- А почему, товарищ младший сержант, когда мы выходим из расположения роты, всегда говорят: «Не в ногу на выход шагом марш»? – Спросил Илья младшего сержанта Герасимова, выпавшему сегодня вести роту на танкодром, на очередные учебные вождения. Младший сержант Герасимов был из молодых, то есть сам недавно прошёл учебку в полном объёме. Сообразительностью, подтянутостью, исполнительностью, он понравился отцам-командирам и потому, для прохождения дальнейшей службы, оставлен был в учебном полку. В третьем взводе восьмой учебно-танковой роты, Сергей Герасимов командовал вторым отделением. Но сегодня и, кстати, впервые за всю службу, на него была возложена особо почётная, ответственная и непростая задача – довести всю роту до места назначения, в данном случае – до танкодрома.
Григорьев, по каким-то причинам, был оставлен в полку. Ивко, к немалой радости курсантов, маялся с простудой и прохлаждался сейчас в лазарете. Командир третьего взвода, лейтенант Веретенников и старший сержант Ровный, ещё часа два назад, на штабной машине, вместе с командиром роты, старшим лейтенантом Тимошенко, отправлены были на танкодром, с целью инспекции подготовленной накануне полосы препятствий. Словом, всю восьмую роту доверено было доставить к месту Герасимову.
Надо сказать, что в роте, младший сержант Сергей Герасимов пользовался немалой популярностью, во-первых, свойским, простым и дружелюбным отношением к молодым солдатам, а, во-вторых, какой-то врождённой, внутренней своей симпатичностью, некоей простой, но далеко не часто встречающейся, обыкновенной человеческой чертой, побуждавшей, ещё неоперившихся на службе парней, искать с ним общения, быть к нему ближе, стараться разговорить его, понравиться ему, проще говоря – подружиться с ним. Немного раскосые, как у татарина, глаза сержанта, обычно всегда были добродушно прищурены, он никогда не опускался до унижений или оскорблений, обращённых в сторону молодых солдат, его простое, человеческое участие к их нескончаемым проблемам было неподдельным, а посильно оказываемая помощь – чистосердечной. Такие черты характера младшего командира, тем более, в непростых условиях учебного подразделения, не могли оставаться незамеченными и оценивались окружающими адекватно. Хотя, например, Ивко, не упускал случая, чтобы как-то исподтишка, ненавязчиво и, вроде бы, случайно, но, тем не менее, болезненно, поддеть человеколюбивого сослуживца, бросить на него тень, выставить в неприглядном свете. Потуги Ивки были напрасны. Гнидой его называли неспроста, и мутная злоба и зависть, в нём беспрестанно кипящие, обращали его из простого Гниды, в Гниду жирную, раздутую, на которую хотелось медленно так наступить и услышать, как он, брызгая выдавленной из него выпитой чужой кровью, громко лопнет и успокоит, наконец, и себя, и окружающих.
У Герасимова в полевой сумке всегда была пачка сигарет «Подольских», пачка никогда не бывала измята, сигареты никогда не отсыревали, а уж прикуривал младший сержант до того вкусно-небрежно-неторопливо, что у наблюдавших за ним в этот момент появлялось желание закурить тоже и завести неторопливую, доверительную беседу, о чём угодно, лишь бы вот так, не спеша, покурить и о чём-нибудь спокойно и мирно побеседовать.
Форма на Сергее сидела ладно, гимнастёрку свою он мастерски и незаметно от начальства самостоятельно ушивал под свою фигуру. Подворотничок с утра всегда сиял снежной белизной, сапоги блестели даже в условиях танкодрома. Герасимов не терпел ни капли грязи, пятнышка даже на своём обмундировании, бляха ремня ежедневно была будто подготовлена к парадному шествию, а шинель смотрелась, словно только что из-под тяжёлого, раскалённого утюга. Но, вот за что нередко доставались ему замечания от начальства – так это за расстёгнутые, не только верхний, металлический крючок, но и верхнюю пуговицу. Видать, не умещалась широкая душа Серёги Герасимова в застёгнутой, по всем правилам, форме.
Вопрос был задан Ильёй во время небольшого привала, который, посреди заледенелой лесопосадки, объявил, на радость всем, младший сержант. Расселись, кто на чём. Несмотря на несильный морозец, курсантам, от уже проделанного пути, было жарко, над их шинелями клубился лёгкий пар, а от того, что командовал строем Герасимов – даже жизнерадостно. Почти все закурили. Ветер, видимо никогда не перестававший задувать в этих краях, сталкивал между собой заледенелые ветки деревьев, и чарующий хрустальный перезвон услаждал слух всех участников короткого солдатского привала.
- А действительно, товарищ сержант, - хитро повышая командира в звании, поддержал Илью Сашка Рыбкин, - Почему не в ногу-то?
Сашка Рыбкин служил с Ильёй в одном взводе. Был Сашка детдомовским, фамилию ему, как он сам рассказывал, присвоили там же. Призывался Рыбкин с одной из азиатских республик, вид имел самый приблатнённый, на теле его красовалось несколько наколок, но, в отличие от Быковского, врать Сашка не любил, горой стоял за справедливость, обладал чувством юмора, на язык был остёр, но не злоблив, не задумываясь, делился последним, военную науку изучал прилежно и к технике боевой относился даже с каким-то трепетом. Но Сашка страдал нездоровым желудком, порой его неожиданно скручивало пополам от сильной боли, до того сильной, что пот градом стекал с его искажённой, от приступа, гримасы. В такие моменты изо рта его исходил прямо таки смрадной, тошнотворный запах, зарождающийся, надо полагать, в недрах хворого желудка. Как, каким образом, при таком заболевании, он мог, на стадии призыва, пройти медкомиссию, было загадкой. Впрочем, Илья, по ходу службы, ещё не раз обнаруживал вокруг себя таких вот, «годных к строевой службе», ребят. Ведь военкоматы должны были рапортовать вышестоящему начальству о выполнении спущенного им плана призыва новобранцев. Они и рапортовали. А какие-то там, скорее всего, придуманные самими новобранцами, болячки, в счёт не принимались. Главное – отрапортовать…
Сейчас Сашка чувствовал себя великолепно, поэтому не преминул поучаствовать в разговоре.
