зелёные ворота. Марат вышел, подошёл к воротам, нажал кнопку домофона, что-то сказал, вернулся в машину. Ворота плавно разъехались, а они въехали и по короткой асфальтовой дорожке подкатили к крыльцу. Бунгало представляло собой массивный кирпичный двухэтажный особняк с круглыми башнями по углам, перекрытыми остроконечными высокими крышами. Деревянные двери с выжженными узорами и верхними витражами отворилась, на крытое сводом крыльцо вышла девчушка, нисколько не похожая на Марата, степенно спустилась по ступеням и оказалась в объятиях отца. Следом за дочерью вышла и мать. Она была по-дачному в шортах, обрезанных от старых джинсов, в мужской ковбойке, расстёгнутой чуть не до пупа, в сланцах и нитяных перчатках, вымазанных землёй. Виктор вышел из машины.
- Ба! – воскликнула хозяйка. – Какие гости! Много наслышана, давно хотела познакомиться ближе, да всё никак не удавалось. Приятно видеть., - она протянула руку, не сходя с крыльца, гость осторожно пожал её, находясь ниже на две ступеньки, как бы обозначая тем самым различное общественное положение. – Извините, что в таком виде, мне не соизволили сообщить о вашем визите, - она метнула негодующий взгляд на Марата, проходящего с дочерью мимо неё в дом.
- Вам не о чем беспокоиться, - успокоил галантный гость, - вы прекрасно выглядите в любом одеянии. – Она, довольная, рассмеялась. Обмениваясь встречными любезностями, внимательно разглядывали друг друга, соображая, что может дать обоим эта встреча. Виктору дама не понравилась, несмотря на выразительные женские формы, от неё веяло нагловатым холодом и элитной спесью, свойственной большим чинушам, привыкшим распоряжаться судьбами людей. «Живой мрамор!» - определил неожиданный гость первые ощущения.
- Заходите, - пригласила хозяйка, и пошла, не ожидая, впереди. Прошли через несколько комнат, щедро заставленных европейской мебелью, не создающей домашнего уюта, такой же холодной как хозяйка, и вышли на широкую застеклённую веранду, занимающую всю тыльную сторону дома. – Присаживайтесь, - предложила Эльвира, указав на несколько неудобных пластиковых стульев у таких же столиков, - я оставлю вас на несколько минут. Прислугу, никого не ожидая, мы отпустили на воскресенье. Не возражаете? – и, не ожидая явного ответа: - Что будете пить? – как в ресторане, - кофе, если чай, то какой, кока-колу или, может быть, сок, какой лучше? – она предупредительно улыбалась одними губами, по-прежнему насторожённо вглядываясь в гостя.
- Пожалуй, от чёрного кофе не откажусь, - обрадовал тот.
Она ещё больше растянула тонкие губы и молча удалилась, чуть покачивая широким задом, раздавшимся от родов, а ещё больше от сидячей работы. «Интересно», - подумал Виктор Сергеевич, - «простыни на её постели смяты и несвежи или атласные и холодные?» Не решился бы он залезть к ней под одеяло и прислониться к холодному белому телу. Сразу же захотелось вернуться к себе и, не обращая внимания на смятые простыни, забраться к горячей Вере. Может быть, зря он, поддавшись минутному чувству-страху отдалил её от себя? Вздохнув, подошёл к сплошь застеклённой стене веранды. Сразу же за ней расположился большой пёстрый цветник, в котором низкую пестроту подавляли высокие кусты самых разнообразных роз. «Неужели она увлекается розами?» - удивился Виктор, равнодушно разглядывая калейдоскоп розария. – «Как-то не вяжется с внешней холодностью». Вообще-то, вспомнил, розы – любимые цветы натур холодных, уравновешенных, не подверженных романтическим всплескам. Для него любые цветы были всего лишь красивыми сорняками. Его глаза всегда равнодушно пробегали по уличным и парковым клумбам, задерживаясь лишь на серебристых елях.
