Верующий в бога - еще не Homo sapiens (Глава 20 - АЛЬБЕРТ ЭЙНШТЕЙН)

известный в узких научных кругах, не позволил нобелевскому комитету выдать Эйнштейну премию за эту теорию. Выход нашли очень простой — Эйнштейну присудили Нобелевскую премию за... открытие Второго закона фотоэффекта, который являлся частным случаем Первого закона фотоэффекта. Но любопытно то, что русский физик Столетов Александр Григорьевич (1830–1896), открывший сам фотоэффект, вообще никакой премии за это свое открытие не получил, в то время как Эйнштейна наградили за «изучение» частного случая этого закона физики. Получается полнейшая несуразица с любой точки зрения! Единственным объяснением этому может служить то, что кто-то уж очень хотел сделать Эйнштейна Нобелевским лауреатом и искал любой повод для того, чтобы это осуществить. Пришлось «гению» немножко попыхтеть с открытием русского физика А. Г. Столетова, «изучая» фотоэффект и вот... «родился» новый Нобелевский лауреат. 
Нобелевский комитет, видно, посчитал, что две Нобелевские премии для одного открытия многовато, и решил выдать только одну... гениальному ученому А. Эйнштейну! Разве так уж «важно», за Первый закон фотоэффекта или за Второй выдана премия? Самое главное, что премия за открытие присуждена «гениальному» ученому А. Эйнштейну. А то, что само открытие сделал русский физик А. Г. Столетов, это уже «мелочи», на которые не стоит обращать внимания. Самое главное, что «гениальный» ученый А. Эйнштейн стал Нобелевским лауреатом. И теперь практически любой человек стал считать, что эту премию Эйнштейн получил за «свои» великие специальную и общую теории относительности.
А Эйнштейн, считая себя великим, умудрился это подтвердить массой небылиц, которые нам пригодятся, для того чтобы удовлетворить просьбу Уицрик.
Например: «Самая большая глупость — это делать то же самое и надеяться на другой результат». Ольгерд, ты как считаешь, мы не совершаем глупости?
— Может, и совершаем, но, как говорят, вода камень точит, а я думаю, что Альберт в этом и не только в этом ошибался. Главное, что он не верил в персонифицированного бога, и на том спасибо.
А совершая глупости, Эйнштейн, тем не менее, продолжал получать похвалу. Например, вот как Чарли Чаплин отзывался об Эйнштейне, правда, после того, как тот похвалил фильм «Золотая лихорадка», заявив, что Чарли непременно станет великим человеком: «Я Вами восхищаюсь еще больше. Вашу теорию относительности никто в мире не понимает, а Вы все-таки стали великим человеком». На что Эйнштейн отреагировал своеобразно в своей манере: «Благодаря тому, что сегодня теория относительности удовлетворяет вкусам читателей, в Германии меня называют немецким ученым, а для Англии я являюсь швейцарским евреем. Если же дойдет до моего очернения, то характеристики поменяются местами, и для Германии я стану швейцарским евреем, а для Англии — немецким ученым».
— А немцы и считают-таки Эйнштейна швейцарским евреем, — вклинился Ольгерд. 
— А пока в умах научной элиты ты, дорогой Альбертик,— продолжила Беатрис, — проходишь как жалкий воришка. Жаль только, что мы никогда не узнаем мнений о тебе тех, кого ты обворовал: математика и физика Жюля Анри Пуанкаре, физиков Г. А. Лоренца и А. Г. Столетова, да и первой жены — Милевы Марич, девушки из сербской семьи, жившей в Венгрии, которая и была соавтором, если не автором теории относительности.
А вот самое отвратительное, что можно сказать об Альберте Эйнштейне, ставшее достоянием общественности после продажи внуками материалов из личного архива. 
