Кирилл с экзальтированной активностью готовился отметить двадцать второй год рождения Лизы на фазенде родителей, пригласив весь её курс - готовил сюрприз. Он воспринимал их романтические отношения расцветающими, как и многим из окружения казалось, что они набирая обороты, уверенно вели к свадьбе, но… Но сама девушка всё ещё никак не могла определить статус, на её взгляд, сложных и противоречивых взаимоотношений.
Нет, привлекательный молодой человек волновал девичье сердце, но неотвязно преследовала и портила все ощущения, какая-то легкая горечь, исходящая от тени его отца, а если точнее, занимаемой им должности.
Егор Нестерович — ректор медицинской академии, где они и обучались вместе: Кирилл уже заканчивал, а Лизе оставался ещё год. Их отношения приобретали эмоционально чувственную насыщенность, становясь все более устойчивыми, как могло казаться со стороны, но внутри... внутри въедливее напоминала о себе тупиковая ситуация. Молодой человек жил мечтой поразить воображение любимой и, разумеется, её друзей, предстоящим празднеством на бирюзовых озёрах, коих в этих благодатных краях невероятное множество.
Курорт Боровое величают второй Швейцарией: гармоничное соединение гор, хвойного леса и прозрачных озёр творит неповторимую красоту природных ландшафтов, а особый лечебный климат, притягивает всех жаждущих вдохнуть настоящего свежего воздуха. Он здесь по-особому хорош, словно перенасыщен благоуханием степных трав и хвойного леса, а ясных, солнечных дней в этом месте не меньше, чем в Сочи. Кирилл не понимал отдыха в палатках, когда имелась привилегированная возможность заказать Шале, но о том, что она была лишь у него из всей компании, как-то не задумывался.
Перед самым днем рождения, он патетически объявил, что их ждет достойное место, где они вместе с друзьями могут на высшем уровне провести время и отметить день рождения, но Лиза оборвала его в самом начале полёта, неожиданно заявив, что уезжает в служебную командировку. Сославшись на приглашение практикующих студентов выездной вирусологической лабораторией по профилактической вакцинации населения. Он ничего не мог понять…
Хотя, догадывался, чья разрушительная мощь нанесла вред отношениям. Досадная интрижка… Кириллу не хотелось отпускать на свободу, как ему показалась, внезапно ускользающую Лизу, боясь потерять. К тому же она сделала холодящее предложение, пока оставаться только хорошими друзьями, но, если его не устраивает такой статус отношений, то готова была испариться из его жизни навечно.
– Почему?! Не понимаю, Лиза! По-че-му?!
– Не знаю! Поверь, не знаю! Вероятно, пока не может быть иначе… так будет правильно. Кто-то сказал однажды, что невозможно начинать новую жизнь в сгоревшем дотла доме, но у меня на сей счёт иное мнение: не только можно, но и, вопреки всему - нужно. Для этого только надо сильно хотеть и верить, но вот моя вера в тебя пошатнулась, не успев даже набрать высоту. К тому же, Кирилл, ты проживаешь в вечных измышлениях, фантазиях, не подкрепляя их поступками, а все твои стремления сводятся к благу, исходящему от должности отца, но я привыкла во всём полагаться на свои силы. Понимаешь? И я не могу утерять этот драгоценный иммунитет. Однажды уже имела неосторожность слегка расслабиться, доверившись тебе, но тут же получила удар ложью под дых. Было бы неосмотрительно глупо развращать тебя и дальше своим доверием.
– Но, Лиза, я уже стоял перед тобой на коленях, выклянчивая помилование. Перебрал... с кем не бывает? Твоя близкая подруга давно домогалась моего расположения, и... Ты же видела, что я был слегка пьян, а она этим воспользовалась и полезла целовать меня, а больше ничего и не было. Я, я ее пытался оттолкнуть, но она вцепилась как клещ, а тут ты…
– Вот и замечательно, что она оказалась такая настойчивая… добилась-таки. Давай мы эту беседу перенесём, - твердым жестом прервала оправдательный монолог. -Приятели, хорошо? — Лиза дружелюбно коснулась плеча Кирилла.
– Нет! — горячо запротестовал он. – Никогда! Это нестерпимо! Как это можно оставаться друзьями, когда всеми фибрами растворился в тебе, пророс длиннющими корнями! Невозможно вырастить фруктовый садик на лаве застывшей, исторгнутой вулканом чувств, — купался в излюбленной им патетике. – Значит, ты меня никогда и не любила, так как я, а потому способна рассуждать так безжалостно и категорично. Что-то подобное возможно после незначительного беглого флирта, интрижек, но в нашем случае, это получится уже циничная безнадёжная фальшь. Я не собираюсь свою искреннюю любовь марать лживой дружбой. Ей богу не понимаю, что во мне не так, мешая любить? Неужели эта незначительная интрижка сравнима с тем, какая нас ждала впереди перспектива? Если это так, тогда… прощай!
– Ах, Кирюха, Кирюха! Ничего-то ты не понял. Перспективу надо заслужить самому, а твой отец не вечен. Ну, что же? Прощай, так прощай! Хотя, я остаюсь твоим другом, — улыбнулась девушка, – вдруг сгожусь.
Лиза...
Несмотря на свой молодой возраст – двадцать два года, она показала себя уже опытным лаборантом и компетентной операционной сестрой. Рано оставшись без родителей, уже с первого курса, непрерывно подрабатывала, и училась полагаться лишь на себя, помогая еще и бабушке, с которой жила. В этом году лишилась и её - единственно дорогого человека.
Началось всё с того, что отчаянно желала поддержать умирающую маму и других с таким страшным диагнозом, но позже поняла – это дело её жизни. Через год после смерти мамы ушёл отец… Погиб на стройке, руководимой им. В больнице не гнушалась никакой работы, и своим отношением к больным всякий раз подтверждала сама себе, что верно избрала профессию.
