Чем пахнет Выборг? Выборг пахнет гладкобоким старым камнем, мореным деревом, отсыревшей штукатуркой, морским дождем да стылым дегтем.
Выборг пахнет временем.
В иных городках оно проездом: летит сквозь них на почтовой карете – только и видят его следы. Были низкие домики-двухэтажки, глядь – а вместо них небоскребы из стекла и бетона. Были свайные набережные с карбасными пристанями, а ныне – гранит да тополя в клумбах.
Другие города время вообще обходит – нету там времени. Те же самые дома да деревья к земле гнутся, а в лице внука видишь лицо прадеда.
В Выборге время живет. Здесь его дом – красный кирпич в стенах, крыши вострые с жестяными флюгерами, в нишах под крышей – деревянные резные статуи. Точно знатный гость, время въезжает в Выборг. Тени прошлого всей толпой к нему навстречу выходят: селянки мышками, горожанки – кошками, гарнизон – собаками, мужики – деревцами, бюргеры – каменьями. Входит время в Выборг, точно ключ в немецкий замок: щелкнет хитрый механизм – зажужжит шестеренками жизнь, завертится, распахнутся врата в прошлое да будущее. Встань меж вратами, подними голову – ухмыльнется тебе с потолка двуликий бог Янус. Сединой повис соленый морской иней в бороде, над мохнатыми бровями – мохнатая войлочная шапка. Огрубел на борейском севере Янус, оскифился.
----------------------------
На гранитном причале кот сидит. Черный, будто ночь кто-то в угле извалял. А на груди – манишка белая: не мужицкий кот, в знатные дома вхож. Слушает кот шелест волн, стоны чаек, крики моряков. Вдыхает кот запах туманов, свежей рыбы, мазута и пота. Ударит волна в пристань, обдаст кота брызгами, а тот – шевельнет чуть хвостом, сгоняя влагу, а с места – не сдвинется.
- Мама, можно я кису поглажу?
- Если он тебе позволит.
Кот позволит: голову вежливо наклонит да благодарно прищурится под детской ладошкой. А с места – не сдвинется.
- Васька! За потрошками иди!
Андрей орет, моряк из Архангельска. Этот человек простой, жеманства не поймет, его уважить стоит. Прыгает кот прямо в воду, да к Андреевой лодке плывет. Лишь голова над водой гордо поднята, да хвост мачтою.
- Ты у меня – морской котик, Васька! – смеется Андрей, да со свежего улова вырезает другу вкусные кусочки.
Кот не хватает, не урчит – ест не торопясь, да на моряка поглядывает. Скажешь тоже, видали мы этих морских котиков – тюлени сальные.
И Васькой кота звали, и Мурзиком, и Угольком, и Миукки, и Шварцем, и Тоффелем. Не все ли равно? А иногда и приятно побыть для человека обычным Васькой или Угольком.
Стукнула лодка о пристань. Подобрался кот, да на прежнее место и прыгнул.
А русобородый шумный Андрей, прозванный Заговоренным, на неделе снова уйдет в море, не боясь ни волн, ни туманов, ни каменных лабиринтов шхер.
Щурит кот глаза с пристани. Много лет уже щурит.
Помнит он еще, как стучали по камням Замковой улицы деревянные тележные колеса: беловолосые финские девушки в белых расшитых одеждах везли на торг к русским белое молоко да белые яйца.
А еще помнит, как шуршали шинами отряды велосипедистов. Мчались хмурые парни в мышиной форме на войну. А потом – упали на Выборг русские бомбы. Жгли дома, ломали людей да деревья, самому граду супротив сердца чугунным кулаком в грудь стучали. И ходили по улицам русские уж солдаты. Дивились на обломки пивоварни, рисовали в альбомах Круглую башню.
А вспомнить ли еще, как за гнездо каменное, выборгское, билися две лебединые стаи – русские корабли да со шведскими? Плескали белыми крыльями парусов, клевали издали друг дружку ядрами, налетали грудью на супротивников… Сколько тогда их пера-щепы бухту по дну усеяло? Носовые фигуры друг дружке грозилися – рыцарь, татарин с луком, жадный монах, Дева, русалка, черт, Геркулес да ветер. А потом – с убитых кораблей пялили в небо соловые свои глаза, покуда море их не закрывало.
