Ярмарки

извертятся. А в полях все никак не угомонятся соловьи-свистульки.

Эй, сосед, не на малую ли ярмарку собрался? Мала да весела она, дочь Ярилиной ярмарки. Мужика, нашего брата, там мало, больше девки заправляют. Рюень-месяц по лесам гуляет – лист березовый золотит, яблочки калит, хлеба к земле клонит. Загулялись девки по лесам с Рюенем. Указал он им тайнички лешачьи, пока тот с водяным в кости играл. Воротился лешак – взвыл за голову взявшись: нет в лесах да на болотах ни единой ягодки. Рванулся за девками – наказать, да увидел на пеньке откупное – пирог, молоко, да яиц вареных с десяток. Остыл волосатый. Угостился да пошел новые схроны ягодные обустраивать.
А девки-лисицы вон уже где, на ярмарке сидят. Продают ягодную зернь лукошками, хихикают. Пальцы уже от черники темны, губы от лесной малины алеют, щечки издали земляникой кажутся. Уж и не знаешь, какую ягодку выбирать – ту, что в лукошке красуется, или ту, что тебе улыбается.
Мужики зареченские – рукастые да хитрые: нарезали лозы, надрали лыка, вон, торгуют теперь поживным припасом.

-​ Лукошки, лукошки! Удержат все до крошки!

-​ А вот на спину кузовок, в нем унесешь грибов с пудок! А хочешь – пуда три! Хребтину только не сотри!

-​ Корзина плетеная, мягкая. Сгодится дюже для ягод! А хочешь – грибы в ней носи! Какую тебе? Да не трусь – попроси!

Быстро товар сбывается: ягодная пора в разгаре, грибное время на подходе. Скоро идти по лесам – поклоны отвешивать: боровикам-боярам, опятам-солдатам, рыжикам-щеголям, волнушкам-чашникам да всему грибному царству. А ягодкам-девицам – наособицу: малине мягкой, землянике-княгине, чернике сладкой, да клюкве кислой. А ведь так и есть: не поклонишься – не возьмешь. А как двинется гриб из лесу да капуста с огорода – закипит везде работа: на зиму посол. Девки заграничные носы от нашего припасу морщат – не по нраву им грибы да огурцы соленые, не слюбилась им капуста квашеная. Вот и живут в своих теремах – бледные да тощие, как горячкой болевшие. Одно дитя родят – на всю жизнь надорвутся. А наши бабы простые, квашенье да соленье у них первое кушанье. Эти и в страду ребенка родят, да дальше жать продолжат. Русский человек от простой еды здоров, а халва всякая басурманская – тьфу, баловство дитячье!
Ох ты, гляди, кум! В солевом ряду что творится! Чумаки киевские с солеварами новгородскими сейчас бороды друг другу рвать начнут!
Стоят киевляне подбоченившись, губы сжаты, брови нахмурены. Солнце им в лицо заглянуть норовит, а они шляпой лозяной от него, как парусом, прикрылись. Хлебосольны, веселы они, нет души их шире, да беда – без меры вспыльчивы. Рубят они у себя в степи вострыми саблями татарву ногайскую, а меж бранью-потехой – на весь свет гуляют.
Поморы – новгородские ватажники им не уступят. В море ледяном купаются, с топорами плотницкими и во сне не расстанутся. Бьют они на морях да реках гостей незваных, немецких. Руки у них мастеровиты – хоть ложку, хоть корабль сготовят. А уж слово дадут – на куски их режь, не отступятся.
Летят над рядами речи обидные:

-​ От це тильки бачь! Ця силь? Як сирка – мелка да гирка!

-​ Наша соль горька, да в соленьях хороша! А ваши булыжники? Терем из них строить прикажете?

Уж и стража подтянулась ярмарочная. Платит каждый торговец им от товара малую толику, покупатель за вход грошик дает. А в ответ – все их дозорные старания: ходят по рядам оружные, за порядком глядят. Воришку поймают – в правеж волокут. За негодный товар – прочь гонят. А пьяных да буянов – в погреба с ледником, чтоб остыли, запирают. Не бывать беспорядкам на честной ярмарке!
Миром солевики дело уладили, по рукам ударили, мальцов за пивом послали. Порешили соль по-разному хвалить: с киевщины крупна да сладка – пусть она княжит в мясе да каше; поморская соль мелка да горька – быть ей в огурцах да грибах. Солеробы торгуют, да соседей хвалят:

-​ А не нравится наша – у соседей, может, краше? Ты их попробуй, с нашей сравни, да бери, какую по вкусу!

