Её перчатка

  «Я торопливо собираю чемодан, постоянно поглядывая на часы, висящие на обшарпанной пожелтевшей стене. Кто знает, зачем убегаю из дома, где теперь обязана жить. 
- Вперёд,– шепчет ветер, проскользнувший внутрь.
  Шорох за дверью заставляет остановиться. В ушах звенит, туман, застилавший глаза, рассеивается, и я застываю со старой рубахой в руках. Она незамедлительно летит в сторону постели, а я оседаю и сдерживаю звучные всхлипы. 
- Так нельзя, – всё шепчет этот проклятый ветер. - Давай, пора пришла!
- Нет, – как-то обречённо звучит голос, и я машинально прикасаюсь к горлу, но отдёргиваю руку.
  Отворённое окно стало темнее, а вид на старый собор внушает сильнейший ужас, нежели прежде. И пусть это не средневековье, не время романтизма, но именно этот ужас так присущий готическому стилю вынуждает меня прикрыть глаза в надежде, что я всё ещё сплю. Но нет.
  Этринский собор, расположенный на окраине пригорода, почти разрушен действительностью, а в западной стороне, ранее аккуратное кладбище, нынче в руинах, заросшее древней травой, не выводимой ни при каких обстоятельствах.  Мне доводилось бывать там неисчислимое количество раз, и каждый мой поход открывает новую черту приветствия погоста. 
  Стоит ступить на землю забытую, как вдруг свистит неоткуда взявшийся ветер, трава колышется, и мучительно скрипят ветви старого дерева, грозясь сломаться под тяжестью лет. Ещё шаг. Еле слышное шипение в траве заставляет осматриваться по сторонам в поисках гадюки, норовящей напасть, и пока двигаешься вперёд, старая колокольня приветствует скрипучим звоном, который будто какая-нибудь мелодия гибельно отзывается в ушах. 
  Звук падающего тела заставляет отвлечься и вздрогнуть. Ещё одна несчастная птица. Зачем согласилась воротиться?!
  Дыхание затрудняется, руки сами тянутся к вещам ещё не сложенным в старомодный чемоданчик. Кажется, что в груди сердце вот-вот издаст мучительный последний удар и обретёт покой. Снова смотрю на грузное небо и застываю, не прекращая всхлипы. 
  Тихонько выхожу во внутренний дворик, вроде, как и ухоженный, и обставленный в привычном стиле, но цветы, они пугают своим блеклым цветом. Мясистые зелёные чашечки скрывают тусклые цветы в тени и не распространяют запаха. Эти соцветия из колокольчиков должны были умереть несколько лет назад, но они цветут и сегодня. Всё в этом саду проклято. Ветер. Фальшивое солнце. Звери. Почва. Всё пропитано ядом.  
  Стук по железной калитке выводит из ступора. Наконец! Она здесь. Но что делать? Как быть, если ты не можешь ни о чем поведать человеку, который стал за пару месяцев роднее одиночества, преследующего тебе на протяжении нескольких лет, который стал ближе семьи?
  Она величавой поступью следует ко мне. Глаза её при этом полны того желанного тепла, той искры глубокой насмешки и страха, прикрыты мнимой холодностью с капелькой сожаления, которые я так люблю. Чувства мои непонятны, а её уж давно ясны. Она всё также ранит меня своим появлением в той же мере, как и избегает. Эти морщинки. Несмотря на всё они не отталкивают, напротив я тянусь к этому, глубокие слова уже и мне не нужны. Я понимаю это молчание. Я уверенна. Но она жалеет. 
- Здравствуйте, - голос звучит жалко, оттого становится так противно, что хочу уйти. 
- Постой, ты давно искала повода. И вот я. Здесь.
- Мне тяжело, - смотрю в эти голубые глаза, и грудь наполняет тьма, она сгущается сильнее, этот спокойный вид наворачивает слёзы. Я устала. Устала от всего.
- Что это? 
- Сон, - льется нежный голос, а рука поглаживает по голове, - если примешь это за видение, станет легче.
- Я устала бороться, - преданно жмусь к родному телу и испытываю неземное блаженство от кольца рук, которые прижимают к себе.
  В голове бьется одна мысль. Ну же. Я приоткрываю рот, но... Слышу дыхание и всхлипы. Это неправильно. Почему они решили, что я сильная?! Это всего-то кокон, в котором обернуто моё слабое и неуверенное «Я».
- Вы уйдёте, - горько шепчу, сильнее сжимая в объятиях женщину.
- Тсс, - она отстраняется, и внутри всё холодеет, по телу проносятся мурашки. - Мне пора!
- Нет, - цепляюсь за руку, будто она та ветка, которая удерживает от падения со скалы, и это действительно так: без неё погибну, останется лишь озлобленная сущность в оболочке моего тела, - Позвольте, - её белоснежная перчатка остается в моей руке и кажется, будто кто-то понемногу лишает меня воздуха, - Позвольте обнять Вас, - уверена, сейчас смогу открыться. 
  Всего секунда и её голова у меня на плече, ощущаю слезы на коже, вижу прядь каштановых волос, пальцы сами прикасаются к ним и в голове всплывает картинка из прошлого. 
Шальная мысль сама вздымается и выпрыгивает из груди: «Вы мне интересны?» - и радостно, и удивленно шепчу я.
- Не сейчас, девочка моя, – Она отстраняется также быстро, как и примкнула. 
  Вновь холод. Наблюдаю, как ржавая калитка закрывается, как Она улыбаетесь, и иду за ней, но теперь поздно. Под ногами мокрый песок, а рядом разносится удар ядовито-сернистой молнии, вздрагиваю».
- Хей, - звучит знакомый голос, - Лиса, - тёплая рука ложится на плечо, карие глаза беспокойно глядят на меня, но это больше не греет, раздражает, потому я не оглядываясь, иду дальше. – Постой, ты забыла это.
  Я оборачиваюсь и вижу всё ту белоснежную перчатку. Это не сон. Всё вокруг не выдумка. Быстро направляюсь к подруге и со злобой выхватываю родную вещь.
- Оставьте меня, - рычу и вылетаю во внутренний двор учебного заведения.
  Тает снег, оповещая о приходе нового в нашей жизни, а я всё ещё цепляюсь за старое. Теперь многое изменилось и измениться, ведь пред моими глазами пока ещё стоит каштановая прядь, и я ощущаю приятное покалывание пальчиков, вспоминая какими были на ощупь её волосы. 
- Я верну Вас.
  И ветер подхватывает слова и отзывается:
- Девочка моя.