Это, увы не первый рассказ из цикла. Первый в стадии набора текста, как и ряд других.
Письмо
* Самое начало и мое письмо.
Лето ни как не начиналось, термометр неподвижно застыл между 15-ю и 20-ю градусами. То и дело принимались дожди, длинные, серебряной стеной, зависая за окном, образовывали какой-то особый мир тоскливого существования, когда молча сидишь, точнее даже висишь между небом и землей, совершенно не зная, куда же себя приткнуть. А сегодня солнечные лучи заглядывали в комнату, старательно прочитывали записи, разбросанные на столе, раскидывали блики по стенам и ворошили в голове самые светлые воспоминания. И вдруг с ног до головы охватило запахами, теми знакомыми с детства, которые всегда волновали, щекотали душу. В ушах музыка прибоя. И стало не ясно, какое же время суток, вроде как солнце обнимает своими маленькими, горячими руками, а небо пестрит звездами. А может это просто фантазии, может это та красота, которой так не хватает в современном мире. И понимая все это, отдаешься полностью голубоватой ностальгии, которая постепенно становится ярко синей, вспоминаются старинные друзья. А романтика толкает тебя на написание длинного письма. И позабыв обо всем, самозабвенно пишешь, до последнего момента не зная какой же адрес ты напишешь на конверте.
«Привет! «Сегодня дождь и скверно и мы не виделись, наверно, сто лет…», хотя ты знаешь, это песня совсем не подходит под сегодняшний день, единственное, что, верно, это то, что мы не виделись уже долго-долго. Тогда может нужно написать так: «сегодня солнечно и весело…», но это уже не так романтично, хотя вообще не понимаю и не люблю романтику, от нее всегда пахнет сыростью, веет грустью. Но все знаменательные события в моей жизни сопровождались проливным дождем, тебе впрочем, это известно, значит, мне надо любить эту серость, эту сырость, надо приклоняться перед этими длинными серебряными нитями, которые заботливо ткут полотно моей жизни. Впрочем, слово «надо» здесь и не очень уместно, но другого подобрать не могу. Я ни в коем случае не жалуюсь, я искренне люблю эти дожди, но иногда наше настроение отгоняет все плаксивое, и все минимально грустное очень раздражает. А вообще в нашем мире очень много условностей, глупых условностей, которые мы придумываем себе сами, сами же потом в них начинаем верить. Наверное, именно в этом и состоит умение жить. Надо воспринимать жизнь такой, какая она есть, ничего не требуя. Ведь это очень строгая женщина с типичным мужским характером. Хотя иногда мне кажется, что жизнь – это типичный мужчина, эгоистичный, делающий все только для себя. И понимая все его недостатки, ненавидим их всеми фибрами души, но все равно миримся с ними, терпим их, так как без них совсем не выносимо. Так же и жизнь, точно так же, сложно найти хотя бы одно отличие.
Извини, я тебя, наверное, утомила?! Но больше мне не с кем поделиться, не кому больше открыть затворы своей огромной и одновременно маленькой души. Вижу, как ты сейчас улыбаешься, сдвигаешь свои красивые брови и просишь продолжать. А я?! Мечтательно всматриваюсь куда-то в даль себя и начинаю обвинять себя (мысленно, конечно.) в эгоизме, ведь я не поинтересовалась как твои дела, как поживаешь, чем занимаешься. Но я исправляюсь и задаю тебе эти вопросы и с нетерпением жду ответов.
Что же еще тебе написать? Знаешь, вообще-то я ненавижу эту фразу, она попахивает теми обязательствами, которыми кишит наша жизнь. Но с другой стороны – она связующее звено, без нее не обходиться ни одно письмо. И если ее называть обязательством, то и тут смысл не меняется, ведь еще великий Шекспир сравнил нашу жизнь с театром, а людей с актерами, а у всех актеров есть роли, есть обязательства…. И опять на мир полилась бессмысленная философия. Возможно, ты сейчас начнешь возражать и говорить, что в этом мире нет ничего бессмысленного. И я с тобой соглашусь.
