Гендерные войны. Гл.1

От холодной войны до гибридной — один присест
— Какой предмет женского гардероба можно не видеть, но не замечать последственно опасно? Да-да, всё верно, и те, кому не нужно повторять дважды, уже не только догадались, о чем ведется речь, но даже обмолвились об этом не дюжем предмете, который служит платформой для построения всего женского образа и вносит свои стройные коррективы в величину ее роста. А с какого ракурса на них лучше смотреть? — идя по этому модному минному полю, всё продолжаю рисковать я.
— Он еще спрашивает.— Всё-таки я нарвался на фыркающую неудовлетворенность лица и ног модного журнала.—Только снизу вверх и никак иначе,— выносят эти ноги мне свой «модный приговор».
— Но как же? — не найдя больше слов, только и выплесну я.
— Или так, или никак.—Спина с разрезом по самое «не хочу» служит мне ответом.
 
 
Звонок сообщил о прибытии лифта, в открывшихся дверях которого показалась группа из несколько пар черных туфель, во главе которых стояла одна, тоже черная, пара строгих женских. Почему строгих? Во-первых, в согласии с корпоративными требованиями, определяющими строгость носителя каблука по высоте самого каблука. А во-вторых: «В этом месте иначе нельзя. Понятно!» — поверх строгих очков, в ответ на замечание одного из инвесторов, прокричит на него очень ответственная и строгая даже к себе носительница этих самых невысоких каблуков.
Мужские туфли, было качнулись вперед, но невидимое препятствие в виде замерших на месте женских туфель, которые с каким-то сомнением приподнимают свой левый носок, не дают им сдвинутся с места, оставляя напряженно ждать окончания этого женского раздумья. (В таком случае, возникает логичный вопрос: а как они оказались позади этих строгих туфель, если для этого необходимо было обойти строгие туфли. Эх, всё вам надо разжевать и положить в рот. Одно дело загнать в стойло, чем, по сути, является любое ограниченное пространство типа того же лифта — и совсем другое дело вырваться на свободу. Уловили мысль? Вот то-то же.)
— Ах да! — очнувшись, хозяйка туфель дала ход всей вздохнувшей с облегчением, группе, которые оказавшись за пределами лифта, сразу же разбежались в разные стороны. Что же касается пары женских туфель, а не каких-нибудь легкомысленных туфелек, то они с уверенным напором на набойки каблуков (в данном случае значение слова «набойки» многогранно в своей интерпретации; кроме своего основного значения, они могут использоваться по другим своим прямым назначениям, например, чтобы послать на, какого-нибудь не оправдавшего надежд  боя, так и в бою оказать давление на противника, надавив ему на этот самый  на), отбивают шаг вдоль коридора этажа небоскреба, на котором расположилась одна из инвестиционных компаний.
Между тем носительница туфель, следуя привычному маршруту продвижения к месту назначения, своими заходами выказывает немалую заинтересованность жизнью находящихся по ту сторону офисных дверей. Так, все попадающиеся на ее пути двери, неминуемо оказываются в предельном наблюдательном поле носков ее туфель, которые, практически уперевшись в саму дверь, для начала выжидательно отстаиваются около них, после чего в резко открывшуюся дверь то ли ею, то ли сквозняком, вступает в эту ставшей тишью и благодатью натужную офисную тишину. Где к этому времени, находящиеся внутри туфли, туфельки и даже кроссовки в тот же момент из таких неподобающих положений, как: разноугловые положения туфель, отрыв от поверхности пола и закидывания ногу на ногу, одной из более выпендрежной туфли или туфельки, ну и, конечно, беспрецедентная наглость отдельных кроссовок, беззастенчиво закинувших сразу обе на стол,— вдруг в ту же секунду осознают всю беспардонность своего поведения и наперегонки выстраиваются в строго по параллельному ранжиру к друг другу.
Строгие туфли, сделав полукруг, немного постояв и отбив своим носком ритмическую паузу, делают разворот и следуют дальше уже до следующей двери, чтобы там вновь продемонстрировать свою неумолимую строгость.
Но вот строгие туфли оказались в конце коридора, у самых больших дверей, для которых, как оказывается, у них предусмотрен совершенно другой ритуал. Строгие туфли незаметно для окружающих потерлись друг об друга и уже после этой очень странной процедуры, даже как-то вплыли внутрь кабинета. В который , после небольшой паузы постепенно начинают подходить различного вида туфли, которые, в свою очередь, выжидательно останавливаются у этих дверей. И после уже другого, видоизмененного, ритуала,— потирания верхней ступни ноги об заднюю икроножную мышцу другой ноги,— на носках заходят в кабинет.
Но позже из кабинета гурьбой вываливаются туфли вперемешку с туфельками, после чего на пороге появляются строгие туфли, которые, несколько подумав, принимают решение и прямиком направляются в противоположную сторону коридора — к двери, имеющей табличку на лицевой стороне. Которая говорит: пока ты будешь производить предписанные на ней действия, вряд ли сможешь внятно говорить.
И вот строгие туфли открывают эту дверь, где перед ее носами оказываются две пары расторопных туфель, тут же прижавшихся друг к другу, и одной пары не просто нерасторопных, а явно вызывающе относящихся к строгим туфлям, и поэтому (в знак своей независимой от ее мнения оценки строгих туфель), еще шире раскинули свои носы.
— Еэгоръ,— делая акцент как на имени, так и на собственном произношении, поприветствовала носительница строгих туфель этого обладателя нерасторопности и независимости Егора Игоревича.
