Произведение «Поединок» (страница 2 из 3)
Тип: Произведение
Раздел: По жанрам
Тематика: Рассказ
Автор:
Оценка: 4.9
Оценка редколлегии: 7.9
Баллы: 81
Читатели: 1196 +3
Дата:
Произведение «Поединок» участник на «Конкурс "Золотой Фонд Фабулы"»
07.01.2018
«Поединок» выбрано прозой недели
04.09.2017

Поединок

ничего больше»…
В конце вечера сосед мой обратился ко мне с такими словами:
- Я знаю, ротмистр, вы обижены на меня. Искренно прошу у вас прощения – у меня проклятая натура и дурной характер. И, если вы не окончательно осерчали, позвольте составить вам компанию на завтрашней охоте…
Он сказал это так уверенно, как будто твёрдо знал, что завтра я тоже поеду на охоту. Что ж, я не стал выдерживать обиду и согласился. Выпить на «ты» я, конечно, ему больше не предлагал.
Утром следующего дня уже он разбудил меня чуть не в пять часов утра. Пока я пил кофе, он нетерпеливо ходил из залы в прихожую и обратно. – Хоть я и старался не торопиться, однако же обжёгся раза два. Попробуйте не торопиться, когда вам только что не заглядывают в чашку!  
            «Сосед мой – несносный человек!» – думал я про себя, пока мы ехали до опушки горного леса, где предполагали начать охоту. У меня было предчувствие, что на этот раз день будет неудачным. Так и случилось. Напрасно мы несколько часов плутали по извилистым горным тропам, напрасно посылали собак – не было и следа зверя. Даже фазан – глупейшая, как известно, птица! – не пожелал показаться нам.
            «Ну нет! – подумал я. – В другой раз постараюсь от него отделаться!»
            Соседа моего, по видимости, нисколько не беспокоила неудачливость охоты. Он был весел, иногда даже что-то насвистывал или напевал, рассказал, громко смеясь, два анекдота из жизни охотников, хоть я и просил его говорить в лесу потише, чтобы не спугнуть зверя.
            Наконец около полудня, когда я ощутил настоящий голод и собирался было повернуть домой, мы выехали на чудесную поляну, лежавшую у самого края обрыва. Мы спешились.
            - Нипочем бы не поверил, что мы забрались на такую высоту, - сказал я, указывая на страшную пропасть, на дне которой игрушечными коробочками виднелись дома селения, давшего нам приют.
            - Да, да, - рассеянно отозвался мой спутник. Он глядел вдаль с каким-то странным выражением лица, ноздри его слегка раздувались, руки, сжатые за спиной, беспокойно теребили перчатки. Вдруг он забормотал стихи, и меня поразила страсть, написанная на его лице. Я не знал этих стихов и поэтому запомнил лишь несколько строк:
                        Сижу за решеткой в темнице сырой,
                        Вскормлённый в неволе орел молодой…
                                   …………………………
Мы вольные птицы. Пора, брат, пора…
            - Вы любите стихи, ротмистр? – неожиданно обратился он ко мне.
            - Отчего же? – возразил я, не желая ударить лицом в грязь, и продекламировал:
                        О память сердца! Ты сильней
                        Рассудка памяти печальной…
            Дальше я не помнил и оттого прервал чтение вопросом:
            - А вот, что вы читали, чьё это сочинение? Очень мило, по-моему…
            - Да, да… - он странно посмотрел на меня. – Вы, верно, другие стихи читали. Это Пушкин. Юношеские, ротмистр, грехи…
            - Грешил покойник много, - охотно отозвался я, подумав: «Наконец-то разговорились. Он, видно, сам балуется писательством»… Но странный мой сосед в который уж раз выкинул шутку, могущую сойти за оскорбление, если бы не моя сдержанность.
            - Ай-яй-яй, ротмистр, - сказал он игривым, лёгким тоном, но с удивительно злобным выражением лица. – Стало быть, государю нашему императору хорош, а вам нет; стало быть, государь наш император простил, а вы осуждаете! Не по чину, ротмистр!