А знаешь, что я хочу тебе сказать, точнее даже не сказать, а прокричать во всеуслышанье? Надеюсь, лестно, что даже не догадываешься. Ну, тогда слушай, точнее, читай, специально напишу большими буквами: Я РАДА, ЧТО В ЭТОМ МИРЕ ЕСТЬ ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ВСПОМИНАЕТ ИНОГДА ОБО МНЕ И… а что и? Я не знаю, надо заканчивать это длинное нудноватое письмо, что впрочем, я и делаю. У меня все хорошо, надеюсь, что и у тебя тоже. Желаю тебе во всем удачи, извини, если, что-то не так. Прощаюсь и с нетерпением жду ответа. Пиши! Звони! Приходи! Но главное… не знаю, что главное! Пока!
Женька».
Ну вот, письмо закончено, вложено в конверт, написан обратный адрес, но адресат так и не придуман. Устало смотрю в окно, будто там сейчас вырисуется имя и адрес. Просидев так, довольно длительное время, я отбивала пальцем по стеклу довольно примитивный мотив, даже это, наверное, мотивом назвать сложно, так звонкое бряканье. Но потом, одевшись в любимые джинсы и мягкую футболку, кинула письмо в сумку и пошла на улицу, хотя у меня и не было конкретной цели. Бесцельное прогуливание привело меня к почте. И я опустила письмо в ящик, прибывая в полной уверенности, что и без адреса оно найдет того человека, которому суждено его прочесть. И совершенно в другом настроении пошла, покорять до боли знакомый город. А город покорял до боли знакомую меня. Во всем этом виделось какое-то странное слияние, одолевала ностальгия, рисуя на ясном небе самые приятные моменты жизни. И я не заметила, как уже сижу на лавочке и словно фильм на небесном экране смотрю свои же собственные воспоминания.
А в это время пробираясь сквозь города, да впрочем и сквозь время тоже, мое письмо, отправленное в никуда, хаотично искало адресата. Оно торопилось, шелестело своими страничками, пробиралось сквозь даже самые маленькие щелки, возможно слегка поистрепало свои края, оно мечтало лечь в горячие ладони и начать свой рассказ моим голосом.
Но время без устали бежало вперед… словно река уносило за собой прошлое и быстро придумывало будущее, применяя при этом свое толи положительное, толи отрицательное качество: стирать из человеческой памяти что-то, оставляя легкий холодок, словно послевкусие после мятной конфеты. Но самое забавное то, что-то не исчезает совсем, а снова дает о себе знать, добавляя новые детали, что еще раз подтверждает теорию, что жизнь подобна кругу.
А я сидела на лавочке, поджав колени, окутанная летним туманом. Этот надутый, хмурый мужчина (туман) заглядывал мне в глаза и мечтал познакомиться. Я сидела, пытаясь разобраться в собственных мыслях, желаниях и мечтах. И вдруг неожиданно в сумке затрезвонил мобильник, словно эхо из реальной жизни он спешил донести до меня, что-то важное, спешил оборвать мои сладковато-терпкие иллюзии.
Поговорив, направилась домой, и все обрело привычные формы и очертания. Речка, пытавшаяся изменить свой ход, снова потекла, подчиняясь течению, своему единственному, надеюсь правильному, течению.
А где-то далеко, чуть ли не на другой планете один мужчина посвящал свои мысли той единственной, которая постоянно думала о нем. Во всяком случае, он в это верил.
А на город тихонько опускалась ночь. Она укрывала своим лоскутным одеялом сотни городов. И они под ее покровом видели самые красивые сны, мечтали о самых лучших приключениях. И лишь я застыла у окна, всматриваясь в глубину такого же полуночного светящегося огонька. Возможно по всему свету еще сотни таких же светящихся «звездочек» смотрят в одну точку, думая об одном и том же.
* Телефонный звонок.
Я резко распахнула окно. В комнату ворвался ветер. Зашелестел оставленной мною на столе недочитанной книгой.
