Сверхпроводимость в вакууме человеческого сердца

мужиками обращаются, как с животными, учатся плохо, серьезно ничего не читают, ровно ничего не делают, о науках только говорят, в искусстве понимают мало. Все серьезны, у всех строгие лица, все говорят только о важном, философствуют, а между тем у всех на глазах рабочие едят отвратительно, спят без подушек, по тридцати, по сорока в одной комнате, везде клопы, смрад, сырость, нравственная нечистота»…

И, конечно же, все вышеизложенное, может кому-либо без малейшей в том тени сомнения явно еще показаться разве что простым наговором, а как раз потому и самой элементарной фикцией, однако никакого телевидения тогда и близко так не было именно вовсе.
И по большому счету людское сознание формировалось театром, тем более что театр в те времена имел все черты сегодняшних мыльных опер, в сочетании с выдающейся экспрессией – сегодня, быть может, и не совсем уж вполне нам ныне понятной…
И вот чего пишет обо всем этом Владимир Федюк в его книге «Керенский».
«В случае с книгой читателю приходилось прилагать собственную фантазию, чтобы довершить облик и характер персонажа. Театр же предлагал готовый, законченный образ. Но до великой революции, совершенной К. С. Станиславским, русский театр находился в плену штампов и сценических условностей. В значительной мере они были неизбежны уже в силу несовершенства технологии. Публика на галерке с трудом могла различить мимику актеров. Отсюда и аффектированное поведение героев тогдашних пьес - любое чувство должно было быть подкреплено жестом, позой, движением. Если уж персонаж переживал горе, то он должен был плакать навзрыд».

Причем может обо всем том, и надо было до чего безапелляционно во всеуслышание разом заявлять и не только заявлять, но и громко требовать самого немедленного исчезновения всего этакого совершенно давнишнего дикого позора?
Да только от всех этих явлений нисколько не избавиться сколь яростно отпихнув от них серую толпу поскольку, поменяв одну лишь и только идею царствования - экономику на некий тот совершенно новый и истинно наилучший же уровень точно ведь тогда никак не поднимешь.
Нет, этаким путем только лишь разве что и задвинешь ее на уровень крайне до чего допотопный и весьма стародавний.
Потому, как весьма ведь несоизмеримо далече в единый миг, сходу так, уйдя от всех тех до чего издревле весьма ведь безупречно привычных всему человечеству хозяйственных отношений только уж разом и можно было, в конце-то концов, полностью отойти от всех тех до чего давнишних моральных устоев.
То есть, разрушив ныне существующую власть - только лишь затем и возродишь кровавый призрак власти предшествующей, да еще и в самом низком и карикатурном ее виде.
Ну а лучше от всего этого никому точно тогда явно так совсем вот не станет.
Ну а тем более всякие общественные язвы от перемены политических декораций совершенно так в единый миг никак вовсе и близко не исчезнут.
Скорее наоборот все лучшее из прошлого будет при этом наскоро скомкано, а также и разом вымазано в самых отвратительных нечистотах, да и более чем бесстыдно же сожжено в печке буржуйке из-за самого что ни на есть острого недостатка дров.
А между тем всего этого вполне возможно было избежать в случае если бы кое-кто думал не только о той лучшей доле для всего человечества, но и также о том чтобы оно совсем ненароком не скатилось в адскую пропасть существования в условиях того самого нового, и как есть чисто суперкаменного века.
Но есть при этом и те люди розовые мечты, которых явно ведь фактически во всем чрезвычайно завышают всяческую планку, вполне уж как есть на деле возможных улучшений в самой, как она есть природе любых вещей.
Причем, как и понятно все эти блажные начинания именно, так и должны были фактически разом окончиться одним сущим же крахом добра, поскольку это именно социальное зло фактически вечно, а душа человека, прежде всего, принадлежит плоти и только отдельные представители разума по-настоящему выше всех своих мелких страстишек и горестей.

Правда в подобном виде оно бывает явно так не всегда, а лишь пока все в этой жизни совсем этак полностью тихо и весьма уж до чего задушевно на редкость спокойно.
И при этом разом этак всецело поистине ясно, что вот всяким тем наилучшим качествам в людях вовсе вот не дано, будет себя проявить во всей той чудовищно невзрачной суете той еще донельзя обыденной толкотни самой еще вполне вездесущей повседневности.
Да и вообще явно окажется оно именно таковым, разве что покуда, нет той великой беды, что железным обручем скрепит народ, а уж тогда он и проявит настоящие чудеса мужества, хотя в простой, обыденной жизни он и ведет себя подчас не слишком порою достойно, а даже иногда и впрямь довольно-то по-скотски.

Другое дело, что простой народ немыслимо стаден, а потому и крайне ведь во всем он всецело зависим как раз от того, кто уж это конкретно сейчас стоит во главе страны или любого иного формирования имеющего самую явную иерархическую структуру.
Народная мудрость не зря говорит «Каков поп таков и приход».
А как раз-таки поэтому диктатура до того сколь неимоверно тлетворна буквально-то для всего общественного организма.
А между тем число убитых из-за одних тех еще блажных идей некоей совершенно несбыточной лучшей жизни могло бы оказаться, и куда значительно больше, да и сама система отбора лучших из лучших могла бы функционировать изрядно-то поболее продуктивнее…
…если бы только те самые личные качества Иосифа Сталина и впрямь оказались, куда лишь поболее наихудшими, чем они и так уже были в той-то так и пропитанной безжалостной серостью суровой действительности первых пятилеток СССР.

