Дениска умеет разжигать плиту. Вначале было очень страшно, он открывал газ, и тот с тихим шипением уже выходил, спичка, крепко зажатая пальцами, догорала, а пламени всё не было. Потратив сколько-то спичек и времени, Дениска всё же научился этой премудрости, теперь он может готовить себе еду. Осторожно слив горячую воду через дуршлаг, Денис откинул белый комок в тарелочку. Масло закончилось, майонез он доел с пельменями, пришлось заправить вермишель сахаром. На стол прыгнул Ларс, большущий серый кот, и Денис насыпал в его плошку немного корма. Поев и даже выпив пакетичный чай, мальчик вымыл посуду и пошёл в зал.
Раньше, когда он был маленьким, квартира казалась ему огромной, она была целым миром. Он колесил по всем трём комнатам на новом велосипедике, папа и мама «ловили» его, и все они весело смеялись.
Сейчас в доме пусто, только напольные часы с маятником наполняют квартиру равномерным тиканьем и боем.
Дениска подошёл к окну, отодвинул тяжёлую коричневую портьеру. Ласковое июньское солнышко осветило белокурую головку мальчика, заглянуло ему в глаза. С третьего этажа Дениске хорошо была видна спортивная площадка, там ребята гоняли мяч. Серёжка как раз забил гол, и все кричали, кто от радости, кто протестуя, и разбегались по своим местам, чтобы играть дальше. Как им хорошо! И как тоскливо ему, Дениске. Слёзы подступили к глазам, мальчик всхлипнул. Артёмка из второго подъезда увидел его, позвал рукой, мол, выходи к нам, но мальчик в окне помотал головой и, словно его могли услышать, прошептал: «Я ключ потерял».
Несколько дней назад Алексей Васильевич обронил: «Нет ключа – будешь сидеть дома». И ушёл. Тяжёлая крашеная дверь щёлкнула замком. Он и раньше брал гитару, уходил, но ночью или в крайнем случае на второй день возвращался. И тогда довольный, иногда пьяненький, он не трогал Дениса, а наоборот, поучал: «Жениться надо с умом! А ты дурак». Продукты какие-никакие в доме были – оставались после Алексея Васильевича, готовить себе Денис научился давно, да и на улицу – пожалуйста, выходи, гуляй сколько хочешь, там и к бабе Оле можно зайти, она всегда угостит пирожком, а то и кашей накормит. Старушка при этом гладила Дениску по спине, жалела, называла неприятным словом «несчастный».
Денис остановился у книжного шкафа – здесь жили его любимые герои. И этот шкаф, и комод с ручками-завитушками, и большой овальный стол, покрытый гобеленовой скатертью с золотыми нитями, были старинными. Маленьким Денис представлял, что он – отважный герой, он живёт в замке волшебной сказки, а мама – прекрасная светловолосая принцесса, которую он спасёт от злого чудища, пусть только явится сюда!
Но всё сложилось иначе.
Сначала ушёл папа. Мама сказала к Азе. Азззза казалась мальчику злой осой. Денис жалел папу и не мог понять, почему тот никак не сбежит от неё. При коротких встречах, когда они с папой гуляли по парку или сражались в игровом центре, мальчик так и не решился задать этот волновавший его вопрос. Мама тоже переживала, плакала тайком, но при посторонних всегда улыбалась и была похожа на гордую королеву, от этого сердечко маленького мальчика переполнялось любовью и гордостью за неё.
Потом с мамой стал приходить Алексей Васильевич. С круглой лысиной на макушке, с небольшими, побитыми кое-где белой сединой, усиками, скользкий, неприятный. Он работал вместе с мамой в библиотеке. Мама сказала, это её новый начальник. Каким-то обострённым чувством, которое так развито у детей, Денису не нравился этот человек.
Когда Денис учился в первом классе, мама сказала, что Алексей Васильевич будет жить у них, теперь это её муж, а его, Дениса, он усыновляет. Необъяснимый страх захолодил сердце ребёнка, пролился слезами. Он прижался к маминому животу, словно хотел укрыться от беды, но мама, обнимая его, лишь приговаривала: «Не надо плакать, сынок, ты же мужчина! У меня сегодня праздник, будь умницей, не огорчай меня». Эти мамины слова не успокаивали, почему-то сейчас они для Дениса ничего не значили.
В этот же день он встретился с папой в парке, и ощущение беды заставило заговорить о том, как ему, Дениске, плохо. Но папа, покачивая колясочку с младенцем, принялся рассуждать о трудностях жизни, проблемах, называя почему-то его, Дениску, братом. Папа говорил, говорил, его слова были также пусты, как и мамины, они не утешали и не давали надежды. Дениска посмотрел на папу и вдруг почувствовал, этот красивый человек в чёрном пальто, в чёрных перчатках, так по-чужому пахнущий чем-то дорогим, уже не его папа, и он, Дениска, ему совсем не нужен.
– Папа, – тихонько позвал он, но тот продолжал говорить и в потоке ненужных слов мальчик разобрал:
– К тому же, Дениска, мы уезжаем далеко, за границу, мне предложили работу в одной известной фирме…
Денис слез со скамейки, махнув рукой, шепнул:
– Пока! – и, едва сдерживая слёзы и рвущееся из маленькой груди рыдание, быстро пошёл домой.
Позднее мама поругала его за то, что он так бездушно простился с папой.
– Я не знала, – выговаривала она, что у меня растёт такой чёрствый сын.
Пришёл Алексей Васильевич, в руке у него был чемодан, а из сумки торчала голова огромного серого кота. Дениска обрадовался, он давно просил купить ему котёнка. Но важный спесивый кот оказался сущей проблемой. Первое же знакомство с Ларсом для Дениса оказалось плачевным. Стоило ему протянуть руку, чтобы погладить мягкую шёрстку котика, как тот молниеносно ударил когтистой лапой, тут же, пригибаясь, скользнул под стол и оттуда, из-под скатерти, наблюдал горящими глазами, как мама мажет зелёнкой и бинтует разодранную ручку Дениса. Им ещё долго приходилось учиться осторожно ходить по квартире, потому что сидящий где угодно кот мог неожиданно вцепиться в ногу и когтями, и зубами. Алексей Васильевич тоже не избегал этой участи, за что и наказывал Ларса тумаками.
Вскоре тумаки стали доставаться и Дениске. Первый раз это так ошарашило ребёнка, что он долго не мог успокоиться, и слёзы беспомощности лились и лились ручейками на подушку, а ненависть к Алексею Васильевичу клокотала в груди. Позже он научился скрывать от матери побои, потому что каждый раз, когда она защищала его, Алексей Васильевич обрушивал свой гнев и на неё: то бил по лицу, то схватив за волосы, таскал по комнате. А Дениске в сто раз было больнее, когда отчим бил маму – его маму!
Как-то вечером, укладывая сына спать, она всё же увидела синяки на тельце ребёнка. Дениска из спальни слышал, как мама гневно заявила мучителю, чтобы он убирался вон. Немедленно! Мальчик услышал знакомый звук глухих ударов. Едва вбежав на кухню, Дениска тут же, словно щенок, был отброшен в комнату. На кухне летела на пол посуда, стулья, утварь. Дениска с криком вновь кинулся на помощь. Держа маму сзади за волосы, Алексей Васильевич бил, бил, бил её головой о стол, о стену, обо что попало. Чёрный гнев заволок всю душу маленького человечка. Денис впился зубами в голый бок ненавистного врага.
– А-а-а-а! Собачье отродье! – только и услышал он.
***
Мама заболела. Она не выходила из дома и на звонки отвечала односложно: да или нет. Сына она не узнавала, лишь иногда гладила его по голове и плакала. При виде Алексея Васильевича она залезала под стол, пряталась там за тяжёлой скатертью. Ларс садился рядом и теперь почему-то её не трогал. Мама стала тихой и напоминала сломанную игрушку. Пытаясь её расшевелить, Дениска затевал подвижные игры, которые они любили раньше, тогда мама хваталась за голову и просила: «Мальчик, не шуми». Это и было самым страшным.
Когда у мамы прошли синяки и зажили ссадины, Алексей Васильевич отвёз её в больницу, и больше маму Дениска не видел. Именно тогда баба Оля впервые назвала его несчастным.
Заканчивался учебный год. Учительница, которую первоклашки побаивались, посмотрев поверх очков, строго спросила, почему мама не пришла на родительское собрание. У Дениски трепыхнулась, было, слабая надежда. Он торопливо и сбивчиво стал рассказывать, что мама в больнице, а Алексей Васильевич… Но учительница сказала: «А-а, понятно» и занялась своими делами.
***
Летом хорошо. В школу ходить не надо. Ненавистный отчим часто отлучался вечерами, не появлялся ночью, бывало, пропадал по дня два. Дениску это вполне устраивало, жизнь как-то налаживалась, вот только тоска по маме придавливала, стоило ему лечь в постель. И тогда он зарывал в подушку кулачки и промокал наволочкой мокрое от слёз личико.
А днём было легче: он гонял в футбол, играл с мальчишками и даже с Артёмкой.
Раньше они были врагами. Артёмка доставал его, дразнил маменькиным сыночком, при этом противно кривлялся и сплёвывал Дениске под ноги. Случались у них и потасовки, но с недавних пор мальчики сблизились и даже подружились. У Артёмки тоже был отчим.
– У-у, зверюга! – ненавидел его Артёмка.
– А мама твоя, что? – спросил Дениска, болтая ногой. Они сидели на крыше девятиэтажки и вели мужской разговор. Вся ребятня давно уже разбежалась по домам, и только до него с Артёмом никому не было дела.
– Пьяная. Не просыхает, гадина.
Дениска презрительно сплюнул вниз, как это делал его новый друг.
– Раздобыть бы денег и убежать, – грязно выругался Артёмка, – жить как люди. Я бы в кино пошёл сразу на все сеансы. Ты видел «Маугли»?
– Да.
Дениска раскинул руки, представляя, что он птица. Полететь бы вот так к звёздам и кружить между ними. Дениска закрыл глаза. Или нет, полететь к маме...
Так шли дни за днями.
***
А потом он потерял ключ.
«Вот придёт Алексей Васильевич, – думал мальчик, – и я удеру, и Артёмка тоже. Вдвоём веселее». Но отчим всё не приходил, и отчаянье, смешанное с горькой обидой на весь белый свет и на папу, и на маму стало душить его. Спасительных слёз не было, Дениска почувствовал, что задыхается и тогда он схватил хрустальную вазу и со всей силы бахнул её об пол. Из-под стола шмыгнул Ларс, перебежал под кресло, и только его ненавистный хвост гневно стучал по паркету. Дениска злобно, что есть силы наступил на этот хвост и стал вдавливать его в пол. Ошалевший орущий кот, рванувшись вперёд, попытался выдраться из-под ноги мальчишки, но потом развернулся и напал на Дениску. Схватка была короткой и, раненые, они разошлись зализывать раны.
Кровь стекала по рукам, ногам и почему-то даже по щеке и шее. Но в эйфории Дениска не замечал боли, радостное чувство овладело им, словно лопнул давний нарыв. Он так же грязно как Артёмка выругался на Ларса и смело пошёл в спальню родителей, куда с недавних пор входить было строжайше запрещено.
Там с огромного портрета на Дениску внимательно смотрел его прадед, известный