Снова раздался тонкий звук мобильного телефона. Но кто может звонить в столь поздний час? Какой-то полуночный знакомый? Кто-то тоже не спящий в эту лунную летнюю ночь? Отвечать было неохота, но телефон, замолкая на время, принимался трезвонить снова. И в итоге я была вынуждена взять трубку. На табло высвечивался совершенно не знакомый номер. В трубке звучал совершенно незнакомый голос. Но сомнений не было, звонок адресован именно мне. Это было ясно из того, что сказанное полностью совпадало с тем, что я думала час, два, три, четыре и т.д. назад. Кто-то незнакомый быстро повторил все мои мысли и, не дожидаясь ответа, отключился. Я глупо смотрела на табло телефона. Не много придя в себя, я зашла в принятые вызовы, чтобы еще раз взглянуть на номер и попытаться вспомнить, кому он принадлежит. И вдруг… сердце упоительно застучало, выстукивая бешеные ритмы, его удары отдавались эхом в голове, отчетливо пульсируя в висках, коленки затряслись, ноги подкашивались, руки вспотели, все тело будто свинцом налилось…
Это был номер моего мобильного!
Но как такое возможно? Это не реально! Я плюхнулась на диван, так же тупо уставившись на табло, словно вот-вот в его пустоте найдется ответ на эту загадку. Разумного в голову ничего не приходило, хотелось к кому-нибудь прижаться всем телом, да и душой тоже, наконец, хотелось поплакаться в жилетку и получить либо критику, либо сочувствие. Но часы отсчитывали третий час ночи. Звонить в столь поздний час донельзя не прилично. Но ура! Есть выход! Есть у меня один знакомый, который рад мне в любое время. И немного позлившись, что разбужен, он придет на помощь. И уже через несколько минут я набирала номер. Отсчитав примерно 10 гудков, я услышала сонный голос. И как я и предполагала, мой Sputnik не много поворчал, позлился, но уже через 20 минут спешил ко мне на встречу в городской парк, дарить мне и жизни серебряные звезды во главе с желтой луной. Мы долго сидели, обсуждая практически все, и казалось вот оно счастье совсем близко, теплой ладонью сжимает мою ладонь, но чего-то не хватало. Я понимала, что я ни здесь, ни с ним, а где-то там вместе со своим письмом хаотично ищу адресата, забывая обо всем, подчиняясь беспощадному времени.
Мой Sputnik снова, как впрочем, и всегда пытался меня уверить, что любовь на свете есть, что он точно уверен, что меня он любит. Он еще, наверное, долго бы рассуждал на эту тему, если бы ни мой вопрос: «Как ты думаешь, можно позвонить самому себе?». Мой Sputnik засмеялся и с полной уверенностью ответил: «Конечно же, нет! Хотя в принципе можно, только занято будет».
- А вот и нет, – возразила я – можно даже поговорить, точнее, послушать саму себя, я убедилась на собственном примере.
- Да тебя просто разыграли, – снова засмеявшись, ответил мой Sputnik.
Разговаривать больше не хотелось, стало вдруг противно и скользко, словно первый гололед образовалось в душе чувство ненависти к моему Sputnikу, к сегодняшнему вечеру, к обнимающей за плечи ночи, к звездам, луне…. Ненависть порождала злость и раздражение, казалось я сейчас не выдержу, и меня разорвет на мелкие кусочки и тогда весь мир зальет фальшивым существованием. Я сидела и думала только об одном: все, что происходит на самом деле или всего лишь мир иллюзий, бредовых идей, мир воспаленного сознания, мир усталого человека.
Домой я вернулась рано утром, рядом с подушкой заливисто трезвонил будильник, расправленная кровать все так же хранила холод ушедшего безвозвратно вечера, на ней не было ни единой складочки. Отключив разрывающий утренний сумрак писк, я судорожно начала соображать, куда мне нужно идти? Зачем я поставила будильник? И ставила ли я его вообще? Может это все еще
