машины. Когда от сваленных куч хвороста осталась небольшая горка, Илья понял, что необходимо, невзирая на ночь, страшный мороз и обжигающий ветер, отправляться за новой партией дров. Иначе – гибель. Как бы смешно, нелепо и невероятно это не выглядело, он ясно понимал, что они замёрзнут насмерть, если только не предпримут сейчас же, в сию же минуту, определённых и решительных действий. Он чувствовал и понимал, что не имеет права, даже будучи назначенным старшим группы, отправить кого-то из курсантов в лесопосадку. Но он, безусловно, имел право идти первым и повести за собой остальных. И сейчас ему это удалось. Гораздо трудней оказалось вывести их из палатки через три с половиной часа, когда удвоенный, против первого раза, запас хвороста, вновь, как они не экономили, исчерпался, а дежурная машина из полка за ними так и не приехала. Парни на глазах теряли присутствие духа. Сначала строили различные предположения относительно чрезмерно долгого ожидания полкового тарантаса и, в итоге восторжествовала версия, что водитель дежурной машины, наверное, попросту, заблудился в степи. И вот-вот найдёт дорогу. На некоторое время такое единодушие внесло шаткое и нервное, на грани истерического срыва, успокоение. Но только на некоторое время. Потом пришло озлобление. Приплясывая и крутясь на месте всем телом, отчаянно матерились, проклиная армейское начальство, бездушие офицеров и своих сержантов, которые, без сомнения, спали сейчас в тёплых постелях, и которым было наплевать на замерзающих в снежной степи курсантов. Когда запас матерщины, в конце концов, иссяк, и гнев пошёл на убыль, стало неторопливо подкрадываться отчаяние и что-то похожее на чреватое известной опасностью смирение перед судьбой. Никто больше не разговаривал. Сашка Егоров в голос всхлипывал. Дё до хруста скрипел зубами. Двое безымянных и серых солдатиков вообще перестали подавать признаки жизни. Просто, сжавшись в комки, сидели у самой печки на корточках. Даже уже и не меняя положения. Илья старался отвлечься воспоминаниями о доме и о своей прежней жизни и вышагивал, меняя направление, вокруг старающейся изо всех сил буржуйки. И вот когда их топливный запас исчерпался во второй раз, и надо было снова идти через безумствующую ледяным ветром черноту ночи к лесопосадке, вот тогда пришлось сначала приложить героические усилия, чтобы совладать, в первую очередь, с собственной убийственной апатией, а уже потом заставить выйти наружу тупо протестующих и едва соображающих своих собратьев по несчастью.
Позже Илья узнал, что в ту злополучную ночь термометры в Николаеве показывали минус тридцать. Значит, за городом, в степи, температура была, скорее всего, ещё ниже. Кошмар той ночи он запомнил на всю оставшуюся жизнь. Запомнил и пришедшее одновременно и неожиданно понимание того, что как, оказывается, легко и просто можно было угодить в совершенно нелепую историю, прямой дорогой выводящую к вполне вероятному смертельному исходу. К счастью, в ту ночь никто не погиб, никто не замёрз насмерть, но каждый из них, и он это отчётливо осознавал, был тогда на волосок от смерти. Нелепой смерти, время от времени плотоядно и благодарно ухмыляющейся в сторону неистребимого армейского головотяпства и простого человеческого равнодушия.
С рассветом послышалось урчание целой колонны автомашин. Курсанты, не в силах оторваться от пожирающей последние запасы дров буржуйки, обернули головы ко входу в огромную палатку. На посветлевшем и ясном небе занималась заря. Два ничем не закрытых окна палатки смотрели на восток. Ветер неожиданно стих, что вообще в этих краях бывало редкостью, и вся природа замерла в торжественном ожидании неторопливо выкатывающегося из-за горизонта оранжевого светила.
- Так, кто это у нас здесь такой, - Обалдело уставился на едва живых курсантов ворвавшийся в палатку майор. Илье, назначенному старшим, следовало изобразить строевой шаг и, как полагается, доложить офицеру. Но сознание почему-то срабатывало с задержкой, и он, не сразу, на деревянных ногах приблизившись к майору, попытался было что-то сказать, но язык и губы не слушались. Майор правильно оценил ситуацию.
- Вы что, хлопцы, замёрзли никак? Давно палатку-то поставили?