— Хилари,— кивнув, в свою очередь поприветствовал Егор Игоревич зашедшую в курилку обладательницу строгих туфель Хилари.
— Прошу вас! — щелкнув зажигалкой, Егор Игоревич поднес огонь к Хилари.
— Благодарю. У меня, своя.— Хилари демонстративно отодвинулась от Егора. (Для кратности и экономии пространства, а то потом еще с редактором не рассчитаешься.) И, воспользовавшись собственной зажигалкой, заняла место в противоположном от Егора углу. Чтобы уже с этого места, уперевшись своим взглядом на ухмыляющегося Егора, пропечь его до самых печенок. Который надо сказать, был для Хилари тот еще тип. Что, в общем-то, не сильно проясняет ситуацию, в виду неясности значения этого типажа Егора Игоревича.
— А Егор Игоревич — молоток,— умозрительно решил поделиться своими мыслями Алекс, зашедший вслед за Хилари.
Но прежде чем мы узнаем, чем вызвана эта молотковость Егора Игоревича, нам просто необходимо окунуться в атмосферу этого этажа здания. На нём волей обстоятельств были вынуждены сосуществовать такие антиподы, как Хилари и Егор Игоревич, в свете последних политических событий — показом на ТВ новых, хромых «утиных историй»,— за глаза прозванный Дональдом (вы поняли, каким). Впрочем, чтобы отсеять все кривотолки по поводу дискриминации женского пола, за которые, узнай о подобном ущемлении ее прав, Хилари, несмотря на не слишком лицеприятное данное ей прозвище, пожалуй, еще и подаст на вас в суд,— заявлю безответственно (еще мне не хватало нести за это ответственность), что и данную особу не обошли вниманием местные острословы, коими земля русская полна. И со всей своей оценочной точки зрения (явно недалекой), обозвали ее дебилкой.
Что говорит лишь об одном: ряды острословов всегда пополняли личности, с одной стороны, имеющие немало заслуг в безалаберном образе жизни и, с другой,— не имеющие совершенно никакого уважения к личности. И, узнай об этом Хилари, у которой и в кругу знакомых нет никакого Билла, то она бы, несмотря на всю свою толерантность, не выдержала и прибила бы этого умника за его длинный язык.
Что и говорить,— а об этом на протяжении десятилетий говорилось беспрестанно; что даже было замечено и высказано классиком: все-таки «жилищный вопрос испортил москвичей». Слегка перефразируя Булгакова, они часто несут чушь, тем самым изыскивая всевозможные оправдания для своих пороков (явно общежители столицы).
«Цены на офисные помещения, своим неуемным ростом, испортили взаимоотношения между предпринимателями и арендаторами»,— заявит с экранов телевизора какой-нибудь финансовый аналитик, всего вероятней призванный лишь для того, чтобы продемонстрировать свою близость к корневым основам экономики страны.
Не понятно, волею чьей ФРС-ной судьбы, на одном этаже здания нашли для себя приют две компании, не имеющие к друг другу никаких отношений, разве что кроме претензий. Одну из которых, непонятно чем занимающейся, возглавлял Егор Игоревич. А другой, с привлечением иностранного капитала и, значит, более солидной, руководила уже небезызвестная нам Хилари. Всего вероятней, в связи с несовпадением ментальности не желала соседствовать со столь независимым по отношению к ней арендатором.
В свою очередь, арендодатель отчего-то не пошел навстречу предложениям Хилари, и всё так же продолжал получать арендные платежи из рук Егора Игоревича. Очевидно, он твёрдо усвоил правило бизнеса «Не клади в одну корзину и не ставь только на черное и красное». (Здесь явно что-то не чисто.)
Хотя возможно, что это всё только мною надумано, когда как глубинные причины кроются совершенно в другом. Впрочем, Хилари,— а это она являлась застрельщиком всех этих движений по выдавливанию с этажа Егора Игоревича,— могла бы, плюя ему в спину и посылая факи, как-нибудь пережить это соседство. Но это демонстративное пренебрежение, да и попросту игнорирование всех ее рекомендаций (имеющих императивное значение) со стороны этого Егора Игоревича, стало не просто невыносимым, но, и того более, ставило под сомнение авторитет самой Хилари.
А ведь в компанию, которой руководила Хилари, помимо немалых денежных средств, как и необходимо ожидать, было немало привнесено западных ценностей, которые, по мнению самих инвесторов, были куда важней финансовых затрат, правда только не прибылей. Так что, руководствуясь этими ценностями и должна была руководить коллективом, с трудом впитывающим в себя эти самые ценности, замеченная в маршах феминисток Хилари — само олицетворение этих ценностей.
И она, как какой-то миссионер, богом посланный к этим аборигенам, с присущей ей бурной энергичностью принялась внедрять все эти достижения западного мира. Но под сводами этой компании, как с прискорбием ею выяснилось, и понятия не имели о цивилизационных ценностях западного мира. (Азиаты, одно слово.)
Первое, что она сделала: повесила рекомендацию на дверце кабинки туалета объявления и усадила всех своих работников на стульчак. И уж тут попробуй не поднять за собой крышку — мигом нарвешься на соответствующие санкции. Так что и пришлось как особо забывчивым, так и терзающимся мыслью не допустить эту оплошность, преклонить свои колени перед этими веяниями западной цивилизации.
— Сделали бы уже отдельный туалет,— особо строптивые после очередного посещения туалета любители легких путей решения проблемы, пытались в курилке засорить голову своим сослуживцам.
— И не говори,— предусмотрительно оглядываясь по сторонам, не имел ничего против данного предложения этот явно колеблющийся сотрудник.
— Вон курилка, какая большая, а