В школе случилось мне учиться с немцем в одном классе. Жили у нас в деревне две семьи из поволжских немцев: Шеппе и Никели. В одной семье двое детей и в другой тоже двое. Дежурить по классу нам приходилось вместе. Так вот он (Владимир его звали) поливал цветы в классе всевозможными толчеными таблетками. Большую часть цветов в ходе данных опытов постигла участь плачевная, но вот кактус у него вдруг неожиданно зацвел, вызвав смятение в голове учительницы биологии, т.к. по ботаническим канонам цвести он не мог совсем. Она даже сфотографировала его (кактус) и со статьей направила в районную газету.
Еще вот случай был. На весенних каникулах, по настоянию классной руководительницы, в составе класса, посетили мы музей партизанской славы. Музей, надо сказать, расположен был в лесу, рядом с практически вымершей на тот момент деревней, в шести километрах от нашей. И уж не знаю, то ли гены дали о себе знать, то ли еще что, но сказал он, что музей ограбит. Все, конечно, посмеялись и забыли. А летом, едущая на сенокос группа милиционеров из райотдела, в лесу встретила Владимира, который совместно с двумя Никелями тащил музейное имущество. Жалею, что не присутствовал при сем событии с фотоаппаратом, потому как лица сотрудников милиции даже затрудняюсь представить. Когда едут они через лес, а им навстречу такое. Надо заметить, что немцы мало того, что каски немецкие напялили на себя и оружием обвешались, но еще волокли и миномет. А в нем, напомню, одна плита опорная ого-го сколько весит.
А другой раз, на уборке картофеля, мы с ним свалили «по-английски» и двое суток бродили по местности. Дело было ранней осенью – в середине сентября. Желтели березы. Вообще, березы в нашей местности желтеть начинали уже к середине июня. Бывало, посмотришь на березы и понимаешь, что скоро опять в школу. Так вот – желтели клены и бурели осины, с берез облетала листва. Картошка белела, желтела, краснела – но чаще была серой и грязной. При этом было поразительно тепло и легко (на душе). Решили мы с Владимиром, что с нас хватит бесплатной работы и решили уйти не прощаясь.
Картофеледобыча у нас в тот раз была в деревне Жу., расположенной километрах в шести от асфальтовой развилки. А на развилке было как в русской народной сказке: налево – в нашу деревню (до которой от развилки было десять километров), направо – на наш трудовой полигон. Люди, не пропускавшие уроков геометрии в советской школе, уже прекрасно сообразили, что двинувшись от места картофельной страды влево, мы рано или поздно вышли бы на асфальтовую трассу, ведущую в нашу деревню, «срезав» при этом солидный кусок пути. Уж что, а теорему олимпийского чемпиона по кулачному бою Пифагора мы к тому времени прекрасно знали. Крайне не уверен, что нынешние школьники подобную достаточно простую вещь способны осознать без собранного в Китае GPS-навигатора.
Ломанулись мы по азимуту. Долго ли коротко ли, двигались мы по лесу, прямо как Иван-царевич, но в отличие от него не на сером волке, а на своих двоих. Владимир решил подкорректировать наш маршрут, для чего залез на дерево. Я в связи с поврежденной в драке рукой на дерево не полез. А зря… Окинул он своим зорким немецким взором окрестности, которые так и не стали третьим Рейхом, уловил блеск вдали и со свойственной всем немцам (даже выросшим на территории бывшего Советского Союза, подло разрушенного внутренними и внешними врагами) логикой сделал вывод, что это блестит асфальт на солнце. После корректировки курса мы вновь продолжили путь. Солнце стало припекать. Раньше в сентябре была чудесная погода: утром прохладно, а к обеду жара. При этом практически никаких мух уже не было. А тут идем, жарко почти как в июле, шмели гудят – лепота! Но идем слишком долго как-то. Асфальта все нет и нет.
Долго ли коротко, но вышли мы к … большому озеру. Тут я довольно сильно озадачился, ибо местность была резко незнакомой. Озеро еще это откуда-то взялось. Пошли по берегу озера – вышли к старенькой деревеньке, что озадачило меня еще сильнее, так как я знал все населенные пункты в окрестностях. Походили по улице – нет никого. Наткнулись, в конце концов, на мужика, ремонтировавшего близ околицы трактор. Спросили про нашу деревню. Он ответствовал, что название такое слышит в первый раз. День резко перестал быть томным. Даже шмели куда-то пропали. Стало ясно, что идем мы вопреки завету великого В.И. Ленина: «Верным путем идете, товарищи!». Стоя в задумчивости и «переваривая» эти слова, мы заметили несколько гусеничных тракторов едущих вдалеке. Находчивый одноклассник вновь явил мне пример чистейшей немецкой логики, заявив:
– Если трактора едут туда, значит наша деревня там.
Действительно, куда же еще тракторам то ехать? Не в поля же, «зябь поднимать»? Только в нашу деревню и могут ехать.
