Кранец

      Курсанты военно-морского училища занимаются греблей на шестивесельных ялах. «Репетицию» - так до 1917 года называли занятие по морской практике, ведет преподаватель, недавний лихой командир эсминца капитан 2 ранга. Недавний герой морских просторов с лицом, помеченным ранними морщинами, свидетелями не возраста, а корабельной службы уверен в себе. Голос охрипший, командирский. Тело решительно повернуто в сторону курсантов. Серьезный, будто священник, раздающий причастие, преподаватель занятие начинает с вопроса:
    - Что главное в шлюпочной практике? - курсанты молчат медузой. - В морском деле главное не болтать и не пер… - капитан второго ранга хочет сказать соленое словцо, но, глядя в нежные души салаг, передумывает и говорит более мягко, - не пускать «пуки» в шлюпке! - собрав в куриную гузку брови, добавляет. - Шлюпочная практика существует не для того чтобы согреться, а сделать из вас настоящих мужчин! Это вам не сигареты в подворотне «стрелять», а Родину защищать!
    Курсачи только начинают вникать в перлы «флотолюбца», как звучит команда:
    - Уключины вставить, ешь вашу тещу! - преподаватель, звеня помытыми зубами, торопит курсантов. - Пошевеливайтесь, бакланы! Лучше двадцать раз вспотеть, чем один раз покрыться инеем!
    Команда офицера кусает гребцов за задницы. Уверенные слова начинают волнами разноситься по акватории бухты, застревая в пляжных грибках. Курсанты на «баночках», по сухопутному - на лавках яла начинают суетиться как бритая вша на сковородке.
    Они разбирают загорелые весла лежащие вдоль бортов. Ребята, ставя их перпендикулярно к палубе яла, стараются быстро выполнить команду, иначе можно попасть под «горячую руку» преподавателя. Весло вам не ложка, здесь нужна сила и сноровка, так как вальки весел залиты свинцом, а рукояти отполированы наждаком.
    - Весла на воду, беременные каракатицы! - громко звучит очередная команда «маремана» от которой вздрагивает флюгарка на корме яла. - Не зевать, черти полосатые! Навались! - отраженное от морской глади эхо начинает метаться по бухте, как черноморский дельфин.
    В уключину весло ставится тем местом, где веретено охвачено кожей, запах которой потом сопровождает курсантов при гребле. Три пары весел одновременно берут гребок. Флибустьеры начинают лохматить воду, что бы сдвинуть с «мертвой точки» тяжелую лодочную посудину.
     Дело это не простое. Вся нагрузка ложится на правого и левого гребца, жилистых ребят небольшого роста. Загребные должны задать начальный ритм гребле, поэтому их подбирают тщательно. Зато, когда ял наберет ход, им можно будет немножко «сачкануть». Скорость «на ходу» поддерживают баковые гребцы.
    Оба загребных, упершись ногами в пах яла, как и их товарищи в полосатых тельняшках и белых робах, сидят попарно на «баночке» лицом к преподавателю и командиру отделения, которые расположились на кормовой транцевой доске шлюпки.
      У каждого курсанта одна рука на вальке, другая - обхватила рукоять. В дугу сгибаются весла как на старинных галерах. Не хватает только профоса со свинцовой нагайкой - палача древних времен, который стегал бы моряков по их загорелым спинам.
    - Два-а-а… Раз! Два-а-а… Раз! Два-а-а… Раз! - в такт гребле командует курсантам Фарватер. - Я вас научу по морям ходить и родину - мать нашу любить!
      Старый ял времен Очакова, барахтаясь в воде, словно беременный кашалот толчками начинает потихонечку набирать «обороты». Загребные на корме, наваливаясь изо всех сил на весла, откидывают свои тела вперед, чтобы сильнее сделать гребок и задать ритм гребле.  Они знают, что при команде «Раз!» нужно сделать так, чтобы лопасть весла выскакивала из воды горизонтально. В этом деле главное замах весла делать как можно дальше за спину, не забывая держать перо весла вертикально к воде. Глубокое погружение весла в воду тоже плохо, можно поймать «щуку».
