Рассказ в двух частях

Часть 1.
 
Он шагнул на землю. О, как долго он здесь не был! С каждым годом он делал это все реже и реже, но всегда это было, как тогда, в первый раз, когда все было еще девственно, чисто и свежо. И зачем он затеял этот эксперимент? Разве так уж одиноко было ему среди многочисленных своих слуг, которые все думали, как он, которым и невдомек тогда было делиться на черных  и белых? И дернула же его нелегкая взять в руки тот проклятый комок глины? Теперь вот одни проблемы…
А ведь был же соблазн тогда все одним махом! И зачем я пожалел того старого чудака, Ноя? И опять расплодились, возгордились… Впрочем, что с них взять? Земля  есть земля… Землей ты есть, в землю уйдешь… Ладно, пойдем, посмотрим…
Ух, сколько эти черных слуг развелось! Дай им волю, все выжрут. А активные какие! Только заметят кого заблудшего, сразу хвать! Вот и уже целую рать Михаил навербовал, а все никак с ними не сладит. Возгордились, подлые души! А ведь зачем все было? Чтобы дать им рукотворным понять, что есть добро, а что зло, за что милость, а за что кара. А они что? Поставили того черного слугу на один уровень  со мной! Прям как дети…
И что же, в конечном итоге изменилось со времени моего последнего визита? Да, прав был один писатель когда сказал; «Люди, как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было... Человечество любит деньги, из чего бы те ни были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или золота. Ну, легкомысленны... ну, что ж... обыкновенные люди... в общем, напоминают прежних... квартирный вопрос только испортил их...». Он был прав, конечно, но дело, пожалуй, не в одном квартирном вопросе. Человечество накапливает  грехи с течением лет. Однажды мой сын уже взял их на себя, хотя послан был совсем не с этой миссией, но он волен был поступать по своему усмотрению, хотя был плоть от плоти. Наши сыновья, как и человеческие, не всегда послушны… Придет час, когда придется вмешиваться еще раз, на сей раз уже окончательно, но когда этот час наступит он не знал,, об этом знает только Он, мой сын.
Хорошо, присмотримся-ка попристальней: ну, вон еще одна овечка заблудшая, там на койке реанимационного отделения. Ты грустила, милая? И отчего вокруг все такие грустные? Я дал им чудо из чудес, я дал им любовь, больше ни одному существу не дал. Им дал, а они не ценят! Многие из моих слуг все бы отдали за любовь, а не дано… А они вот не ценят, ропщут все. Вот чего тебе, женщина, не хватало? Был у тебя мужик, как мужик, ну не Аполлон, но как любил! Дочку тебе подарил, чудо, не девочка, на ангела похожа (я к ней лучшего из Михаиловой рати приставил). Ну не богат, ну бесхарактерен малость, зато как любил! И что теперь? Ни мужика, ни любви, ни денег, ни работы стоящей! Вот, плетешься тут одна, а за тобой уже вон тот чернопёрый увязался. Что, отдать тебя ему? Э нет, уж дудки! В мир иной идут люди, либо уже что-то познавшие, либо младенцы, либо те, про которых я понял, что им не дано ничего понять. Ты не относишься ни к тем, ни к другим, ни к третьим. Что, перевести тебя на новый уровень понимания? А ну-ка, там, на Мерседесе!!!
Э не! Так не пойдет, нельзя тебе сюда, рано! Сколько там тебе надо для понимания? Лет 35? Пожалуй, хватит.. Эй! Кто там из белой рати??!
Как всегда никого… Ну что ж вы такие медлительные? Как всегда, придется самому… Домой, девочка, домой, сюда тебе еще рано. Ты запомнишь этот момент, но вряд ли, поймешь, что случилось. Ну, на счет три!!!
Однако, задержался я тут! Пора, рога трубят!..
 
 
Часть 2.
 