- Пожалуйста, - Эльвира вошла в лёгком платье, удерживающемся на узеньких лямках, держа в руках небольшой поднос с фарфоровым кофейником, расписанным синими китайскими драконами, двумя небольшими чашечками с маленькими дракончиками, пузатой сахарницей с выпяченными по бокам драконниками и небольшим очень плоским блюдечком с еле уместившимися на нём двумя эклерами, улёгшимися на синих драконах. Осторожно, с деланной улыбкой поставила подносик на столик. – Прошу! – пригласила желанного гостя. Тот уселся в пластиковое креслице, ощутив сквозь тонкие брюки прохладу, она – напротив. – Слушай, давай на «ты»? – предложила, остро вглядываясь в его глаза своими спокойными светло-карими. – По возрасту, - объяснила предложение. Одногодок согласно склонил голову. Точными движениями она разлила кофе по чашулькам. – Сахар? - Он отрицательно помотал головой. Очень горячий и очень крепкий кофе надо было пить не торопясь, иначе его не хватило бы и на три нормальных глотка. – Ты меня, конечно, осуждаешь? – начала само собой разумеющийся разговор.
Виктор отставил пустую чашку, взгляды их пересеклись словно шпаги на дуэли.
- Ничуть, - спокойно отразил первый выпад. – Я никогда не лезу в драку третьим и никогда не размахиваю кулаками после неё.
- А если достаётся слабому, женщине?- снова нацелила она шпагу.
Виктор отвёл взгляд на цветник, вспомнив недавний инцидент в кафешке.
- Даже тогда. Считаю, что если конфликт созрел до драки, то виноваты оба, и пусть разрешится до конца, а не будет затушен кем-то посторонним и несведущим.
Лицо её напряглось, побледнело от скрытой ярости.
- Ты мне не нравишься, - процедила сквозь сжатые губы. – Вижу, что не одобряешь.
Виктор Сергеевич сам налил себе кофе, отхлебнул.
- Зачем тебе моё одобрение? – взглянул испытующе. – Ты что, чувствуешь свою вину? – Она недовольно отрицательно фыркнула, взяла эклер, надкусила половину, остаток положила на блюдечко. – В вашей распре я на стороне дочери: ребёнок, полностью зависимое существо. Не должен страдать оттого, что кто-то из родителей сильнее, властнее, что кто-то один распоряжается его судьбой, лишая любви другого. – Он вспомнил своё однобокое детство. – Как бы ни решили свои отношения взрослые, у дитяти всегда должны быть отец и мать, когда и кого захочет. Дети лучше взрослых разбираются, кто прав, кто виноват, кто их больше любит и кто им нужнее, у них всегда должна быть возможность поплакаться одному или другому и попросить соответствующего отцовского или материнского совета. – Слушая, Эльвира нервно водила ладонью по столешнице, и он подумал, что она, очевидно, не настолько холодна, как показалось. – А вообще-то, будь я властен, я бы установил твёрдый судебный порядок, когда дочери остаются с матерью, а сыновья с отцами, чтобы не стали мальчики при женском воспитании девоподобными. Но в обоих случаях доступ к ребёнку обоих родителей был бы свободным и бескорыстным как в браке.
Она чуть прихлопнула ладонью по столу.
- А если второй родитель моральный урод или с задатками урода? – попробовала отразить его выпад.
- Пусть это установит суд, а не кто-то из родителей, - помолчал и добавил с намёком, - или родительница.
Эльвира встала.
- Хорошо, что ты мне напомнил о дочери, пойду, посмотрю, чем они там занимаются.
- Зачем? – попытался он остановить и выиграть время для отца. – Я что-то не припомню крупных изъянов у Марата. Пусть они потолкуют без помех.
- Ещё бы ты припомнил,- начала заводиться мать. - Знаю я вас, мужиков, приходится встречаться, все как один пьянчуги, вруны, бабники и лодыри, но для вас это не изъяны, потому и покрываете друг друга. - Гостевой мужик не стал оправдываться, хотя пьянчугой не был, и в остальном грешен в меру. А она, чуть помедлив, всё же вышла. Но быстро вернулась. – В доме их нет. Куда подевались? – обратилась к сидящему мужскому адвокату.
Тот улыбнулся, пряча взгляд.