– Ты уверен? – для очистки совести уточнил я.
– Уверен!
Пошли и мы «туда».
Шли долго, но упорно. Как у покойного классика панк-рока было: «Шел упорно, как баран». Поля, перелески, болота, леса – богат и красив родной край. Но, когда ноги уже «гудят» и хочется кушать, красотам земли Русской не уделяешь должного внимания, что не грех бы учесть восторженным поборникам развития «внутреннего туризма». Вышли к большим цистернам, наполовину зарытым в землю. Помните, где товарищ Сухов, со «свободными женщинами Востока», от классово чуждого рогоносца Абдуллы прятался? Примерно такая же емкость и там была, но только лежащая на боку и в количестве трех штук. Славный потомок Клейста, Гудериана, Гота и Геппера ловко взобрался на эти «панцерваффе» и вновь окинул своим зорким взором окрестности русские.
– Туда надо идти! - им было указанно новое направление нашего движения, так как он на основании рекогносцировки заключил, что наша деревня «там». – Точно тебе говорю! Именно там деревня!
Пошли мы «туда». Как рассказывал сатирик Михаил Задорнов, пока не стал самовольно трактовать историю и лечиться в маленькой, но очень гордой стране, «смеркалось». Короче, в сумерках мы подошли к военному аэродрому, обогнули его и продолжили движение. Уже не просто смеркалось, когда стало окончательно ясно, что идем не туда. Тут Владимир, как истинный ариец, «сломался». Блицкриг не удался, а на длительные действия, как и нацистская Германия, при вероломном нападении на СССР, он не рассчитывал.
– Я никуда дальше не пойду, - он лег на землю. – Нас рано или поздно найдут и спасут. Будут искать с вертолетов и заметят.
– Какие вертолеты? Совсем с ума сошел? А ну вставай немедленно! - пришлось чуть ли не пинками гнать его вперед.
Этакая «Германия вперед!», безусловно согревшая душу любого великорусского шовиниста, живущего только воплями: «Деды воевали!». Добрались мы до очередного леса, разыскали там сравнительно уютный овраг, разожгли костер. Переночевали с относительным комфортом. Утром умылись росой и подобно героям русских былин и сказок продолжили свой «особый» путь.
В ходе этого «особого пути» наткнулись на газовую трубу. Тогда еще не было псевдо-«народного достояния» - Газпрома, но сеть газовой паутины уже окутывала нашу страну как безудержно растущая раковая опухоль.
– Идти надо в ту сторону! - на основании в принципе верных предпосылок, что в нашу деревню как раз собирались проводить газ Владимиром был сделан вывод, что идти надо по трубе вправо.
– Нет. Мы пойдем в другую, - уже убедившись на опыте предыдущего дня блужданий, в том, «что немцу хорошо, то русскому смерть», я решительно направил наше движение влево.
– Это почему? – возмутился Владимир.
– Потому, что Ленина так сказал: «Мы пойдем другим путем!».
Против ленинского авторитета крыть немцу было нечем.
Часам к десяти утра, мы вышли на умирающую деревеньку, где из разговора с благообразной местной старушкой, щедро напоившей нас свежим коровьим молоком, выяснили, что находимся в соседней области, но направление движения выбрано нами, в целом, верно.
Бабушки деревенские тогда были не такие полунищие как ныне, но такие же щедрые и великодушные. Готовы были ради случайных прохожих последнее молоко отдать. Вообще, в русских бабушках глухих деревушек скрыта духовность русского народа. А вот городские бабушки, испорченные цивилизацией, и тогда уже начали морально «подгнивать». Видимо, сказывалась близость к объектам спортивной инфраструктуры, завшивленной интеллигенции, «силовикам» и чиновничьей бюрократии.
Двигаясь по трубе, втайне мечтающей стать газопроводом, мы ближе к обеду добрались до старой заброшенной деревни, бывшей одним из вымерших сателлитов нашей деревни. Там нами была поймана одичавшая курица, по мере своих сил послужившая делу спасения подрастающего поколения. Сожрали мы ее, короче говоря. Тем более что соль в наличии имелась. Соль и спички в те времена были у каждого сельского жителя в кармане – на всякий пожарный случай. После поедания несчастной курицы, для которой встреча с человеком оказалась последней, движение наше было уже гораздо более бодрым, тем более что расстояние около шести километров и направление движения уже были четко понятны. Да и идти теперь можно было по довольно накатанному проселку. Мы даже начали петь, пугая окрестную живность, патриотические песни и гимн Советского Союза. К раннему вечеру были дома.
Назавтра, уставший от бесплодных скитаний по земле русской, немец Владимир в школу не поехал, и мне пришлось одному держать ответ перед коллективом учителей, возглавляемым директором школы, который всё никак не мог поверить в то, что я способен заблудиться в лесу. Именно после этого собрания к Владимиру и приклеилась пророческая кличка «Партизан», которая впоследствии была блестяще подтверждена дерзким ограблением музея партизанской славы.