     Изнутри ял прошит шпангоутами, напоминающими ребра скелета, поэтому килевая часть похожа на рыбий спинной хребет. Шлюпка покрашена в излюбленную моряками серую бортовую краску. На дне размещены «рыбины» - деревянные настилы, в которые ногами упираются курсанты. Старшина, сидящий на кормовой баночке от значимости выгибает грудь и надувает слюнями щеки. Глядя на него, понимаешь, что альбатроса видно по полету, а доброго моряка-молодца по соплям! Он на корме уже укачался и готов «разговаривать с ихтиандром», то есть попросту блевать.
     В носу яла с серьезной мордой лица в виде сковороды расположился впередсмотрящий по имени Валера. Остальные потеют на веслах. Работа, скажу вам, не для слабосильных мужиков. При гребле, как раз можно почувствовать, хорошо ли у тебя завязан пупок, есть ли у тебя мужской характер и или нет.
    - Навались! - гребцы с возбужденным видом, «рвут» пупки, выгребая против невидимого прибрежного течения.- Право на борт! Левый борт табань! Так держать, беременные мокрицы! По курсу не рыскать! Это вам не из кабака возвращаться!
    Тишина, наотмашь бьет по ушам. Слышны сопения курсантов и ласковый плеск воды о лопасти весел. Чувствуются запахи водорослей и мата, сплетенного из пенькового троса. Начинается настоящая проверка на выносливость и характер курсантов. Моряк без характера, что хлеб без соли.
      Ял начинает, как пиратская каравелла отмерять море кабельтов за кабельтовым. Часто моряков упрекают, что мы вместо километров используем меру длины - милю, равную 1852 метрам, а милю делим на десять кабельтовых. Почему?
    Да очень просто: меридианы от экватора до полюса разделены на 90 градусов, каждый градус на 60 минут. Величина одной минуты меридиана как раз и составляет милю. Для навигации все четко и просто, как в букваре.
    - Шабаш! Суши весла! - звучит команда офицера для прекращения гребли и уборке весел в шлюпку. - Рангоут поставить!
    Слово «рангоут» означает «круглое дерево», то есть мачты и реи. Курсанты вынимают трехметровые весла из уключин, убирают их вдоль борта и начинают ставить мачту и разворачивать парус яла.
    - Не спать! Ядрена корень! - опять орет офицер в рупор на ухо одному из загребных гребцов, немножко зазевавшемуся при выполнении команды. - Это вам не в носу напильником ковырять, а выполнять морские эволюции!
      Это верно. Соображать здесь надо как никогда. Гребцы левого борта должны взять под левую руку рангоут. Правой рукой - охватить мачту, которая до этого мирно «спит» в чехле в середине яла. Устанавливать рангоут надо по часовой стрелке, да так чтобы мачта с первого раза вошла в степс, который необходимо прихватить к банке скобою нагеля. Адский труд, когда на ветру жесткая парусина не слушается рук, сдирает ладони до крови, а вовремя не натянутые шкаторины бьют по лицу, будто боцманские линьки времен покорения Крыма.
    - На фалах! Паруса поднять! Не спать! - командует Фарватер и тут же нетерпеливо добавляет с солью. - Выбрать фалы, ядрена каракатица! Осади галсы! - орет Фарватер другому баковому. - Шкоты держи! Не хлопай ушами по парусу!
    Белый парус, подхваченный ветром, резко надувается и становится упругим как грудь молодой женщины. Старшина шлюпки  вовремя убирает флаг с кормы. Все сползают с баночек на днище яла на «рыбины». Лишь узкий планширь  отделяет лица ребят от синей морской воды. Неожиданно оглушительная тишина забивает уши. Все начинают ощущать нечто большое и сильное, что трудно даже описать. Море не вне, а в душах парней! 