- Вы же следователь, насколько я осведомлён, - перешёл на «вы»,- вам и карты в руки, - и стойко выдержал испепеляющий взгляд матери, потерявшей из виду дитя.
- Так вы сговорились? – догадалась, наконец. – Где?
Виктор Сергеевич осторожно отодвинулся от стеклянной столешницы, встал.
- Не секрет: они пошли в здешний маркет за айфоном.
Эльвира сначала удивлённо приподняла брови и сразу же нахмурилась, поняв, что её, следователя, крупно провели те, кого она в грош не оценивала.
- За каким айфоном? Я же запретила ей брать что-либо от него без моего разрешения.
Соучастник обмана нейтрально пожал плечами, решив больше не лезть третьим. Обманутая женщина – зверь, а обманутая мать – вдвойне. Эльвира повернулась, чтобы уйти, но вернулась, порывисто схватила поднос, чуть не выронив драконовский кофейник, и ушла, не сказав ни слова. Визит окончен, понял гость, пора отчаливать, пока цел, и вышел следом. Прошёл быстрым шагом все комнаты, выбрался на крыльцо, глубоко вздохнул, глянув, сощурившись, на яркое безмятежное солнце, забрался в машину, завёл мотор, развернул «Ниву» задом к крыльцу, заглушил мотор, перебрался на заднее сиденье и замер, наслаждаясь покоем и радуясь, что прекратил затянувшиеся не к добру встречи с Верой.
Не заметил, как и заснул. Разбудил стук дверцы. Марат садился за руль.
- Что, не поладили? – спросил тот хмуро, наверное, ещё под впечатлением нелёгкого прощального разговора с взъерепенившейся клушей.
- Тебе, повезло, что тебя выставили, - ответил в тон Виктор Сергеевич.
Марат завёл двигатель.
- Сам бы я не решился, и объяснил почему: - из-за дочки. Вот мегера! – в сердцах обозвал бывшую жену, добавив в раздумьи: А ведь не была такой, - и чуть помолчав: - Это её ФСБшники испортили, - и ещё: - Договорились, что верхний этаж мой, нижний дочери, а ей – квартира в городе.
- И ты согласился? – не пожалел страдальца сосед.
- А что мне оставалось? – Марат вышел, рывком открыл ворота, выгнал машину наружу, опять вылез, закрыл автоматом зелёные ворота в ад, сел и молча тронул с места, насуплено вглядываясь в узкую дачную дорогу. Молчал и когда выехали на шоссе и только при подъезде к городу сухо спросил: - Тебе куда? – Ответ опередил звонок мобильника в кармане Виктора Сергеевича. Звонила опять Вера.
- Ты где?
- В машине, с Маратом, - Виктор даже обрадовался звонку.
- Собираюсь на Шнитке в филармонию, - и умолкла, ожидая, что недавний спутник захочет присоединиться.
Но он не выразил такого желания.
- Меня сегодня хватит только на то, чтобы добраться до постели.
Вера засмеялась.
- Наконец-то выспишься, - намекнула на счастливые бессонные ночи вдвоём. – А я завтра улетаю в Крым. – Обычно в таких случаях он спрашивал: «Надолго?», но в этот раз промолчал. – Ладно, отсыпайся, будь! – и отключилась.
- Вера? – поинтересовался Марат.
- Она, - подтвердил, невольно улыбаясь, Виктор.
- Не женись, не дай себя захомутать.
- Не дам, - обнадёжил холостяк, продолжая улыбаться. – Высади меня около ближайшей остановки автобуса. – Марат никогда не был у него дома и никогда не напрашивался в гости, в Виктору, увидевшему великолепие дачного дворца, совсем не хотелось показывать своё убогое жилище.
-3-
Марат ушёл в начале августа, собрал в кейс мелочёвку, пожал, улыбаясь, руку и исчез. А через неделю и Виктор Сергеевич оставил обжитой кабинет и породнённый компьютер, перебравшись в финдепартамент мэрии, куда его, подающего большие надежды, затребовал директор во вторые замы. Когда Виктор Сергеевич с подачи Марата утвердился в мэрии, то поначалу удивлялся обилию замов и помов. У каждого директора департаментов и
