Произведение «Осколки офисного счастья, или Сон конторского служащего, навеянный кошкой за десять секунд до пробуждения»
Тип: Произведение
Раздел: По жанрам
Тематика: Рассказ
Автор:
Читатели: 513 +1
Дата:

Осколки офисного счастья, или Сон конторского служащего, навеянный кошкой за десять секунд до пробуждения

Нас расформировали… хотя я до сих пор в этом до конца не уверен. Мы, как всегда, сидели за столами и просто мигали глазами. Это весьма занимательно, особенно когда нечем заняться. Признаться, уже не помню, кто это придумал. Главное, что идея прижилась и служила отличным способом убить время и расслабиться. Мигание ничем не регламентировалось, так что когда открывать и закрывать глаза, каждый решал сам.

 Я закрыл глаза и понял: что-то произошло. Вернее, не понял, а ощутил, внутренне уловил надвигающиеся перемены. Дверь распахнулась, и вошел человек, не привлекший ровным счетом никакого внимания. Даже если бы он вдруг стал плясать, нам было бы плевать: есть дела поважнее. Ни он, ни кто другой не мог сейчас нас отвлечь. Мигание – святое дело, особенно на работе, ну, какой уважающий себя служащий променяет этот завораживающий и полный тайн процесс на кого бы то ни было?! Не знаю я таких чудаков, не знаю.
 По всей видимости, понимая, что до него никому нет ровным счетом никакого дела, вошедший достал из внутреннего кармана запечатанный конверт и изо всех сил, с размаху шмякнул его об пол. Все тут же обернулись, а незнакомец немедленно вышел. Полы у нас что надо, ходить по ним можно весьма тихо, но стоит только плюнуть или кинуть какую-нибудь бумажку, так всеобщее внимание обеспечено. А тут целое письмо да еще с надписью «Вскрыть только после окончания рабочего дня!»

 Ну, мы, конечно, плевать хотели на всякие там окончания, тут же без лишних церемоний вскрыли конверт. И началось – или, лучше сказать, закончилось?
 В конверте была маленькая записка, написанная от руки детским почерком. Почерк-то детский, но писал отнюдь не ребенок, а наш милейший секретарь. Всякие гадости он писал по-детски, за что и получил прозвище Ангел смерти. Все было изложено четко и лаконично и сводилось к тому, что нас, дармоедов и недоносков, расформировывают, хотя и непонятно почему (причина не была указана). Я предположил, что, возможно, именно оттого, что мы – дармоеды и недоноски! Но если это действительно так, то почему только нас?! Нет, похоже, причина не в этом. Так как контора ничего нам выплатить не может (мы уже давно работали даром, из любви к работе), то мы можем оставить здесь всю свою злость и ярость. Нам разрешалось разнести весь первый этаж...

 Надо заметить, сначала мы расстроились, ведь другого такого места не найти, где можно так праздно и бездумно проводить время. А уж где так славно будем мигать и перемигиваться, так это вообще непонятно. Горевали мы, правда, недолго, пока не опустела откуда-то взявшаяся бутылка виски. А потом началось! Самым сложным было решить, как громить первый этаж. Именно как, а не чем, ведь весь инструмент у нас был. Поучаствовать хотели все, причем, в равной степени! Чего-чего, а злости и ярости в нас было с избытком! Все были заряжены, как говорится, по полной. Кто-то уже начал подпрыгивать, разминая руки и ноги.
 Нам принесли мешки с гвоздями, молотки и кувалды, тяжелые армейские ботинки и так горячо любимые нами бейсбольные биты. Глаза у ребят горели.
 Кто начал, я уже и не припомню, помню одно: кто-то с диким воплем вскочил на офисный стол и со всей дури ударил ногой стоящий на столе монитор, тот с грохотом свалился на пол, возвещая о начале погрома.

 Совершенно неожиданно у меня в руках оказался молоток с хваткой ручкой и в меру тяжелый, так что было удобно им махать, особо не уставая. Первый удар я нанес, кажется, по своей столешнице, верой и правой служившей мне все эти годы. Стол был крепкий и поддался не сразу! Атаковать его в лоб было делом зряшным, поэтому я избрал более тонкую тактику и нанес несколько мощных ударов по ножкам. Усилия увенчались успехом, стол покосился, а вскоре был низвергнут на пол. Это была победа. И еще какая! Я знал, что рано или поздно все так и закончится. Сегодня я родился заново, расчистил себе дорогу к новой жизни, убрал со своего пути все препятствия…
 Я еще какое-то время смотрел на стол, превращенный моими усилиями в руины, прежде чем в последний раз со всего размаху рубануть по нему, и, перешагнув через то, что от него осталось, направиться к кондиционеру, на который я уже давно точил зуб.
 Все вокруг гудело и билось… Кто-то орал как оглашенный в порыве зверства, кто-то скакал по оставшимся в живых столам, а кто-то вовсе сидел в углу и наблюдал за происходящим.

 Больше всех досталось, конечно, перегородкам, что отделяли рабочие места друг от друга. Их просто- напросто уничтожили, не оставив ни единого шанса. Здесь все потрудились на славу, деликатно уступая место следующим желающим приложить к этому не только руку, но и ногу. Признаться, увлекшись своим драгоценным столом, я чуть было не опоздал на это действо, но все же успел нанести парочку ударов наотмашь.