- Вечером…
- То есть, как это, вечером? Погоди-ка, вы что, вы всю ночь, что ли, тут куковали? – Слышно было, как прямо у самой палатки остановилась машина.
- Так, хлопцы, бегом к посадке, разведёте там костёр, ждите покуда и на глаза старайтесь не показываться. Я разберусь, как такое могло получиться. Сейчас комдив приедет. Живо к посадке! Ну!
Где-то часа через полтора, генерал со штабной свитой, вышел из палатки наружу. Как потом понял Илья, палатка этим ранним утром нужна была для того, чтобы генерал, на старте штабных учений, мог в ней позавтракать. До курсантов, жмущихся к полыхающему в лесопосадке костру, доносились обрывки фраз, хозяйский, уверенный в себе смех генерала, аранжируемый якобы чистосердечным весельем подчинённых и ровное урчание заводимых двигателей генеральской колонны. Внезапно генерал обернулся на затаившихся и промёрзших до костей курсантов и смотрел теперь прямо в их сторону. Стоящий рядом с комдивом подполковник махнул им рукой. Илья, ни жив, ни мёртв, бегом направился к генералу. В учебке ротный, старший лейтенант, казался настоящим божеством. А что ж тогда говорить о генерале! Тем более, что так близко и живьём, Илья видел офицера такого ранга впервые в своей жизни. Не помня себя, он звонким голосом отчеканил:
- Товарищ генерал-майор, группа курсантов восьмой учебно-танковой роты выполняла задание по установке в полевых условиях палатки для командования. Старший группы курсант Соколов! – Впоследствии Илья удивлялся тому, что смог в тот момент чётко и без запинки отрапортовать перед самим генералом. Тем более, что всё это произошло неожиданно, то есть у него не было времени подготовиться и отрепетировать собственный доклад.
- Что-то группа ваша, товарищ курсант, смотрится недостаточно боевито. – Баритон комдива источал отеческое добродушие,
- А почему, собственно, вы до сих пор здесь находитесь? – Нотки недовольства в голосе генерала обращены были теперь уже к стоящей полукругом позади него свите. Тот самый майор, что первым заглянул по приезде колонны в палатку, направился было к генералу, но Илья, внутренне трепеща от собственной дерзости, майора опередил:
- Разрешите доложить, товарищ генерал-майор!
- Разрешаю, - Обернулся, слегка удивлённый комдив. Правая бровь его вопросительно изогнулась.
- Машина, которая должна была за нами вечером приехать, так до сих пор и не прибыла.
- Вчера вечером?
- Так точно!
Генерал скользнул взглядом по почерневшему лицу Ильи. Потом посмотрел в сторону чадящего из последних сил костра. Перепуганные курсанты, когда Илья рванул с докладом к генералу, спешно забросали костёр снегом. Вновь повернулся к Илье.
- Сухим пайком вас обеспечили?
- Никак нет!
И тут Илья чуть не отдал Богу душу. Глядя ему прямо в глаза, генерал вдруг громоподобным голосом закричал:
- Начальник тыла! – Комдив ещё не закончил фразы, а у Ильи уже сердце провалилось куда-то под землю, и он решил, что теперь ему, точно, пришёл конец и он проклинал себя за безрассудность. «Ну что, покалякал с генералом?» - Вспышкой молнии полыхнуло в мозгу. Однако, почти одновременно с этим, он краем глаза увидел бегущего к комдиву подполковника. Илья никогда прежде не видел, чтобы подполковники так резво бегали. «Да это же начальник тыла нашей дивизии!» - Догадался Илья. Дыхание его остановилось совсем. Подполковник, держа правую руку у виска, замер перед генералом. Продолжая смотреть прямо на Илью, на той же громоподобной ноте, комдив грозно впечатывал:
- Согреть! Накормить! Отправить в полк!
- Есть!
- Значит, говоришь, Соколов? – Добродушным, враз изменившимся голосом обратился к Илье генерал, и Илье на мгновение представилось, что он милостиво допущен до беседы со сказочным Дедом Морозом,
- Так точно!
- Ну, и как, товарищ курсант, служится?
Илья ответил не задумываясь:
- Осваиваем боевое искусство, товарищ генерал-майор!