Когда сестричка появлялась в больничной палате, её неизменно старались чем-то угостить, вручить маленький знак внимания. Девушка поразительно напоминала солнечный зайчик, бегающий по сумрачным, угнетенными болезнями лицам, своим лёгким прикосновением и теплым взглядом, вызволяя души из студёного заточения, отогревала и вселяла, непостижимо, откуда, взявшуюся надежду. В её присутствии, как в дикой природе, под лёгкий морской ветерок в ритме блюза, о чём-то распевали нежные волны – воцарялось душевное равновесие.
Так и на сей раз, в силу светлой натуры, на неё были возложены служебные обязанности, делать прививки лежачим больным и тем, кто волею судеб, оказался прикован к коляскам. К одному из таких, главврач местной больницы, попросила Лизу съездить домой, объяснив, что обычно он и сам мог приезжать в коляске, но сейчас все дороги были размыты непрекращающимся безостановочным дождём, да так, что свободно не то что подъехать, но и подойти было бы затруднительно при любом желании.
Главный врач местной больницы, где они разместились со своей лабораторией на месяц, невыразительная дама с опущенными плечами, и безразличным лицом, как у рыбы, которая вялится сутками на солнце, сопроводила её отбытие беглым бурчанием:
– Только имейте в виду, характер у Валентина Юрьевича довольно крутой. Он не уважает фифочек. Вы уж постарайтесь строже себя с ним вести, — делая наставления, красноречиво оглядывала точёную фигурку в слегка обтягивающих джинсах, ещё больше подчёркивающих стройный стан.
Лиза недоуменно пожала плечами, не понимая, какое это отношение имеет к прививке, а тем более к ней… Ей не нравилось, когда вешали ярлыки. Предпочитала сама разбираться в том, кто есть кто, чем дышит, и как к этому относиться.
«Графские развалины»
Возле свежевыкрашенной калитки спиной к подошедшей девушке, в инвалидной коляске сидел мужчина и красил деревянный забор из штакетника. Окинув беглым взглядом небольшой дом, Лиза была удивлена чистоте и, какой -то даже – своеобразной красоте. Непривычно аккуратно пострижены кустарники шиповника, фруктовые, хвойные деревья… Она осмотрелась по сторонам, пытаясь заглянуть в другие дворы, но ничего похожего не заметила. Отовсюду, из-за пожухлых, полуразвалившихся — невысоких заборов, торчали беззубые заржавленные пустые бочки, валялись беспорядочно разбросанные сырые дрова, а здесь, словно была своя культура существования в пространстве… Не успев ещё лично познакомиться, этот человек сумел уже чем-то зародить в душе уважение.
– Здравствуйте, Валентин Юрьевич! – обратилась она с тёплой интонацией к мужчине.
Мужчина не спеша обтёр тряпкой кисть и положил в банку с водой, где находились её остальные подруги. Неторопливо развернул инвалидную коляску и вонзил в Лизу свои пронзительно васильковые глаза. Девушка даже отшатнулась. Словно брызги прозрачно лазоревого неба облили её сияющим дождём. Мужественное лицо, от непрерывного нахождения на дворе, источало блеск жареных каштанов. Лиза неподвижно стояла, как заворожённая, насквозь пронзённая необъяснимым смятением, незнакомым ранее.
– Здравствуйте, милая барышня! А откуда вы знаете, как меня зовут? Происки сердобольных соседей сориентировали на местности, сообщив мои знаки отличия, мол, графская развалина в инвалидном авто – это и есть тот, кто вам нужен, — с горьким сарказмом встретил незнакомку владелец красивого двора.
– Напрасно вы так. Никто и ничего мне о вас не сообщал и тем более не ориентировал, как выразились, на местности. Знаете, пока вы были повёрнуты ко мне спиной и хранили молчание, выглядели намного симпатичней и мужественней. Вам идёт помалкивать. Так, несложно наживать себе недругов. Едва лишь раскрываете рот, как стремительно теряете обаяние. Я медсестра. И пришла, чтобы сделать вам профилактическую прививку. Вы, вероятно, слышали о том, что...
– Слышали, слышали, – перебил её. – Фельдшер, замещающая главного врача — моя соседка, — нахмурившись, буркнул мужчина. – А вам что, моё скромное обаяние прямо-таки необходимо, чтобы прививка вышла на славу? Без тяжёлых осложнений, так сказать, — съязвил он, с уже любопытной интонацией, задержав взгляд на Лизе больше положенного, пронзая насквозь. А что касается врагов, так я люблю своих недругов порой больше, чем, так называемых товарищей.
– Нет, конечно, не имеет... Простите, если вас оскорбила. Как правило, я этого не допускаю. Не понимаю, почему так вышло… Давайте начнём. Где можно помыть руки?
Мужчина в полном молчании развернул коляску и покатил к дому. Во дворе Лиза обратила внимание на интересный резной столик: «Вероятно, сам мастерил», — промелькнула мысль. На нём были разложены замысловатые шахматы в виде, каких-то
«Кто придумал, что время лечит?!
Оно даже не подлечивает,
слегка прикрывая прозрачным покрывалом
новых всплесков ощущений, разрушений…
И когда оно вдруг соскальзывает иногда,
зацепившись за что-то, эта повязка слетает,
и свежий воздух попадает в рану,
даря ей новую боль… и новую жизнь…
Время — плохой доктор…
Заставляет забыть о боли старых ран, нанося все новые и новые…
Так и ползем по жизни, как ее израненные солдаты…
И с каждым годом на душе все растет и растет
количество плохо наложенных повязок…»
Эрих Мария Ремарк
Спасибо!!!