 С кондиционером у меня были свои счеты. Сколько раз он будил во мне злость и ненависть, работая невпопад да еще с таким отвратительным шумом. Этот звук до сих пор стоял у меня в ушах, все напоминая и напоминая о себе. И вот стою перед ненавистной техникой лицом к лицу. Я расслаблен и улыбчив, небрежно скрестив ноги, верчу в правой руке боевой молоток. Смотрю на противника в упор и понимаю, что месть будет неистовой, что через несколько секунд уже не смогу себя сдерживать и взорвусь в деструктивном порыве. Но нет-нет, не сразу, надо дождаться, пока накатит такая волна, которая сама превратит мое тело в пружину, готовую стремительно выстрелить в направлении неприятеля.
 Кровь начала медленно пульсировать в висках. Было ясно: все вот-вот начнется, но, видать, не судьба. Кто-то из-за моей спины метнул в кондиционер ломом. Сладость первого удара, в предвкушении которого я томился, была беспардонно испорчена. Лом буквально разворотил кондиционер, оставив мне лишь «объедки». Я, конечно, подошел и ударил по нему раз пять или шесть, но безо всякой радости, машинально и безвкусно.

 Разочарованно обернувшись назад, я увидел, как все неистовствуют. Люди, которых я знал как спокойных и услужливых, превратились в боевых мракобесов, отчаянно и остервенело что-то бьющих и ломающих, абсолютно не контролируя себя. Одна особа в серой юбке, вооружившись чем-то похожим на железный прут, ловко и вертко лупила по сваленной в кучу оргтехнике. И откуда в этой хрупкой барышне столько силы, было совершенно неясно. Ни тени усталости или сожаления, только ярость и четкость, ярость и четкость. Она что-то бормотала себе под нос, словно выговаривала кому-то нотации, поучала и наказывала.
 Вдруг где-то справа раздался страшный звон, и в разные стороны полетели осколки стекла, накрыв нас звенящим дождем. Я инстинктивно закрыл голову руками и присел. В бой пошли бейсбольные биты, безжалостно круша все на своем пути!

  Мой приятель был явно в ударе. В его руках бита превращалась в музыкальный инструмент, который он мог заставить издавать любые звуки. Сейчас он яростно трудился над каким-то прибором, отдаленно напоминающим ксерокс. Каждый новый удар был как песня – от души и изо всех сил. По-нашему! Он как-то странно улыбался и методично работал битой: верх-вниз, верх-вниз… Славный малый.

 От прежней чистоты и опрятности не осталось и следа! Одежда явно мешала, и большая ее часть валялась вперемешку с разбитыми конторскими принадлежностям на полу. Я снял свой вельветовый пиджак и, намотав его на руку, начал крушить очередной стеллаж, выбивая из него весь дух, пока не убедился, что он повержен и предан полу.
 Кто-то за моей спиной, по всей видимости, после неудачной атаки, стонал на полу, держась за ногу. «Обо что это он так? – пронеслось в моей голове. – Неужели предметы научились давать сдачи?!» Судя по всему, наш друг очень неудачно включил колено и по неосторожности угодил в железяку, подло спрятавшуюся между стеной и стулом. Перепрыгнув через два стола, я оказался у злосчастного стула и, подняв его резким движением, швырнул со всей дури в окно. К сожалению, звон стекла оказался не таким громким, как я ожидал.

 Все находились на пике неистовства. Крики и хрипы перемешивались с грохотом падающих предметов и бьющихся стекол. Сегодня активистами были все. Я вдруг поймал себя на мысли, что перестал узнавать своих сослуживцев, все буквально преобразились и лишь отдаленно напоминали людей, которых я когда-то весьма неплохо знал.
 Время брало свое, и люди начали понемногу уставать, запал истощался, разрушительная энергия эмоций уступала место механическому действу. Многие перестали лупить по конторской утвари и переключились на метание.

 Кто-то ловко запулил массивным дыроколом в чудом уцелевшую плазменную панель, красовавшуюся под самым потолком. Удар был тупым и утонул в черной дыре в рамке. Это не могло не привлечь всеобщего внимания, и многие с неподдельным интересом принялись рассматривать мишень. Было видно, что каждый хотел нанести решающий удар, но – увы! – панель все еще держалась, издавая странные звуки.

 Надо сказать, я не нанес ни одного удара по умирающей панели: все ждал, что она вот-вот рухнет. Вот женщина подошла поближе к ней и, забавно подпрыгивая, попыталась довершить дело шваброй, но без результата.
 Конечно, это было делом времени. Все с азартом запускали в мишень новые предметы, те с шумом падали на пол. Вскоре под панелью образовалась куча конторского хлама. В этот момент какой-то шустрый парень буквально вскочил на нее и что было силы приложился по панели ломом. Удар был хорош, я даже позавидовал этой хлесткости. Лом – все же вещь, но плазма осталась висеть. Раскуроченная, уничтоженная, но все еще живая, она не сдавалась. Кто бы мог подумать, что в ней столько витальных сил!
 Я не понял, как это произошло, но вдруг плазменная панель только что обстреливаемая нами внезапно превратилась в кошку и принялась бегать по залу к удивлению присутствующих. Все опустили оружие и в чумном изумлении наблюдали за происходящим. Это была самая обычная кошка. Она бегала не только по полу, но и по стенам и даже изредка пробегала по потолку. Никто даже не пытался ее изловить, да и как ее поймаешь?!

 Скоро я буду безработным, вернее, уже стал им. Моя одинокая жизнь, наркотически сглаживаемая работой, станет еще более одинокой и совсем пустой, как банка из-под пива, в которой не осталось ни капли, или как тюбик из-под пасты, выжатый до конца еще утром.

 Люди, одуревшие от усталости и злости, вяло шатались по развалинам нашего рабочего зала, который все больше напоминал поле битвы. Кто-то нехотя пинал всякий конторский хлам, кто-то просто сидел, как я, и смотрел за бегающей с бешеной скоростью кошкой, а кто-то все же надеялся, что наступит… завтра.
Реклама
Реклама