            Признаться, я не нашелся, что ответить, а сосед мой между тем прыгнул в седло, хлестнул жеребца и был таков…
            Я крепко задумался. Было уже ясно, что нам не ужиться вместе, ну да это дело десятое! В конце концов, я бы не испугался и дуэли. Думы мои были  поважнее. Сопоставив различные высказывания моего соседа, я начал лучше представлять черты его натуры. Теперь-то я не сомневался в том, какую окраску имела его история, послужившая причиной для ссылки на Кавказ. Мой долг повелевал мне выяснить, что за характер носит его фронда: одинокая ли это мизантропия или несдержанность вовлечённого в сообщество?
            С противной стороны, я ощущал неловкость своего положения по отношению к нему. Мне не составило бы труда выяснить его образ мыслей, ежели бы с самого начала я был поставлен в рамки служебной необходимости. Однако теперь мы уже были соседями, русскими за границей, наконец, сотрапезниками, и целый сонм дурацких, но с младых ногтей привитых предрассудков неприятно тревожил меня. Так ничего и не решив, я вернулся на постоялый двор.
            Сосед мой сказался больным и не вышел к обеду. Тем самым он дал мне время как следует поразмыслить и уберёг от разлива желчи; я чувствовал, что теперь каждое его слово будет поднимать во мне неприязнь. Впрочем, размышления ни к чему не привели, а неприязнь моя не уменьшилась из-за его отсутствия; с меня хватало воспоминаний.
            Утром я проснулся с тяжёлой головой, попил кофе в одиночестве и вышел на двор. Только успел я прислониться к крыльцу и набить трубку, как в сенях раздался грохот и мимо меня, прижимая руки к физиономии, пронёсся денщик моего соседа.
            - Каналья! – услышал я печально знакомый голос. Денщик встал посреди двора, осторожно отнял руки; на щеках его была кровь.
            Эта сцена возмутила меня до глубины души. Я сам никогда не бил своих людей, полагая это недостойным дворянина. «Вот они, фрондёры!» – подумал я. Но через несколько минут я стал свидетелем ещё более возмутительной сцены. Сосед мой быстрыми шагами, еле кивнув мне, сошел с крыльца и направился прямо к денщику. Увидев его, малый поспешно закрыл глаза руками и начал, как водится, охать и постанывать. Я не слышал, о чём они говорили, но увидел, как мой сосед положил сначала одну, а потом и другую руку на плечи денщика. Потом он, кажется, дал ему монетку. Я не смог сдержаться.
            - Господин поручик! – обратился я к нему, приглашая отойти в сторону. – Простите, что я вмешиваюсь в ваши отношения с вашими людьми, но я не могу не заметить…
            - Господин ротмистр! – перебил он меня. – Извольте отдавать себе отчет в том, что вы говорите!
            - Господин поручик! Я могу отчитаться перед вами не только на словах!
            - К вашим услугам! – воскликнул он и вдруг, совершенно неожиданно для меня, рассмеялся. – Полноте, ротмистр. Прошу прощения и заранее согласен со всем, что вы хотите сказать!.. Не хватало мне ещё и здесь дуэли!.. Впрочем, - добавил он, - ежели вы думаете, что я струсил, сделаем так. На дуэль я не могу пойти из своих соображений, но помериться с вами храбростью согласен. У меня есть пузырёк яда. Пусть наш хозяин нальёт в один стакан чистого вина, а в другой подмешает яд. Мы войдём, и каждый выпьет свой стакан. Идёт?
            Пока он говорил, я тоже слегка остыл и вспомнил и о строжайшем запрете поединков, и о бессмысленности глупого риска.
            - Вы выставляете это предложение вместе с извинениями или вместо извинений? – спросил я.
            - Вместе, вместе, ротмистр! – засмеялся он, и я решил не настаивать, а попытаться ещё раз завоевать его симпатию.
            - Давайте тогда решим наши споры в карточном поединке! – предложил я.
