понимаю, но ты, наверное, забыла, что я пластический хирург, а не психолог.
-Не забыла, я поэтому и звоню.
-И что? Ты хочешь новые губы в 4 утра?
-Не надо так, - ее голос был очень тихим, - наоборот. Можно все это убрать, весь силикон и ботекс? Хочу собой стать.
-Где была раньше твоя умная голова? - смягчились на том конце провода, - Помнишь, я тебе говорил, ради нашей долгой дружбы просил: «Лиля, не надо!». А что ты мне отвечала?:«Лаврик, я заново жить начинаю! Я так хочу!». А ведь ты из тех, у кого была бы красивая старость, ты не склонна к полноте, у тебя прекрасная кожа. А хорошие косметические процедуры, питание сохранили бы тебя красоткой почти до 100 лет! А пластика на здоровье не лучшим образом сказывается, да и сердце у тебя стало барахлить..
-Я только теперь поняла, Лаврик. Так может быть, а?
-Ладно, приезжай. Посмотрим.