-​ Обожди хвилинку, у поморов силь спробуй! Ну, яка бильше смачна?

Краше прежнего торг идет. Поморы да киевляне посмеиваются:

-​ Вместе на торгу три пуда соли съели!

Разъезжаются люди с малой ярмарки. Радуются товару. Мужики-артельнички лямки кузовов примеряют, девки корзинками друг перед дружкой хвалятся. А ребятня с дареным лукошком играть затеяла: гнездо свили, птиц зазывали. Мурка-пятнашка в то гнездо прилетела, котят там вывела, так их в лукошке и вынесли поглядеть.
Старухи, что по болотам уж не ходят, ягодам радуются. А мамка Тетеря уж прикидывает, кого вареньем порадует: зять сладкое любит с оглядкой – ему малинки, у внучка глаза больные – ему чернички, земляничкой дочь порадовать надо, а клюква без варева нужна – в кадку капусты квашенной ляжет, для горечи.
А наипаче люди соли белой рады. Высыплют ее вечерком в туески, по солонкам раздадут. Радуют глаз они, резные – вологодские уточки, что на пирах хлебосольных по столу гуляют, и поволжские стульчики, что по стенам жмутся, и нижегородские чарочки, что нести сподручно. Наследуют солонки от дедов-прадедов, с дочерью в приданное свежерезанные дают, а продавать – и в голод не смеют. Ныне солью запас полон. Хлебосольством хозяев попрекнуть никто не смеет.

Эх, на ярмарку, да на груденьскую поспешай, поспешай! Нету ныне дорог – слякоть одна, так пехом иди, аль верховым скачи! Телеги дома оставь! Да и зачем тебе они? На груденьской ярмарке товар живой, сам пойдет за тобой домой!
Скотина по лету отъелась, кони под конец Рюеня через серебро поены, цыплята по осени сосчитаны! Выбирай, чего хотел! Мычит, ржет да кудахтает ярмарка. Голосу людского как и не слыхать вовсе. Будто забыли люди речь человечью, меж собой по-зверьи разговаривают.
Выбирай в скотьем да конском ряду – чего тебе в хозяйстве надобно?
Вон лошадки-работницы, серые да карие, гладкие да в яблоках. Жуют соломку, похрапывают. Норовят человека за рукав мягкими губами ухватить:

-​ Не дашь ли хлебушка соленого?

Наособицу тяжеловозы стоят. Грудь – как изба, росту – как скала, ноги с бабками белыми – как деревья молодые. Рядом с ними кони другие – что жеребята малые. Сильны тяжеловозы: телегу, камнем груженую, как пушинку тянут, соха им – забава детская. А вот вскачь – не любят. Они силой славны, не резвостью. Скакунов боевых поодаль продают. Эти к работе не годны: ноги тонкие, круп худой, глаза злые, норов чертов. Зато обучены сабель не бояться, на чужих кидаться, да быстрее стрел вражьих по полям мчаться.
Коровы стоят, рогами трясут. Те, что на Подонье жили, они рыжие, травами степными вскормлены, с белых меловых гор водою вспоены. Молока дают – упьешься, мясо с них – на любом пиру желанное. Да только кто ж из простых мужиков кормилицу без нужды забьет?
А вот приильменьские чернушки да пеструшки худы. Мяса с них да молока – куда меньше. Но иному бедняку, что своей коровы лишился, другой и не надобно.
Поросят в мешках продают – так нести удобнее, если визг уши не режет. А взрослых свиней и нет почти: далеко везти, тяжело продать. Да и зачем, коли поросится исправно?
Овцы кудлатые стоят, блеют. Шерсть у них долгая, холеная. Не мясо с них богатство, а теплая шубка. Бараны бодливые привязаны накрепко. Так шумит народ: касог смуглый на баранов показывает, да всем растолковывает, что с любого барана хорошей вырезки лишь два куска со спины, а остальное – тьфу! Горячится, шапку свою меховую в грязь швырнул, мамой клянется. А продавец смеется:

-​ Так купи барана, зажарь, да покажи добрым людям, под чарочку, что там с мясом да как!