- Армия же, - плутовато глядя на сержанта, сказал он, - тут же всегда всё в ногу и везде шагом марш…
- Тут вот какая история, - Герасимов осанисто кашлянул, с удовольствием затянулся своими «Подольскими» и во всегдашней полуусмешке привычно прищурил глаза. Многие подсели поближе.
- Рассказывают, будто, в царские ещё времена, в городке, неизвестно каком, проходила, по недавно отстроенному мосту, по-над речкою, колонна бравых солдатиков. Шли, как и полагается, с песнею и чётким, строевым, шагом. И вот, только дошли служивые до середины того мосточка, а он вдруг, неожиданно, возьми, да и расколись на части! - Герасимов выпустил длинную струю голубоватого дыма, смачно сплюнул, выдержал интригующую паузу.
- Деревянный, что ли, мостик то был, - не утерпев, спросил один из курсантов.
- По мосту тому, - хрипловатым голосом продолжал сержант, - железнодорожные составы гоняли! Деревянный! Вся штуковина в том, что, если кто в школе хорошо учился и физику помнит, тот должен знать, что есть такое понятие – резонанс. Акустический, то есть, резонанс. Ну, что-то типа внутренних колебаний вещества. И вот, когда различные предметы окружающего нас мира в этот самый резонанс попадают, происходит взаимное их разрушение.
На Герасимова глядели во все глаза, такой мудрёной речи от него никто не ожидал. Довольный произведённым эффектом, он, мастерски выдержав ещё одну короткую паузу, послал в сторону длинный плевок и подытожил:
- Колебания строевого шага марширующих по мосту солдатиков, как это ни странно может показаться, вошли в резонанс с внутренними колебаниями стального, между прочим, сооружения, - рассказчик, как бы подчёркивая важность данного факта, поднял кверху указательный палец,
- Что и привело к его разрушению. И после того случая, кажись, во всех армиях мира, издан был приказ, что б внутри помещений, на мостах разных, ну и ещё, может, кое-где, строевым шагом не ходили и песен хором не орали. Хотя, насчёт песен, я не уверен. Вот такая, стало быть, история.
Сержант поднялся на ноги, тренированным щелчком отправил в дальние кусты почти до конца скуренный бычок сигареты, потянулся всем своим молодым, здоровым телом, разгладил обеими руками шинель под ремнём и, уже другим тоном, по-деловому, скомандовал:
- Подъём, восьмая рота! Разобраться повзводно. Равняйсь! Смир-р-р-на-а! Ну что, землячки, для сугреву, двести метров, бегом, ма-а-а-р-ш!
Вся рота, лёгким бегом, в ногу, не нарушая строя, в приподнятом настроении, продолжила путь через вымерзшую лесопосадку. Герасимов бежал сбоку и, мысленно фиксируя количество проделанных в беге шагов, громко крикнул:
- Шагом марш!
Небольшая пробежка, действительно, разогрела, и теперь вся рота, единым организмом, подтянутым, дисциплинированным строем, приближалась к танкодрому. С каждым разом этот семикилометровый путь давался курсантам всё легче, всё реже, по ходу передвижения, возникала необходимость перематывать портянки, а это уже о чём-то говорило!
Кстати, о портянках. Именно Герасимов однажды поведал молодым солдатам об одной армейской хитрости. Чтобы ноги в сапогах, хоть и обёрнутые во фланелевые и, казалось бы, тёплые портянки, не превращались, особенно в условиях зимнего, злыми ветрами продуваемого танкодрома, в сталактитами замёрзшие ходули, он предложил такой нехитрый способ. Перед намоткой портянок следовало обернуть ноги обыкновенной газетой, лучше – двойной, соблюдая при этом известную осторожность, ведь газета легко могла порваться. А уже поверх газеты надо было наматывать портянки. И желательно всю эту процедуру необходимо было проделывать, уже находясь на танкодроме. Потому, что семикилометровый путь до него изорвал бы газеты в мелкие клочки. Предложенную младшим сержантом методику испробовали на ближайших же вождениях. Действительно, ногам в таком экзотическом облачении, стало немного комфортнее. Жаль, что только немного.
Кое-кому из молодых солдат, их сердобольные родственники присылали в посылках шерстяные носки. Но носились эти носки сержантами. Собирается рота на выход. На стрельбище, танкодром, словом, куда-то неблизко. Необходимый инвентарь – на руках, полагающиеся учебные плакаты – тоже. Все ждут только одного: команды «Не в ногу на выход шагом марш!» Но неожиданно, особенно, когда это случилось в первый раз, звучит совсем другая команда:
- Всем снять правый сапог!
И тут выясняется, что у некоторых курсантов, вместо портянок на ногах новенькие шерстяные носки.
- Неуставную одежду сдать на склад! – В зависимости от того, кто из сержантов подаёт команду, тональность её наполняется разными оттенками. Нарушители уставных правил понуро скидывают домашние носки, вздыхают, достают из-под матрацев припрятанные портянки, рота заново строится на центральном проходе и – вперёд, к новым достижениям!
На взвод иногда приходилась единица боевой техники, другими словами – один танк на взвод. И пока очередной курсант занимался вождением, его товарищи, отчаянно уворачиваясь от со всех сторон порывами налетающего ледяного