Она сидела в гримерной, ну если так можно назвать затхлое помещение с мутным зеркалом, грязным умывальником и парой покосившихся шкафов, и плечи ее слегка вздрагивали. Ей не хотелось видеть никого, ей до чертиков не хотелось опять вылезать на эту сцену.
- Вот так  каждый вечер, - грызла до боли навязчивая мысль, - эти глаза, помутневшие от выпитого , эти липкие руки и замусоленными бумажками, которых, впрочем, едва хватает чтобы пропитаться, купить Таньке игрушку в секонд-хенде и кое-как привести себя в порядок, эти постоянные приглашения за столик с одной пошлой мыслью уложить в кровать… Ох, как все надоело! А ведь могло же быть все совсем не так, а ведь не взыграй тогда гордыня, и падал бы на меня не свет этого тусклого фонаря, а свет рампы.
- Ну, кой черт меня дернул тогда нахамить тому богатому дядьке. Ну не все ли одинаковы, в конце концов, не все ли равно, с кем спать, по большому счету, а ведь предлагал же нам с Николь работу, та согласилась, и теперь вон в столице, счастлива до одури, а я…
- Иди,  хватай свою гитару, и в который раз… Вон, уже орут. Эх!
 
Она вышла, взяла первые аккорды и все растворилось и куда-то поплыло, она не видела ни лиц, ни сигаретного дыма, ни проституток у стойки, ни бармена что-то взбалтывающего в стакане, ни рыжего официанта, Серегу, у которого неизлечимо больна мать и который торгует дурью, дабы она не утонула в испражнениях. Плыла по волнам мелодии, и все было как в первый раз, когда она, тогда еще юная девочка, вышла на сцену заводского клуба, и зал встал и кричал: "Браво!". Но что-то сегодня было не так, как всегда, что-то было необычно.
- И откуда взялся этот мужик с уставшими красными глазами вон за тем столиком? И смотрит как-то необычно, не так, как иные, хотящие раздеть взглядом, а как-то, вроде, в душу заглядывает, аж мурашки по коже…
- Кажется, его раньше здесь не было. Эх, была-не-была, понеслись! Мы себя покажем, знайте наших! Ну что, заслушался?
И летела музыка, то гремя, то затихая, и даже вон тот деляга, вечно кого-то охмуряющий, застыл и обернулся…
- Ладно, хватит, пора и на перекур, да и промочить пересохшее горло. Что-то я увлекаться стала… А, да что там! И так в жизни просвета нет, а тут потянешь немного, и как-то легче! Давай, Серег, налей маленькую, муторно что-то на душе. Эх, доработать и уйти, пройтись, продышаться, побыть наедине с собой и подумать немного. Все! Осталась последняя песня, и в ночь… Эй, дружок, ну чего уставился? Мог бы и проводить даму! Как всегда, на кого упадет глаз, ноль эмоций… Ладно, больно надо! Не впервой в одиночку.
Она зашла в гримерную, быстро переоделась, взяла зонт, пакет с харчами, thank’s Серега, и вышла через черный ход. На дворе уже почти светало и моросило, было зябко, но ей хотелось пройтись и подумать. Она так часто делала, когда на душе скребли кошки. Шла и не понимала, от чего мокрые щеки, от дождя ли, от слез ли? Ну вот, еще два поворота, и дома.
- И что там эта добрая душа напихала в этот пакет? Сейчас взглянем. Почему те, кому плохо, так щедры, а те, кому хорошо, удавятся, а гроша не дадут? И куда мчится этот урод на мэрсе, блин, это же тротуаааарр……
 
….желоб, желоб света, какой-то немыслимый проход, как труба. Как будто тускло, и вроде где-то в конце синее неоновое сияние… Туда, туда, там не так холодно, там свет и нету этой боли.. Какой-то водоворот перед глазами, но что за дивный свет? Такого и не видала никогда. Туда, стремглав туда, и больше никуда, не останавливаться! Проход все шире и шире, свет все ярче и ярче. Но что это? Почему я не могу туда добраться? Что там держит меня и не пускает? Эй ты, в темном, мне надо на свет, я хочу на свет, я устала от тьмы!!!! Что? Каких 35 лет? Ты о чем??? Я уже на дороге к свету, а ты???.....
 
Ойй!!! Почему же так больно??? И что за несносный свет этой лампы, бьющей в глаза, и почему так бегают эти люди в белом? И кто, скажите, кто пустил сюда Таню? Она не должна быть здесь, ей здесь не место! И что там за дама в белом, как будто взмахивает крылом за ее плечами? Нет, ну от чего ж так болят глаза? Почему, почему вы вернули меня сюда? Ой жутко хочется спать… Потом, все потом…