    Это состояние, наполненное теплом и светом, заставляет шептать о любви к жизни даже военные билеты в робах у курсантов. Ял, как чудесное видение, плывущее не по воде, а по воздуху лихо «забрав» ветер в парус, с наклоном плавно скользит по «седой равнине моря» как большой лебедь с белыми крыльями. Он еще недалеко от берега, но идет все дальше и дальше, навстречу горизонту, туда, где море и небо сливаются в синюю бесконечность.
    - Эй, портянщики! На шкотах не зевать! - звучит с гордым видом петуха, снесшего только что яйцо, очередное распоряжение волевого капитана 2 ранга. - На баке! Впередсмотрящий! Доложить обстановку по курсу!
    Наступает время работы для впередсмотрящего по имени Валера, так как из-за поднятого развернутого во всю ширь паруса с кормы яла преподавателю не видно, что происходит впереди.
    - Есть доложить обстановку! - репетует парень. - Прямо по курсу веха! - докладывает он, выглядывая из-за планширя форштевня яла как из окопа на передовой.
    - Не слышу командного голоса! Громче надо поворачивать голову! Командовать надо так, чтобы мертвого поднять, а резонанс от команды бил бы не в бровь, а в глаз! - учит мореход салагу. - Какая веха? Доложить!
    Парень начинает усердно думать. Старается усердно вспомнить теорию кораблевождения, перебирая в памяти перечень «сложных» морских навигационных объектов.
    - Остовая! - вспомнив о восточной вешке, уже громче и уверенней докладывает офицеру курсант.
    - Дистанция?- снова строго звучит вопрос преподавателя.
    Валера опять начинает напрягать мозги, от которых начинает идти пар как из-под котлов парохода. По виду харизмы парня видно, что он как писал Пушкин, начинает алгеброй проверять гармонию жизни. Пауза затягивается.
      На берегу красивой бухты кирпичного цвета девушки с радостью машут военным курсантам руками. Правильно говорят, на воду, огонь и работу, которую делает другой можно смотреть бесконечно. За бортом стоит чудесная погода, только слышно, как старшина хлопает своими ушами по корме яла.
    - Ну же, чертеняга, долго я ждать буду, когда ты родишь? - ругается и торопит решительный Фарватер. - Долго ты еще будешь корчить умную рожу? Пора уже руку набить, иначе морская служба набьет тебе морду!
    - Дистанция… Дистанция… - мельтешит впередсмотрящий и выдыхает. - Два метра!
    Через секунду ял, не успев отвернуть, сносит под «корень» черный конус основанием вниз железного буя зюйдовой вехи!!! Это значит, южной вешки, после чего начинается лечение молодого баклана от глистов.
    - Впередсмотрящий, ты очертенел что ли? В рот тебе грабли! - преподаватель не на шутку взбешен. - Разуй глаза, зелень подкильная! Еще раз повториться - выкину из шлюпки без спасательного жилета на корм крабам! Смотри, я, где нормальный, а где и беспощадный! - лицо капитана 2 ранга еще больше портвенеет.
    Вольный ветер опять наполняет паруса. Ял начинает набирать скорость, разрезая собою воду и оставлять за собой волнистый след. Волны как стежки сразу стараются заштопать рану, образовавшуюся на морской глади. Буруны стеной начинают яростно нападать на форштевень яла и рассыпаться широкой белой пенной бахромой в виде крема для бритья. Чайки и альбатросы грудью вперед, падают в воду, но, не коснувшись крылом поверхности, взмывают вверх с мелкой рыбешкой в растоптанном клюве.
    Море не любить нельзя. Оно, дающее человеку свободу, бескрайне - плыви, куда задумаешь, тони, где захочешь, никто слова тебе не скажет. Всегда разное, каждую минуту не похожее на себя, помогает понять самих себя, как никакие сказанные слова. Правильно писал Виктор Конецкий - последний романтик моря: «Мы когда-то вылезли на свет божий из соленой купели, ибо жизнь началась в море. И теперь мы не можем жить без нее. Только теперь