            - Штосс? – сосед мой сверкнул глазами.
            - Нет, нет, не на интерес! В дураки, ежели желаете…
            Я обыграл его в дураки бессчётное количество раз, потом обыграл в шашки, потом в поддавки. Наконец он смахнул шашки рукой и сказал:
            - Нет, ротмистр, вы гений, а я дураком помру. Прощайте, до завтра, у меня голова болит – нет мочи…
            При этом он принуждённо смеялся, но я-то видел, как он уязвлён!.. Вечером, когда мой Алешка стаскивал с меня сапоги, я спросил его, не сдержав любопытства:
            - Скажи, братец, а за что это сегодня твоему приятелю перепало?
            - Его барин сапогом-с, - ответствовал мой денщик. – Он, говорит, платком носовым, вышитым, который барину-то одна барышня ещё в Петербурге подарила, пыль с сундучка стирал-с, а барин увидел – и сапогом-с…
            - Однако они быстро помирились, - сказал я, хотя, верно, и не следовало бы этого говорить при нижнем чине.
            - А он мне говорит, у них завсегда так: сначала прибьёт, потом, говорит, приходит, прости, говорит, Семён, я сгоряча. Вот те крест, говорит, прощенья просит! Ну, однако, Семён-то у него давно, мать-то Семёна бариновой кормилицей была, молочные братья, значит… Барин Семёна с собой и на службу взял…
            - Ну смотри, - прервал я разболтавшегося Алешку. – Мы с тобой никакие братья не молочные, так что – будешь баловать, отделаю тебя еще почище и прощения просить не приду. Ступай, пока цел…
            Алешка хихикнул и выскочил за дверь. Он действительно начал разбалтываться, и пора было менять его. Я менял денщиков каждые два года, чтобы особо не привыкали, а старых отсылал в строй. Мне передавали, правда, что в строю мои бывшие денщики служат плохо, некоторые даже бегают, ну да уж это не моя забота…
            Настроение у меня было, по случаю выигрыша, благодушное, и я почти решил не обращать более внимания на моего соседа, но снова вспомнилось мне его братание с денщиком, и в одно мгновение дело предстало так, что я удивился, как мог
раньше сомневаться в исполнении долга. Есть радостный для каждого благородного
человека долг – рисковать жизнью за Государя и Отечество и погибнуть за них, если случится. Но есть гораздо более тяжкий долг – жить за Государя и Отечество так, чтобы приносить наибольшую пользу, жить, каждое мгновение ожидая попрёков в корысти и низком шпионстве. Впрочем, попрёки эти – достояние горделивых глупцов, и я учусь презирать их, памятуя о высших целях моего служения*…
            На следующий день я встал поздно; сосед мой уехал в горы вместе с денщиком. Более благоприятные обстоятельства трудно было вообразить.
            Я вошёл в комнату и аккуратно просмотрел все бумаги. Гора спала с плеч! По всему было видно, что сосед мой – не заговорщик, а лишь обычный подражатель байроническому герою. Нашёл я дневник, недавно начатый. В нём, правда, говорилось и о старой тетради, но вряд ли в старой тетради могло быть что-нибудь помимо того вздора, который обнаружил я в новой: рассуждения о роке, воспоминания о какой-то неудачной любви, намёки на происшедшую дуэль, непременное желание смерти, и злословие, злословие… Был там выведен и я, но, Боже мой, в каком карикатурном виде!..
            «Господь ему судья», - подумал я и взялся за тетрадь с переписанными стихами. Здесь тоже был вполне обычный набор непристойностей, запрещённых сочинений некоторых сочинителей, какие-то переводы… В общем, всё было вполне обыкновенно для молодого человека, уязвлённого модной хандрой. Письма были только от женщин; адреса я на всякий случай переписал. Вернувшись к себе, я возблагодарил судьбу за то, что мне не пришлось подводитьь под монастырь хоть и несносного, но всё-таки соседа.
            Однако чуть позже мысли мои приняли новое направление.