1. «Я потерял разум, умираю, пылаю от любви и желания. Подушка, на которой ты спишь, во стократ счастливее моего сердца! Ты приходишь ко мне ночью, но, к сожалению, только во сне...» Страсть Альберта не ­осталась безответной: в январе 1902 года Милева родила их первого ребенка — дочь Лизерл. Но неожиданно Альберт предложил в «связи с материальными трудностями» отдать младенца на удочерение в богатую бездетную семью родственников Милевы. Об этом первом добрачном ребенке Эйнштейна ничего не было известно до 1997 года! Милева согласилась, после чего ее родители потребовали от дочери немедленно уйти от такого возлюбленного. Согласно предписаний Торы, дети еврея от женщины из изгоев — не полноценные евреи, и о них мужчина может не заботиться. 
2. Милева любит Альберта и хочет выйти за него замуж. Однако спустя короткое время будущий отец теории относительности и будущий отец семейства пишет своей невесте уже совсем в ином тоне: «Если хочешь замужества, ты должна будешь согласиться на мои условия, вот они: во-первых, ты будешь заботиться о моей одежде и постели; во-вторых, будешь приносить мне трижды в день еду в мой кабинет; в-третьих, ты откажешься от всех личных контактов со мной, за исключением тех, которые необходимы для соблюдения приличий в обществе; в-четвертых, всегда, когда я попрошу тебя об этом, ты будешь покидать мою спальню и кабинет; в-пятых, без слов протеста ты будешь выполнять для меня научные расчеты; в-шестых, не будешь ожидать от меня никаких проявлений чувств». Милева принимает эти унизительные условия и становится не только верной женой, но и ценным помощником в работе.
3. Абрам Иоффе утверждал, что видел подготовленные и впоследствии утраченные исторические рукописи 1905 года для Annalen der Physik с изложением теории относительности. И они были подписаны двумя именами: Эйнштейном и Марич! Однако по неизвестным причинам при публикации осталось лишь одно — Эйнштейна. Невольно настораживают и другие подобные случаи: например, в Цюрихе Милева Марич спроектировала прибор для измерения слабого тока, а в заявке на патент в качестве авторов фигурировали почему-то только Альберт Эйнштейн и Иоганн ­Хабихт. 
Для Ольгерда и Леночки это не было новостью, но они, отдавая должное энтузиазму, с каким Беатрис и Паоло раскручивали Эйнштейна, внимательно выслушали эту тираду, после чего, сославшись на позднее время и предстоящем рабочем дне, Ольгерд и Леночка покинули гостей и отправились отдыхать, пожелав продолжить работу над главой. 
Уже лежа в постели, Ольгерд похвалил выбор Уицрик авторов главы: «Эти двое разберут Эйнштейна по косточкам и не оставят камня на камне от его величия».
— Да, я в этом тоже не сомневаюсь, для Беатрис это как бальзам на душу.
А Беатрис и Паоло, удовлетворенные похвалой Ольгерда, продолжили работать и подытожили написанное.
Р. S.
Весь творческий успех Эйнштейна припадает на период, когда он жил с Милевой Марич, супруги были уверены (брак практически распался в 1914 году), что Альберт станет нобелевским лауреатом за теорию относительности. Нобелевскую премию он действительно получил в 1922 году, хотя и с совсем другой формулировкой (за объяснение законов фотоэффекта и, опять же таки, не без участия Милевы). Эйнштейн слово сдержал, обещая за развод всю Нобелевскую премию 32 тыс. долларов (огромная сумма для того времени) отдать, и отдал бывшей жене — «знала кішка, чиє сало з’їла».
Утром Ольгерд и Леночка, не тревожа гостей, отправились на работу, а когда вернулись, застали их корпящими возле компа.
— Вот, послушайте, что мы еще накопали! — и сбросили в главу.