А может вспомнить, как вспороли берег с разгону ладьи? Как посыпались тогда на песок чужие люди – с топорами да копьями, в железе плетеном да стеганой оленьей шкуре. Вослед детям своим глядели с корабельных носов драконы, медведи, кабаны, да вороны. Красным отсветом сияло в их янтарных да костяных глазах скупое северное солнце. А вторым солнцем горел деревянный финский замок. Волокли шведы на допрос новых данников. Как град звать? Виппури? Холопье имя! Мы его по-господски – Выборгом наречем! Как замок ваш деревянный сгорел, так и воля ваша теперь – стылый уголь. А чтоб знали, что мы тут на века, будет здесь новый замок – каменный! А округ града – еще и стену с башнями сделаем!
Улыбается кот, глаза желтые от смеха закрыл. Уж давно те шведы со стеклянных витрин смотрят. Поразевали рты лысые черепа – как так случилось? Их потомки на край света посбегали, земли сто названий сменили – нет более здесь шведов. А замок да башни со стены – до сих пор тут: и Часовая, и Ратуша, и Круглая. На века камень, а шведы – не из камня.
Ложится кот на стену. Завтра с моря наледью ударит. Все в граде тонким серебром покроется, а северное гиперборейское солнце от алого своего горнила разбросает по снежку золотые искры. А на злато слетятся жадные солнечные грифы.
Смотрят кошачьи глаза. Вглубь памяти своей смотрят.
Глухой топот копыт с глухим рокотом волн сплетается. Созывает рассеявшиеся по лесу отряды старый, чуть сколотый, рог. Окончен поиск. Здесь – земли-матери край. Дальше русскому человеку хода нет. Люди, с лица на Андрея похожие, чуть гомонят. Пробуют они на язык морскую воду, на дальние скалы руками кажут. Князь с потной головы старый шлем снял. Вынул из сумы идольца резного, на камень поставил, да копье рядом в землю воткнул.
- Здесь наш град будет!
- Слава князю Выбору! Слава Выбору Гостомысловичу!
Древнее шведских на этой земле русские грады. Досюда боги им мир отмеряли. А все же и до руси здесь люди жили…
Лодья битая, как ворона раненая: не летит, а едва ход держит. Норовит правым бортом воды зачерпнуть. Выходили с нее на берег люди светлые. Руки сильные изранены, колдовские мечи иззубрены – от сильного врага отбивалися. В глазах да думах – тягость. Знать – не закончился удачей их поход. Выносили они с лодьи самоцветные обломки. Были те куски дивной мельницей когда-то, что сама молола людям злато, соль да муку. В раздорах и сварах погубили ее. Никому не досталася. В той земле, на берегу, ее и закопали. Юноша рыжий землю рыл, муж чернявый ящик ладил, старик седой колдовские песни пел. Схоронили златой век, чтоб от счастья былого детям своим хоть крохи оставить.
Здесь, глубоко под пристанью лежит старый ящик. Не кот его сторожит, кот его древнее. Сторожит Сампо земной песок, морская волна, выборгский камень да седое небо.
- А когда ты родился, кот?
- А родился я в землянке
С крышей крытой мхом болотным,
Да сосновыми ветвями,
Что взаймы у леса взяли.
Я взрослел, как все котята:
Гнал клубок плетеных ниток,
Молоко любил и рыбку,
Караулил серых пташек.
Только в том мое отличье,
Только в том с котом не схож я,
Что хотел я здесь остаться,
Не уйти под клеть Туони.
Я хотел глядеть на волны,
На бегущую на воду,
Слушать чаек над камнями,
Да вдыхать смолистый запах.
Нет мне места в Туонелле:
Беглецов нигде не терпят,
Но незримо я прикован
К этим землям, к этим водам.
Эта цепь железа крепче,
И меча надежней в сече.
Мы зовем ее любовью.
Люди же прозвали – верность.
