Аляска. Книга I. Вопреки запретам

сотрапезников.
Парень Моники мне нравился. Веселый, смуглый, худощавый восемнадцатилетний пакистанец был таким же любителем развлечений, как и моя подруга. Он частенько приглашал нас в ресторан. Там мы вкусно ели, пили дорогое вино, болтали, хохотали и танцевали. А вечер заканчивали в квартире у кого-нибудь из друзей Моники или Сарташа.
Семьи дипломатических работников жили не только в посольствах, а еще и на юго-западе Москвы. В те годы вокруг станции метро «Юго-западная» разворачивалось высотное жилищное строительство. Иностранцам предоставляли просторные квартиры улучшенной планировки в суперсовременных двадцатидвухэтажных высотках. Если приходилось ехать туда, мы с Моникой и Сарташем брали такси. И, хмельные и веселые, мчались по проспекту Вернадского в один из самых престижных новых районов столицы.
Молодежь небольшого закрытого мирка московских иностранных представительств жила дружно. Отпрыски дипломатических сотрудников самых разных посольств чуть ли не каждый день собирались большими компаниями у кого-нибудь дома. И устраивали молодежные тусовки. Их называли пати — от английского слова «party», что значит вечеринка, пирушка. Впрочем, это слово толковалось в иностранной посольской среде и как «званый вечер». На таких вечерах иностранцы торжественно справляли национальные праздники, отмечали дни рождения. Я любила бывать и на тех пати, и на других. Мне все было интересно!
Особенно весело было на молодежных тусовках у американцев. Пати они устраивали просто. С угощениями не мудрствовали: накупали кучу картофельных чипсов и несколько ящиков кока-колы. Чипсы ссыпали в тазик, бутылки выставляли на стол, включали музыку и танцевали до упаду. Мы с Моникой набивали рты чипсами и тоже пускались в пляс. Она научила меня танцевать самбу и румбу. И как только из динамиков начинали звучать латиноамериканские ритмы, мы «зажигали» вдвоем не хуже бразильских танцовщиц на карнавале в Рио-де-Жанейро!
Помимо веселого времяпрепровождения я получала в этой компании отличную языковую практику. Ведь со мной общались настоящие носители английского языка! В разговорах с ними я очень быстро освоила американскую разговорную речь со всеми ее нюансами лексики, произношения, интонирования. Забегая вперед, скажу, что уже через год такого общения я владела английским языком абсолютно свободно. Среди преподавателей английского обо мне ходили легенды, меня считали лучшей ученицей школы. Спустя еще год, когда я уже училась в десятом классе, спецшколу № 20 во время своего визита в СССР посетила королева Великобритании Елизавета II. Она желала осмотреть классы, узнать, как поставлено в нашем учебном заведении преподавание английского языка. Естественно, встал вопрос о переводчике на экскурсии королевы по школе. Эту роль должен был исполнить кто-то из учеников. И продемонстрировать высочайшее качество преподавания английского в СССР! Учителя думали недолго. «Только Платонова справится! — пришли они к единодушному мнению. — Она лучшая!» Что ж, на экскурсии королевы я спокойно продефилировала с ней по школе, свободно перевела все ее вопросы и речи наших учителей.
— This wonderful girl knows our language perfectly well! (Эта чудесная девочка прекрасно знает наш язык!) — сказала Елизавета II. И ласково погладила меня по плечу. До сих пор помню прикосновение ее маленькой изящной руки…
Да… А все начиналось с чипсов!
Кстати, о чипсах и кока-коле. Их тогда можно было купить только в сети валютных магазинов «Березка». В этих магазинах продавались импортные продукты питания и потребительские товары. Иностранцы могли приобретать их за валюту. Советские граждане иметь ее не имели права. Они должны были расплачиваться чеками Внешпосылторга. Чеки были только у тех, кто работал за рубежом или в посольствах, ими выдавали зарплату. Иным способом эти волшебные бумажки заработать было невозможно. Правда, их подпольно продавали за рубли. Так что советский человек имел возможность приобрести недоступные импортные продукты, одежду, косметику и бытовую технику в «Березке». Но при этом сильно рисковал оказаться за решеткой…
В общем, все было сложно. Но в том мире, в который ввела меня Моника, проблемы дефицита денег и товаров не существовало.   Мои друзья из посольств одевались в модные батники, футболки и джинсы. Слушали западный рок, пользуясь высококлассной аппаратурой и оригинальными звукозаписями ведущих мировых фирм. Проводили время в лучших ресторанах и барах.
Мы с Моникой от них не отставали. У нее было полно карманных денег. Намного больше, чем давала мне тетя Наташа. Поэтому моя подруга всегда щедро несла траты за двоих. Мы любили ходить в популярные в те годы молодежное кафе «Метелица», бар «Лабиринт», пивной ресторан «Жигули». Все они находились на Калининском проспекте, ныне это Новый Арбат. А на улице Горького мы одно время облюбовали бар «Марс». Он находился в здании театра имени Ермоловой, рядом с гостиницей «Интурист». В «Марсе» ежедневно собирались валютные проститутки в ожидании открытия вечернего ресторана в гостинице. Именно в нем они знакомились с иностранцами — своими потенциальными клиентами. Нас же бар привлекал тем, что в нем можно было заказать оригинальный коктейль «Шампань-коблер». Он изготавливался на основе шампанского, вишневого ликера, коньяка и лимонного сока. Было вкусно!
В кафе и барах мы с Моникой никогда не оставались одни. Нам не давали скучать многочисленные ухажеры. Ведь мы представляли собой очень необычную парочку.
Я к тому времени очень хорошо поработала над своим внешним видом. Сделала себе африканскую прическу: на голове красовалась шапка курчавых волос, как у Анжелы Дэвис. Носила я синюю американскую футболку с блестящими разводами на рукавах, подарок Моники, и узкую джинсовую юбку. А на ногах у меня красовалось оригинальное трикотажное изделие — цветные гетры-перчатки! Они имели отделения для каждого пальца ноги. И все десять пальцев были разного цвета! Гетры связала по моему заказу тетя Наташа. Я надевала сабо с открытыми носами, и мои разноцветные пальчики свободно являли себя взглядам окружающих. It was great!
В общем, видок у меня был экстравагантный. У моей подруги-мулатки с ее любовью к модным нарядам — тоже. К тому же мы говорили на английском языке, и нас все принимали за иностранок.
Так что мы с Моникой не знали отбоя от парней и даже взрослых мужчин, желающих познакомиться! Нас развлекали, нас угощали, нас приглашали танцевать. Мы весело проводили время!
***
Так проходил месяц за месяцем. Мне исполнилось четырнадцать лет, я окончила седьмой класс, наступило лето. И однажды, стоя дома перед зеркалом, я поняла, что из симпатичной девочки-подростка превратилась в привлекательную девушку. Не увидела, а именно поняла, прочувствовала. Это было что-то вроде интимного самораскрытия. Я осознала, что заинтересованные взгляды моих одноклассников, настойчивые ухаживания знакомых из кафе и баров уже не оставляют меня, как прежде, насмешливой наблюдательницей. А те поцелуи, которые парням удавалось срывать с моих губ, перестали быть для меня всего лишь дерзким экспериментом беспечного исследователя.
Во мне проснулась чувственность. Она требовала нового качества жизни, нового подхода к отношениям с противоположным полом…
Мне нужно было решить, что с этим делать.
В тот же день я встретила в «Марсе» Карину — одну из тех проституток, у которых покупала на Патриарших прудах свои первые джинсы. Мы с Моникой сидели на высоких стульях возле барной стойки и потягивали через соломинки наш любимый «Шампань-коблер». И тут из-за дальнего столика мне махнула рукой какая-то девушка. Она сидела в компании двух негров. Я присмотрелась и узнала Карину. 
— Привет! Ты здорово изменилась! Эффектно выглядишь!— весело сказала она, когда мы с Моникой уселись за столик. И кивнула на своих черных приятелей: — Это мои друзья из Сомали — Генри и Мамаду.
Негры очень походили друг на друга: оба молодые, сухощавые, стройные, серьезные. Одеты они были официально: белые рубашки с галстуками, отутюженные брюки, лакированные туфли. Оказалось, что наши новые знакомые — сотрудники посольства Сомали. В тот день они зашли в бар с Кариной, девушкой Генри, после какой-то конференции в «Интуристе». 
Моника быстро нашла с неграми общий язык. Уже через минуту болтала с ними без умолку. А я тихо спросила Карину:
— Так Генри — твой парень?
Она кивнула:
— У нас с ним любовь.
И рассказала, что Генри женат на сомалийке. Но полгода назад влюбился в Карину по уши, нежно ухаживал за ней, осыпал подарками. Снял для нее квартиру на Кутузовском проспекте. Там они и встречались. Карина бросила заниматься проституцией.
— Не знаю, что дальше будет. Но сейчас я счастлива! — беспечно улыбнулась она. — Кстати, Мамаду ищет себе подружку! Связываться с проститутками не хочет. У него жена француженка, живет в Париже, так что сама понимаешь… — Она лукаво мне подмигнула: — По-моему, ты ему нравишься!
Я посмотрела на Мамаду. Он, разговаривая с Моникой, все время кидал на меня короткие внимательные взгляды. Генри встал, чтобы принести нам коктейли, мои подруги удалились в туалет, и мы с Мамаду остались за столиком одни. Он теперь смотрел на меня не отрываясь. Я увидела в его глазах восхищение и сильное животное желание. Он сжал мою руку:
— Olga! You are so beautiful! (Ольга! Ты такая красивая!) 
Он был приличный парень, этот Мамаду. Ничто в нем меня не отталкивало. А его вожделение рождало во мне сильный ответ. Я вспомнила свои утренние ощущения и размышления у зеркала. Чувственная девушка во мне заявляла о своих правах. Ну и что?.. Я прислушивалась к себе. Что мне теперь с ней делать?.. 
Пока ответ был мне неизвестен. Я находилась в растерянности.
— Let's spend this evening together! (Давай проведем этот вечер вместе!) — горячо сказал Мамаду. — Let’s go to my flat! (Поедем ко мне в гости!)
Отказываться было не по мне. Я знала, что Мамаду будет склонять меня к близости. Но не боялась его. Была уверена, что сумею держать ситуацию под контролем. В то же время мое взросление требовало продолжения экспериментов с поцелуями. Мне не хватало информации для того, чтобы принять правильную внутреннюю позицию.
Одним словом, я согласилась. В тот вечер все было так, как я и предполагала. Мамаду жил один, на юго-западе. Мы приехали к нему на такси. Пили вино, жевали чипсы и смотрели «Эммануэль-2». Выбор фильма моим ухажером был понятен. Мамаду, сидя со мной на диване, обнимал меня, целовал и все время пытался раздеть. Я чувствовала, как он меня желал, и распалялась в ответ. Но не позволяла ни себе, ни ему переходить четко установленные границы. В конце концов, встала, решительно попрощалась и уехала.
На следующий день Мамаду позвонил, долго извинялся и пригласил меня в ресторан.
— You don't have to apologize (Тебе не за что извиняться.), — сказала я. — But I don’t want to go to a restaurant. (А в ресторан я не хочу.)
В компании с негром я выглядела бы проституткой.
— Then come to me! (Тогда приезжай ко мне!) — быстро сказал Мамаду. — I'll pay for the taxi. (Такси я оплачу.)
Он не терял надежды уложить меня в постель. А я решила упорно продолжать свой эксперимент. И все повторилось с точностью до деталей. Я уехала от него с распухшими губами, лицо и