Из центра частенько сколь явно звучали одергивания, а вовсе не понукания чрезмерно порою излишне старательных и неистово ретивых товарищей на местах.
И главное, все и вправду разом так сходу и начинается именно с того, что законы целесообразности более чем неизбежно становятся, куда значительно превыше всякой духовной сути и всего того вообще, собственно, человеческого.
И именно тогда вдруг и выясняется, что каждый из нас, он как есть разве что некий винтик крутящейся в невероятно громоздкой машине, которой попросту фактически начихать на всякую сохранность отдельных, быстро изнашивающихся ее частей.

Главное у нас теперь это великий конечный результат!
Только до чего же мало он, собственно, стоит, коли тех настоящих людей нигде и близко вскоре ведь именно что совсем попросту и не останется…
Как уж про то некогда спел великий голос постной советской эпохи Владимир Семенович Высоцкий «Бродят толпы людей на людей непохожих равнодушных, слепых».

А они-то отныне были никак не живые существа, истинно так самостоятельно мыслящие индивидуумы, а одни лишь фантомы, движимые биологические механизмы, почти сызнова пересозданные в одну только вот угоду крайне глупой и беспринципно франтоватой политической власти.
А потому, и были они начисто так весьма помпезно и официально во всем лишены почти же всяческих собственных своих желаний и уж только вот в угоду неких тех исключительно абстрактных грядущих свершений.
Ну а те весьма же разного рода немыслимые подвиги, что и впрямь были столь геройски, будто бы осуществлены наиболее «передовыми людьми», на самом-то деле являлись чем-либо весьма вот неотъемлемо весомым на одних тех пламенно праздных и безалаберных словесах никак и никогда не краснеющей красной пропаганды.
Да и вообще было нечто подобное по всей ее сути одной разве что той еще палкой, которой и гнали народ вперед во тьму грядущих веков новоявлено идейного и вовсе так ничем отныне именно что попросту как есть чисто же несокрушимого рабства.

Правда может это, конечно, и некоторый перегиб, да только вся история нашего советского отечества времен вождя всех времен и народов этак уж сколь направо и налево кишмя кишела теми еще самыми непоправимыми перегибами…
Да и, в принципе, все едино - главное в пошаговом развитии сталинской экономики всенепременно заключалось в сущем удушении всяческой (хозяйственной) частной инициативы и централизации всей полноты власти в государстве в одних лишь только крайне так нечестивых руках.
А сделано это было именно путем самого тщательного опутывания всего и вся ниточками всевозможных директив, за которые затем и можно было сколь безостановочно и последовательно дергать и дергать…
И, кстати, именно как раз-таки в чем-либо подобном и была же весомо заключена та самая чисто изначальная суть наиболее отвратно нелепой во всем этом мире коммунистической идеи.
Ну а не могло ли из тех чисто ведь изначально благих начинаний со временем разом еще действительно выйти хоть чего-либо явно другое и вполне принципиально отличное оттого, что этак вот весьма же больно некогда было наблюдать до чего еще повсеместно воочию?
Да только нет, чего-либо подобного и быть-то никак, ясное дело, вовсе и не могло, поскольку довольно же широкий класс новоявленной пролетарской аристократии был попросту так чисто исторически не готов ни к чему иному кроме как «одержанию народа» в рамках всего того чисто своего искренне пламенного вероучения.
А потому при большевиках сходу вот так и воскресла та самая до чего же только нечестиво прежняя абсолютная монархия, поменявшая разве что форму, но нисколько не все свое заклятое внутреннее содержание.
А между тем прививка учением марксизма полагалась вовсе уж никак не России, а как раз-таки той весьма давно просвещенной и донельзя искушенной в делах цивилизованности и степенности старушке Европе.

Под немцев, к примеру, марксизм уж буквально так именно скроен и столь до чего изящно же чисто с иголочки разом подогнан.
Сплошное единообразие мыслей, железный порядок, целомудрие общественных нравов, бездушная канцелярская целесообразность всех принимаемых решений… вот она твердая программа большевиков…
Андрей Платонов в его повести «Ювенильное море» повествует об этом в эдаком до чего вполне праведном духе.
«В вещах Босталоевой Вермо нашел "Вопросы ленинизма" и стал перечитывать эту прозрачную книгу, в которой дно истины ему показалось близким, тогда как оно на самом деле было глубоким, потому что стиль был составлен из одного мощного чувства целесообразности, без всяких примесей смешных украшений, и был ясен до самого горизонта, как освещенное простое пространство, уходящее в бесконечность времени и мира».

Да и сам по себе марксизм есть не более чем одно же наиболее жестокое ответвление исключительно так всеобщей для всего этого мира истово черствой идеологии, заменившей собой многие прежние, «твердокаменные убеждения».
Ранее, то был институт веры в загробную райскую жизнь, а теперь он, понимаешь ли, разом так и спустился с синих небес на эту вовсе ведь до чего неизменно грешную землю.
Однако то сколь посильное истребление скверны так и осталось в точности на том же самом весьма безыскусно и буквально ко всему полностью совсем безучастно незыблемом уровне.
А в чем-то оно еще и явно усилилось, поскольку там за облаками вакуум, а не Бог, а стало быть, и стеснятся нам теперича некого, да и совсем ни к чему стало ожидать наказания за все свои