Слепой метод

его собственного поведения в подобной ситуации, а тётя Таня вдруг представилась не менее привлекательной, чем тётя Маша.[/b]
- Вы не волнуйтесь, я этого так не оставлю!
- Да разве я волнуюсь? Это вы не беспокойтесь.
Илюша услышал звон разбиваемой посуды.
- Ну вот – чашку разбил, извините меня…
- Это к счастью, я сейчас уберу…
- Я помогу вам, соберу…
- Сидите, я сама…
- Нет, нет, позвольте, Татьяна Александровна…
- А вас как зовут, сосед?
- Откуда вы знаете, что я ваш сосед?
- Ну как не знать, - уж лет 20 в одном доме…
- А я, представьте, как-то…
- Не смущайтесь, я знаю, что вы мало кого замечаете.
- Да уж… вот… так…
- Много работаете?
- Какая там работа… хотя, конечно, работаю… Георгий Андреевич.
- Очень приятно.
Илюша напряжённо слушал и внимал малейшим оттенкам разговора, понимая и смущённость дяди Жоры и радостную взволнованность тёти Тани, но всё же он не мог постигнуть своим детским умишком, что творилось в душе Георгия Андреевича, как, впрочем, и того, что переживала в эти минуты Татьяна Александровна. Правда, этого последнего автор и сам не знает, но что касается Неворина, то тут…
«Какая женщина, какая женщина! Как умна, проста, обаятельна! И хоть голос её не похож на тот, чудный, но важно ли это теперь! Кому же, как не ей, быть тем волшебным голосом, так долго смущавшим меня… А вдруг?»
- Любите ли вы петь, Татьяна Александровна?
- Очень.
- Спойте, я подыграю вам. Пианино настроено?
- Конечно, а вы умеете?
- Слегка балуюсь. Правда, у нас нет пианино…
- Матросы мне пели про остров,
Где растёт голубой тюльпан.
Он большим отличается ростом,
Он огромный и злой великан…
«Во дают старики!» - подумал Илюша, не знавший этой песни. Знакомые тёти Маши если уж и пели, то совсем, совсем другое: «Всё могут короли…» или «Не плачь, девчонка…» или «Сняла решительно пиджак наброшенный…»
А я пью горькое пиво,
Улыбаясь глубиной души…
Как редко поют красиво
В нашей земной глуши…
- Папа-пара-бара-папа-ра – тудуруту – ту-ту… - подпел Неворин.
Татьяна Александровна прекрасно владела голосом.
- Вы, конечно, учились пению?
- Хотела, признаться, даже мечтала. Не удалось. Пришлось идти работать. И школу-то я вечернюю кончала.
- И я тоже!
- Видите, как… Потом медучилище. Вышла замуж. Муж пьяницей оказался, детей не было, потом я его выгнала… Не везло, в общем, в жизни…
- Я тоже не из удачливых…
- У вас хоть работа, наверное, интересная?
- А у вас разве не интересная?
- Нужная, конечно, но чтобы интересная – не скажу.
- Всякая работа нужная…
- Хотите ещё чаю?
- Давайте!
- А вы обедали?
- Да, в общем…
- Жена вкусно готовит?
- Нет… Да… Не знаю, в общем.
- Что так?
- Привык.
- Давно женаты?
- Как будто всю жизнь…
- Все мужчины несправедливы. Она ведь вас любит?
- Можно я закурю?
- Конечно… Сейчас пепельницу найду… У нас ведь, кроме Маши, никто не курит. Мужчин нет, отвыкли… Курите – мне даже приятно будет.
Они замолчали и молчали долго. Так долго, что Илюша устал ждать развития событий и, вздохнув, ушёл читать географию. Самого интересного он не услышал.
- Приходите, Георгий Андреевич, к нам в субботу. У мамы будет день рожденья. С женой приходите.
- Знаете… Я, пожалуй, приду… Но можно один?
- Как хотите, только приходите, ладно? Я буду ждать.
Он вышел во двор. Толстый щенок с заливистым лаем гонялся за двумя парнишками лет по пяти. Качались, скрипя, пустые качели – с них только что спрыгнула девочка. Её позвала из окна бабушка: «Обедать! Обедать!» Расчертив мелом асфальт, три девчонки играли в классики. Было пасмурно, но ему казалось, что солнце светит, и светит ярко, потому что в этот день не могло быть иначе. И двадцать шагов от подъезда до подъезда он прошёл, как будто через незнакомый город, через новую, неизвестную ему жизнь.
Вот так бы я описал эту встречу.
 
СЕМЬ РАЗ ОТМЕРЬ – ОДИН РАЗ ОТРЕЖЬ
                                                           Народная драма
 
Зритель видит обычную обстановку подвала одного из дворцов Столицы. Слева – дверь в другое помещение. Посредине – стол. На нём блюда с разнообразной едой, в центре стола стоит самовар. Вокруг стола – лавки, на которых сидят военачальники Ртёп и Ашас. В тёмном углу подвала с задумчивым видом стоит третий военачальник Родёф. Четвёртый присутствующий здесь человек без знаков воинского различия нервно ходит из угла в угол по подвалу. Это – Надгоб, начальник секретной службы Йердны. Слева у авансцены стоит стражник. Время от времени издалека доносятся крики пытаемых.
 
РТЁП. Да, жара сегодня выдалась…
АШАС. Давненько такого не бывало.
Пауза. Оба пьют чай из самовара.
НАДГОБ. (нервно) Да.
РОДЁФ. (задумчиво) Да.
Большая пауза, Раздаются крики пытаемых.
РТЁП. (Встаёт, выходит на авансцену) Вчера тоже был жаркий денёк. По указанию Йердны, готовясь к борьбе против Агни, мы провели учебные стрельбы. Затем объявили боевую тревогу и проверили готовность наших доблестных воинов к решающему выступлению. Я, будучи командующим левым флангом, провёл рекогносцировку на местности. Ашас, как командующий правым флангом, проводил проверку снаряжения. Оба мы получили благодарность от Йердны. Да, жаркий был денёк! (уходит на место, садится)
АШАС. (встаёт и выходит на авансцену) В это время Родёф составил текст воззвания к народу, а Надгоб добывал нужные сведения. Надгоб – это наш начальник секретной службы. Сегодня мы собрались, чтобы окончательно разработать план восстания, пока наш руководитель Йердна отдыхает после дневных забот в соседней комнате. (уходит на место – садится).
СТРАЖНИК. Тише едешь – дальше будешь!
РОДЁФ. (К Ртёпу и Ашасу) Устали, небось?
АШАС, РТЁП (вместе) Так точно, устали!
НАДГОБ (многозначительно) Не скоро вам придётся отдохнуть.
АШАС. Как не скоро?!
РТЁП. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!
РОДЁФ. А вы как думали? Сначала Столицу освобождать будете, потом – всю Родню, а награды долго ждать придётся… Если дождётесь…
АШАС. Почему же долго?
НАДГОБ. (многозначительно) А здесь сыровато…
РТЁП. Дождёмся, как же без этого!
РОДЁФ. Ждите – ждите…
СТРАЖНИК. Дорого яичко ко Христову дню!
РОДЁФ. Посмотрите – спит ли Йердна.
 
Ашас на цыпочках подходит к левой двери. Прислушивается.
 
АШАС. Спит. Даже храп слышно.
 
Слышен храп.
 
НАДГОБ. (проводя пальцем по стене, многозначительно) Да, здесь плесень…
РОДЁФ. Странные у нас всё же законы, не кажется ли вам? Вот вы – храбрые воины, отважные люди, воюете за новую власть, а ведь в Семью вам всё равно не попасть.
РТЁП. В Семью?! (с удивлением разводит руками)
РОДЁФ. А что мы без Семьи жить не можем? Да захоти вы – такие дела пойдут! Всё может измениться! Годы идут…
АШАС. Кого?
РОДЁФ. Времена, говорю, меняются (садится за стол).
НАДГОБ. (Родёфу – многозначительно) Люблю за чаем поболтать.
РОДЁФ. (многозначительно) Оно конечно.
СТРАЖНИК. Чай пить – не дрова рубить!
 
Все пьют чай. Слышны крики пытаемых.
 
РОДЁФ. Может, в последний разок и собрались…
РТЁП. Почему это?
РОДЁФ. Йердна умеет благодарить…
НАДГОБ. (многозначительно) В отдалённой Родне теперь тоже, наверное, сыровато…
 
Ашас поперхнулся, Родёф ласково стучит ему по спине.
 
АШАС. Спасибо.
РОДЁФ. Я-то вам всегда помогу. Только и вы уж мне пособите.
 
Ртёп ласково стучит его по спине.
 