            «Хорошо, - думал я, - человек этот – не заговорщик и скорой угрозы

Реклама
Обсуждение
     22:02 28.01.2019
Интересный фанфик по Лермонтову). Читается тяжеловато ввиду стилизации под начало 19 в. Для такого нужно как хорошее знание матчасти, так и умелое использование лексики того периода. Боюсь, еще лет 50 - и такие тексты придется сильно адаптировать - языки-то меняются. Вот и здесь - всего 200 лет, а разница уже весьма ощутима. Интересно повествование с позиции жандарма, а не вольнодумца. Прав он или не прав - это уже кто с какой стороны смотрит, но образ получился интересный. Ну а лично для меня - хорошие жандармы бывают только в Сен-Тропе
     13:37 28.01.2019
Понравился стиль, соответствующий той эпохе. Глубокий получился рассказ, многослойный, дает пищу для размышлений.
     11:39 27.01.2019 (1)
Заставили размышлять. Сильно!
     12:28 27.01.2019
Доброе слово и кошке приятно. Вам спасибо! А то всё стихи, стихи! А проза-то гораздо сложнее - на самом деле.
     15:15 08.09.2017
"..крепко задумался"вставило
по типу-крепко всосал дури))
что за слэнг у вас,росы,обалдеть!)
     15:13 31.08.2017 (1)
Слог (стилизация) напоминает прозу Пушкина. Что касается идеи, которую Вы не смогли донести до читателя... Это естественно - её (идеи) нет в произведенье. Если бы это действительно случилось, это было бы скучно. Это было бы в духе Акунина.
Это своего рода "обратный отсчёт". Проговорить заново.
     15:29 01.09.2017
Виноват, для Вас мне не удалось донести главную мысль "лирического героя": Пусть все будут, как я (Николай Первый)
     15:03 01.09.2017 (1)
Трагическая смерть ЛГ мне показалась... избавлением для его бедной души.
Как-будто, мучился он сильно. А в мучениях своих невольно обвинял всех вокруг:
соседа, денщика, вместо того, чтобы разобраться со своими бесами самому.
Может, потому и нарывы? Это как яд, который разъедал его душу и тело,
и таким способом, наконец-то вырвался наружу...
Хорошая работа!
     15:27 01.09.2017
Спасибо за внимание. Тогда для меня было главным - подать настоящего, ИДЕЙНОГО врага Печорина - человека, который всегда прав, потому что он любит Государя. Как-то во так... Но спасибо за внимание., ещё раз.
     13:32 29.08.2017 (1)
Хорошая работа! Единственная просьба не вписывать имя автора в основной текст. Ведь когда выставляется расширенная оценка, то это делается анонимно, чтобы исключить всякую тенденциозность, а имя автора в тексте эту анонимность упраздняет...
     14:00 29.08.2017
2
Виноват, это вышло случайно. Сейчас исправлю. Спасибо за оценку.
     17:08 06.06.2017 (1)
Когда читала рассказ, смутно чувствовалось что-то знакомое, но так и не поняла откуда.
Жандарм, он и есть жандарм, незаконно проник в жилище и прочёл  записи путника, которые использовал в своих целях.Были ли какие излишества в романе М.Ю.Лермонтова, не мне судить.
     17:23 06.06.2017
Ах, не удалось мне когда-то довести до читателя, что этот жандарм -будущее России. "Пусть вы будете Я", - говаривал Николай Первый. И ведь это было воплощено в России ХХ века. "Каждый большевик, - утверждал Ленин, - должен быть и агентом ВЧК" ... Я пытался в этом рассказе показать первичное зарождение идеи, что Государство - всё, а человек - ничто.Впрочем, об этом уже когда-то задумался Пушкин (умный пацан был, почитайте его критические заметки): "Медный всадник". С одной стороны, "тяжёлозвонкое скаканье по потрясённой мостовой". С другой стороны - "Ужо тебе, правитель грозный!" Прошу Вас, почитайте мою прозу ещё. А за оценки - спасибо.
Реклама