- Что ж. Похвально! - Щурясь от яркого солнца, генерал свёл к переносице густые чёрные брови,
-Ну-ка, зови своих бойцов…
Илья развернулся и, не помня себя, со всех ног помчался к замершим в отдалении курсантам. В двух словах объяснил ситуацию, и строем, в колонну по одному, подвёл вмиг согревшихся от неожиданности и измученных от проведённой бессонной ночи бойцов к одобрительно смотрящему перед собой комдиву.
- Товарищ генерал-майор, - Начал было Илья, но генерал его перебил:
- Отставить! Встать в строй!
- Есть!
- Равняйсь! Смир-р-на! – Комдив взял под козырёк,
- От лица командования и от себя лично, за умело организованную подготовку к встрече в полевых условиях командира дивизии, за активное участие в мероприятиях, относящихся к проведению командно-штабных учений и проявленные при этом выдержку и находчивость, всем пятерым курсантам объявляю благодарность!
- Служим Советскому Союзу! – Одновременно, хором, захлёбываясь от восторга, с загоревшимися глазами, прокричали они в ответ. Не часто случалось, чтобы сам командир дивизии объявлял благодарность ещё, в сущности, зелёным и не оперившимся солдатам. Они уже предвкушали, какой фурор данное известие произведёт в полку, и понемногу начинали чувствовать себя настоящими героями.
- Вольно! – Улыбнулся комдив.
- Веди, Соколов, свою бригаду, прямиком в палатку! – И генерал направился к поджидавшей его машине. Эстафету перехватил начальник тыла. Сухим и недовольным голосом он сказал:
- Так, у вас десять минут, перекусите и в машину, - Он указал рукой на стоящий неподалёку новенький, снятый с хранения, ЗиЛ-131. К палатке их повёл незнакомый прапорщик. Внутри всё оказалось по-другому. Зияющие отверстия окон теперь были заделаны кусками брезента, причём через одно окно выходила труба здоровенного и фыркающего кипящей водой титана. По периметру тянулись как-будто только что сработанные плотником дощатые столы, а вдоль столов – такие же, свежеструганные скамейки. Повар, старослужащий солдат, в белом халате, надетом поверх бушлата, собирал со столов остатки разложенного по тарелкам хлеба и сала.
- Налетай, гвардия! – Махнул он рукой в сторону не прибранного ещё стола,
- Рубайте, сколь душе угодно! Чай вон наливайте, покуда горячий. Сахар только по карманам не тырьте…
Уже находясь в расположении своей части, Илья выяснил, что машину за ними в тот вечер не отправили по причине отсутствия должной информации у вновь заступившего на смену нового дежурного по полку. То есть, сдавший дежурство офицер, вероятно, попросту не сделал в нужном месте нужной отметки. Так что не оставалось ничего другого, как уже далеко не в первый раз, горько усмехнуться обыкновенной человеческой нерадивости. С другой стороны, теперь у Ильи в активе была благодарность самого командира дивизии. И сохранившиеся на всю оставшуюся жизнь яркие воспоминания о проведённой бессонной ночи в пронизываемой всеми ветрами морозной степи.
| Помогли сайту Реклама Праздники |
Жалко солдатух стало.
Мне, однажды зимой, пришлось подмёрзнуть нехило.
В Одессе тогда случилась холодная зима.
На работу мне было добираться с двумя пересадками.
А сапожки-то мои, хоть и зимние, но не выручили меня.
Когда долго постоишь на автобусной остановке, то мороз пробирается насквозь.
Задубели мои пальчики до самых косточек.
Доехала я до работы и в помещении стали ноги согреваться, вот здесь и потекли мои слёзы ручьём.
Сижу я за своим столом в бухгалтерии и плачу прямо на отчётах.
Тут Галка, главная наша, заходит и спрашивает меня, что случилось, сказала ей, а сама ещё пуще в рёв. Иголки, как пытки штыряют.
Она, не долго думая, стащила с меня сапоги, стянула насильно(вот ещё, раздевают на работе) колготки и руками начала растирать мне каждый пальчик.
Прошло, наверное минут 5-7, прежде чем я почувствовала облегчение.
Напоили меня чаем, отогрели, одели и на моём лице просияла загадочная улыбка Джоконды...)))
Вечером Галкин муж, Серёга, он водителем банкира работал, подбросил меня домой, им с Галкой по дороге было.
Вот, начиталась Ваших морозов..., вспомнила.
Очень сочувствовала Вашим героям, а вообще, рассказы армейские - жесть.
Как они выживали в армиях этих...???