Козы стоят, сено жуют, о руки людские трутся. Охота им побыстрее в теплый хлев попасть. А козел их, черный, все боднуть норовит. На него знахарь приценивается: чертов норов у козлов, да чертей гоняют они исправно.
Мальчонка встрепанный в рядах уголок отбил, корзинку с котятами выставил. Губу закусил, озирается: колко ему от насмешек.

-​ Что котята твои? Ни молока ни мяса?

-​ Зато мышам нет спасу!

Огрызнулся, а сам кошенят гладит: не плачьте, маленькие, не дам в обиду!

-​ Чего продаешь? Барыша захотелось?

-​ Мамка учудила – топить надумала! А они – живые, тоже дышать хотят!

-​ А почем продашь?

-​ За копеечку!

-​ Ну, давай самого мурлышистого!

Пошел котенячий торг. Один взял самого пестрого, другой – самого шустрого, третий – самого глазастого. А паренек смотрит на каждого хмуро, подвох ищет. Просит:

-​ Не обидь, дядя, котят!

-​ Да нешто можно?! – смеюсь, – за них же деньги плачены?

Пищат котята в шапках да за пазухой. Несут люди по домам комочки пушистого счастья.
А вот – птичьи ряды. Квохтают пеструшки, головой дергают. Страшно им столько людей увидеть. Гуси шеи змеиные из корзин тянут, шипят, клювом зубастым ухватить стараются. Цыплята в корзинах попискивают, щебетнуть пробуют. У петухов гребни кровью налиты, землю шпорами роют, кудахчут редко да грозно, как врагов вызывают. Рванулся один, выскочил, на ограду взлетел. Поди, поймай теперь его, красавца. А он на плетне стоит, крыльями синими машет, хвост алый распушил, горло золотое во всю дерет – песню поет, победитель.
А вот ряды, что снедью животной богаты. Мужики да купчишки продают излишки! Баранья спинка, курячья грудинка, дорогая говядина, да ветчина нежная. А еще – яички куриные, масло коровячье да сыр-творог разный. А старик седой, как жердь сухой, молодых поучает:

-​ Главное мясо – путовый сустав!

Дроглым пальцем в небо тычет, важничает.
Сало продают белое. Простое да соленое, кусками да полосками. Тут с Дон-реки свинари-мясники первые. Поясняют:

-​ Ты для сала хорошего не помоями свинью корми, а похлебку ей вари. Вон как хорошо вышло: нежное, с ветчинкой, без хрящей да желваков.

Галичанин горячий аж вскричал:

-​ Да шо б вы в сальце розумили?

И свой товар на лоток – бух! Хорошо сало галицкое: копченое да нежное. С дымком. И этому нашлись охотники. Уходит сало влет, да стремится прямо в рот. Зимой по морозу только и спасения, что во дворе баня топленая, в избе печь каленая, на столе борщ, а к борщу – сало!
Хлебные ряды народом полны: продают здесь на вес пшеницу белую, рожь-матушку, овес да просо, а еще – горох босый. У кого поле доброе да руки рабочие – тому и голод не страшен, и с продажи прибыток имеет. Крепкому хозяйству и норов хозяйский крепок.
Подвалил к одному купец басурманский, пшеницу добрую по ладони перебирал. Не знал, к чему придраться – просто так хаять начал. Думал цену сбить. А хозяин стоит да кивает – всячески поддакивает. Не утерпел басурман – завопил на весь ряд:

-​ А чего ты свой товар ругаешь?

А продавец ему в ответ:

-​ А я тебе, почтенный, врать помогаю!

Вот смеху-то!

А вот овощной ряд, хоть сгребай все подряд. Капуста белая, что невеста на свадьбе – кругла, как голова, хрустка, как снег зимой. Хороша и в щах, и к мясу.
А вот морковь – красна девица. За косу бери ее, сладкую, да домой волоки.
Буряк сер, да к борщу поспел.
Лук-барчук о ста одежках без единой застежки здесь в плетенках лежит. Он, да побратим его, чеснок, зимой от хвори прильнувшей – наипершие целители.
Дурачок юродивый у прилавка стоит, про редиску спрашивает:

-​ То нам, живым, от покойников