«Чем может похвастаться гений, когда стал домохозяйкой при второй жене, которая говорила: „Мой муж — гений! Он умеет делать абсолютно все, кроме денег“, ну и, конечно, придумывать побасенки, среди которых попадаются перлы, например:
Вопрос, который ставит меня в тупик: „Сумасшедший я или все остальные?“
Слово „Бог“ для меня всего лишь проявление и продукт человеческих слабостей, а Библия — свод почтенных, но все же примитивных легенд, которые, тем не менее, являются довольно ребяческими. Никакая, даже самая изощренная, интерпретация не сможет это (для меня) изменить.
Воображение важнее, чем знания. Знания ограниченны, тогда как воображение охватывает целый мир, стимулируя прогресс, порождая эволюцию».
— Я с этим не согласен, — Ольгерд решил прокомментировать написанное, — воображение при определенных условиях может стимулировать прогресс, но эволюцию, извините, уважаемый Альберт, никак. Общепризнанно, что эволюция — это спонтанный процесс, не связанный с воображением.
Ольгерд извинился, а Беатрис продолжила, заявив, что если будут еще замечания, милости просим без извинений.
«Всякий, кто серьезно занимается наукой, приходит к осознанию того, что в законах природы проявляется Дух, который намного выше человеческого, — Дух, пред лицом которого мы с нашими ограниченными силами должны ощущать собственную немощь. В этом смысле научные поиски приводят к религиозному чувству особого рода, которое действительно во многом отличается от религиозности более наивной». 
— Здесь я согласен, но необходимо разъяснение.
«Вы действительно считаете, что Луна существует только, когда вы на нее смотрите? 
Вы думаете, все так просто? Да, все просто. Но совсем не так.
Единственное, что мешает мне учиться, — это полученное мной образование».
— И мне тоже, — опять вмешался Ольгерд.
«Достоевский дает мне больше, чем любой научный мыслитель — больше, чем Гаусс.
Когда слепой жучок ползет по плоскости шара, он не замечает, что путь, который он проделывает, искривлен. Мне удалось это заметить».
— Это, конечно, аргумент для оправдания плагиата теории относительности, но слишком наивный, как мне кажется, — парировал Ольгерд.
«Когда я изучаю себя и свой способ думать, я прихожу к выводу, что дар воображения и фантазии значил для меня больше, чем любые способности к абстрактному мышлению. Мечты обо всем, чего бы вы могли добиться в жизни, — это важный элемент позитивной жизни. Позвольте вашему воображению свободно блуждать и создавать мир, в котором вы бы хотели жить».
И опять Ольгерд:
— Хорошо разрешить «воображению свободно блуждать» и даже созда­вать мир или миры, но теория о постулате однородности Вселенной и постулате скорости света требуют строгого математического обоснования, как у вас, уважаемый Альберт, насчет математического аппарата? 
«Математика — наиболее совершенный способ водить самого себя за нос.
Наши математические затруднения Бога не беспокоят. Он интегрирует эмпирически».
— Ну и ну, уважаемый лауреат Нобелевской премии, — не удержался Ольгерд, — тут вы явно загнули, потому что объяснение законов фотоэффекта, а тем паче постулатов однородности Вселенной и скорости света без интегрально дифференциальных уравнений, извините за тавтологию, объяснить невозможно.
— Уважаемый Ольгерд Леонардович, Уицрик ошиблась, поручая эту главу писать нам. 
— Ничего подобного, вам и только вам это под силу, а я где-то сбоку, как известно, когда все знают, что этого решить невозможно, находится один, который этого не знает и решает. Вот вы не знаете, как это сделать, поэтому у вас и получится. А мы с Леночкой вам низко кланяемся и отправляемся отдыхать. 
Когда Ольгерд и Леночка удалились, Беатрис, обращаясь к Паоло, с грустью произнесла:
— А вот то, что нам по зубам: «У человечества есть все основания ставить провозвестников моральных ценностей выше, чем открывателей научных истин».
— Вот тебе и Эйнштейн!.. Этим и пользуются церковники. Чем не двуликий Янус?
— Слушай, Бет, хватит на сегодня, завтра будет день, будет и духовная пища. Амен.
А вот еще шедевр: