вышел, глянул на часы. У него ещё два с половиной часа. Грех не воспользоваться ими. Сев в машину, Тон рванул в другое место.
Здесь живёт его Анечка, его красавица-недотрога. Дом Ани встретил Антона тёмными окнами. Он только посмотрит на спящую девушку и уйдёт – так решил Тон и сквозь стену вошёл в дом. Анечка спала. Кудрявые шелковистые волосы разметались по подушке. Соблазнительные крепкие округлости груди с тёмными торчащими сосками были не прикрыты. Сколько раз Антон мечтал прикоснуться к этим соскам губами, но не смел настаивать. Аня сказала, что до свадьбы ни-ни. А теперь на этих соблазнительных упругостях лежала рука чернявого смуглого чеченца. Ярость десятибалльной волной окатила Тона: « Вот, значит, как! Шлюха!» Антон медленно обхватил ладонями шею чеченца, резко дёрнул вбок и улыбнулся, услышав тихий хруст позвонков, сбросил уже мёртвую руку с груди девушки. Глаза чеченца вдруг раскрылись.
– Что решил посмотреть, как я буду трахать эту сучку? Смотри! – Тон повернул безвольную голову чернявого в сторону Анечки. Быстро раздевшись и откинув одеяло, навалился на девушку и овладел ею. Вскрикнув во сне, Аня проснулась и, увидев Антона, закричала.
– Не кричи! Или опять мне до свадьбы ждать?
Девушка, прикусив до крови губу, замолкла и отвернула голову, но, встретившись с мёртвыми глазами своего чеченского любовника, закричала ещё громче.
Тон кончил быстро, встал, оделся и, ни слова не сказав, ушёл. Отмеренного времени оставалось только на то, чтобы вернуться домой.
Антон загнал «Ниссан» в гараж, последний раз погладил по капоту. Зашёл в комнату. Невидимая мощная сила подняла его в воздух и бросила в инвалидную коляску, и тут же сонм пустых глаз наклонился над ним и задышал в лицо могильным смрадом, вгоняя в тёплое тело свои острые костистые пальцы. Тон не издал ни звука, когда его рвала на части стая призраков. Мать он больше не видел. Вместо матери из угла комнаты осклабилась старая чеченка, проклявшая его три года назад в Моздоке.
– Будь ты проклята! – прокричал Тон и навеки провалился в чёрный, мерцающий мир, вздыхающий по ту сторону нашей реальности.
– Анна Андреевна, то, что Вы нам рассказали – полная чушь. Вам всёравно придётся признаться, кто из Ваших многочисленных любовников убил Саламбека Кошанова, найденного сегодня со сломанной шеей в Вашей постели.
– Всё, что я рассказала – правда. С Саламбеком мы хотели пожениться, а Антон, видимо, приревновал. Это был Антон Щепкин! Антон убил Саламбека и изнасиловал меня.
– Девушка! Если можно так Вас назвать. Не порите чушь. Ваш любовник скончался около трёх ночи, а Антон Щепкин, по заключению судмедэксперта, умер с двенадцати до часу ночи. Он вскрыл себе вены, что и повлекло смерть. Причём Щепкин был прикован к инвалидной коляске и вряд ли мог Вас изнасиловать. Не сдадите убийцу, будете отвечать сами.
Зашедший сержант шепнул что-то на ухо следаку. Последний округлил глаза и быстро вышел из допросной.
Психбольница приняла «главного вертолётчика» дружным торжественным воем и стуком резиновых горшков о решётки дверей. Медбрат закатил инвалидную коляску в кабинет главного врача.
– Это ещё кто у нас появился? – улыбаясь и потирая руки, проговорил старенький очкастый профессор.
– Он убил жену и сына-младенца, а потом себе ноги отрубил. Сейчас культяпки зарубцевались, и его из хирургии к нам отправили, обкололи, конечно, поэтому и спокойный такой, а вообще, говорят, он очень буйный. Рассказывает, что не он убил, а вроде какой-то десантник-покойник убил семью и ноги ему откромсал.
Некогда уважаемый военный чин сидел в коляске и тупо вращал глазами, обрубки ног шевелились под пледиком, их прикрывающим, пальцы рук перебирали по подлокотнику, иногда, нервно впиваясь в искусственную кожу, белели.
– Интересно, интересно, – причмокнул профессор, – Посмотрим, посмотрим.
Анечка всё время следствия провела в СИЗО, но суд, за недостаточностью улик, признал её невиновной, приняв во внимание её интересное положение. Через неделю после освобождения Аннушка родила мальчика. Многие отмечали, что малыш, как две капли воды, похож на Щепкина. Анна назвала мальчика Антоном Саламбековичем Ветровым.
Тона, как обычно ближе к обеду, поджаривали на сковороде с оливковым маслом. Рядом жарились другие грешники. Кто-то орал, кто-то стонал. Антон смотрел вдаль на кровавый горизонт и улыбался спокойной улыбкой всё завершившего в жизни человека.