РОДЁФ. (раздражённо) Да не в этом смысле!
 
Ашас пододвигает ему блюдо с вареньем.
Родёф безнадёжно вздыхает и берёт варенье.
 
НАДГОБ. (многозначительно) Который час?
РОДЁФ. Заполночь.
 
Пауза.
 
РОДЁФ (неожиданно, торопливо) Ребята, у вас ножи с собой?
АШАС. Кого?
РОДЁФ. Да Йердну же, Йердну!
АШАС, РТЁП (вместе облегчённо вздыхают) А-а!
РОДЁФ. Ну же!
 
Ашас и Ртёп встают из-за стола.
 
НАДГОБ. (многозначительно) Только не разбудите!
 
Все четверо направляются к двери, за которой находится спальня Йердны. Впереди - Ашас и Ртёп с обнажёнными ножами, сзади крадутся Родёф и Надгоб. Неожиданно дверь распахивается. Зрители видят Йердну в полном боевом снаряжении, а за его спиной – толпу шлемоносцев с пиками наперевес. Немая сцена.
 
СТРАЖНИК. Семь раз отрежь – один раз отмерь. Тьфу – наоборот!
 
Слышен храп и крики пытаемых.
 
ЗАНАВЕС
 
АВОВ (сон)
 
Сегодня Авов с утра не слышит песенки Алимдюлы. Её нет на поляне, нет её и у старого дерева, и около пруда.
- Алимдюла пошла в дальний лес, - говорит её мать. – Я ей разрешила. С Тарамом.
Как же так? Только вчера они договорились, что не пойдут туда.
- Раз Авова не пускают, то и я не пойду, - сказала Алимдюла.
Авов давно, месяц или больше назад, заблудился в этом лесу, и матери пришлось звать на помощь соседей. «Если ещё раз пойдёшь туда, в тот же день уезжаем!» - Авов знает, что так оно и будет, и тогда он не увидит Алимдюлу никогда – никогда до будущего лета.
От пруда пахнет тиной, на поляне жарко, а у старого дерева кусают муравьи.
- Авовчик, привет! – у Алимдюлы целая корзинка лесных ягод и ещё букет цветов. – Смотри, этот букет мне Тарам нарвал. – Тарам идёт сзади, на голове у него большой лопух, рожа глупая-глупая…
 
АВОВ (явь)
 
Простыни пахли потом. Авов открыл глаза. И больше не хотел ни спать, ни даже лежать в постели. Авов с отвращением провёл рукой по своей липкой груди. В комнате было душно и тихо, только огромная зелёная муха сумасшедше крутилась по комнате с монотонным жужжанием. Расслабленной рукой Авов дёрнул за шнурок звонка, и тут же в комнату вошли одеватели.
- Отнесите меня к бассейну, - вяло сказал Авов.
Но и здесь Авов не нашёл долгожданной прохлады. То есть прохлада-то была: бассейн был полон, но – демоны – вместо прозрачно-голубой воды Авов увидел мерзкую жидкость едко жёлтого цвета. Стояла невыносимая вонь.
- Что это? – утомлённо удивился Авов.
- С прошлой ночи меняем воду, но всё такая же течёт, - уныло откликнулся Главный Умыватель. – Даже хуже становится.
- Ну, несите меня в парник тогда, - заявил Авов.
Но и здесь Авова ждало разочарование: вместо цветущих ещё вчера прекрасных орхидей правитель увидел пучки грязной соломы. Авов растерянно протянул руку к увядшим цветам, но тут же отдёрнул – там прыгала какая-то восьминогая гадость, похожая на ядовитую сколопендру.
В это утро Авов более не предпринимал попыток развлечься. Он занялся государственными делами.
Они обстояли разнообразно. Как доложили Авову, Столица оказалась практически отрезанной от остальной Родни: сеть трещин в почве шириной до трёх локтей окружила город, и волы категорически отказывались переходить их по наспех построенным шатким мостикам. Авов приказал переносить продовольствие в Столицу на носильщиках. Между тем на окраинах Столицы начали оседать дома: жители первых этажей утром обнаружили, что их окна опустились на уровень подвалов. Авов, поразмыслив, велел в потолках одноэтажных домов рубить двери, а в более высоких оставить всё как есть. Согласно сообщениям, вконец обнаглели крысы: в пьяном виде был сожран ночной патруль в составе трёх человек. Авов распорядился усилить бдительность в отношении потребления алкоголя во