зубы доверчивому папе.
— Денис варит каши? — предсказуемо обрадовался папа. — Ты их ешь, хотя бы?
— Конечно! — соврала дочь, чтобы сделать приятное отцу. — Все-все съедаю!
— Угу, ясно, — как-то неопределенно хмыкнул папа и, вместо того чтобы сказать, задыхаясь от восторга: «Слава Богу!» или «Ура!», на худой конец, проворчать: «Ну ладно, ладно, не обижайся!», вместо всего этого папа заявил: — Дочь, собирайся, ты переезжаешь домой, Денис тебя отвезет. Хватит дурака валять! Надо понаблюдать, что с тобой происходит.
— Нет, — воспротивилась Алина. — Я отсюда никуда не уйду, пусть он уходит! — она бросила трубку, пока отец не успел ей ничего ответить.
«Не выйдет, родственничек! Ты не сможешь выжить меня из моей квартиры! Доносчик! Еще и наврал отцу о приступе — это вовсе не приступ, просто сон страшный приснился!» — убеждала себя девушка.
В коридорчике у Дениса в куртке заиграла бешенная музыка. Ну и рингтон у него! От первых аккордов можно подпрыгнуть на три метра! Алина подошла к дверям, чтобы лучше все услышать.
— Я, дядь Саш, — родственник одной рукой держал телефон, другой прижимал к себе блондинку за талию. — Не поедет? Да характер я уже увидел! Да, упрямая! Ну попробую теперь я уговорить! В крайнем случае завтра приедет! Могу и я понаблюдать, я же говорил тебе, пока я никуда не еду! Да, да! Если что, сразу вызову скорую! — его рука соскользнула с девицыной талии на круглую попку и нежно там поглаживала. Отчего-то Алине это было неприятно.
«Как кобыла, — пришло на ум нелестное сравнение. — Ее оглаживают, а она стоит и хвостом помахивает, мух отгоняет!»
Денис бросил трубку и приник губами к блондинке, обхватив ее руками. Алина боялась шевельнуться, стоя в дверях. Наконец, родственник отклеился от своей кобылицы.
— Что решила, поедешь домой? — оглянулся он на Алину. Оказывается, он ее прекрасно видел. — Кристинка тебе поможет собраться и давай быстрее, в темпе, не хочется снова под утро ложиться!
Однако, у него своеобразные методы уговоров! Какие же это уговоры? Это просто попытка выкинуть Алину из собственной квартиры и развлекаться на просторе со всякими кобылами.
— Не поеду я никуда, ясно тебе?! — вскинулась девушка. — Ты кто такой здесь вообще?! Не успел приехать, уже распоряжаешься! Устроил тут притон какой-то! Только тронь меня — я тебе всю морду расцарапаю! — нападая на двоюродно-троюродного брата, она благоразумно отступала к своей комнате под защиту любимой кровати и надежного одеяла.
— Да больно мне надо трогать тебя! — фыркнул родственник и снова облапал свою кобылицу-Кристину. — Не хочешь, не уезжай! Только не мелькай перед глазами, принцесска!
— Где хочу — там и мелькаю! — вспыхнула Алина.
— Иди, иди себе, убогая, — отмахнулся от нее Денис. Кобыла-блондинка волокла его в стойло, то есть в комнату.
Алина осталась стоять посреди коридора и от справедливого возмущения долго не могла навести относительный порядок в своей нервной системе. И чего она не оттащила его к Светке вчера? Сейчас бы у той голова болела. Черт, а покушать-то хочется! Зря она не стала есть салаты. Алина потопталась у гостиной, где теперь обосновался родственник и, где осталась вся еда. Оттуда доносились визги Кристины-блондинки, гогот Дениса и негромкая музыка. Впрочем, визги вскоре утихли и отчетливо донеслись звуки поцелуев. Алина поспешила укрыться в своей комнате. Беспредел какой-то! Что они себе позволяют?!
«Все папе расскажу! — всхлипнула девушка. — Расскажу, а он велит собраться и приехать домой!»
Родной отец почему-то действует против нее.
«А может, к маме?..» — мелькнула в голове робкая мыслишка.
Мама ушла из семьи двенадцать лет назад, когда Алина перешла во второй класс. Она встретила Артура, художника-авангардиста, и поняла, что он — мужчина ее мечты, а вся прежняя жизнь была одной огромной ошибкой. Восьмилетняя дочь тоже входила в это понятие, к тому же мама раскопала зарытый в землю талант художника, Артур помог ей это сделать и с тех самых пор семья стала для мамы непереносимой обузой, теперь ее интересовала только панорамная натура, качество акриловых красок и подготовка холста к грунтованию, немаловажным было и то, что на северную сторону (их квартира расположена была на северной стороне дома) попадает мало солнечного света, а вот то, что у дочери начались какие-то приступы только раздражало. Вспоминая ее уход, Алина всегда плакала.
Отец стоял с застывшим лицом посреди комнаты, пока мать аккуратно складывала в чемодан свои вещи, а девочка Аля бегала за мамой из комнаты в комнату и кричала, задыхаясь от слез:
— Мама, не уходи! Мамочка, я тебя люблю! Я буду послушной! Мамочка, останься!
Мать не обращала внимания на опухшего от слез ребенка и лишь только, когда девочка уцепилась за нее, повисла на талии и уткнулась мокрым лицом в живот сказала недовольно:
— Да забери же ее, устроил шоу!
Папа еле оторвал Алину от матери. Дочь била его кулаками, пинала ногами, вырывалась и орала страшным, сорванным голосом:
— Мама!
Напуганные ее криками соседи, с тревожными глазами повыскакивали из своих квартир, собрались на площадке перед их дверью, и мать, гордо подняв красивую голову, показательно прошествовала мимо них к выходу из подъезда. На улице она, радостно улыбаясь, запрыгнула в темно-синий автомобиль и умчалась из Алининой жизни на полной скорости.
Папа целый месяц возил девочку на прием к противной тетке, Марии Ромуальдовне. Доктор-психолог выворачивала наизнанку Алину своими разговорами и вопросами, на которые обязательно нужно было отвечать. После сеансов она становилась тихой и замкнутой глубоко в себе, а потом отец отправил ее на все лето в деревню Камышовку к своей сестре Татьяне, у которой там был большой дом. К концу лета Алина, наконец, пришла в себя, перестала плакать, начала играть со сверстниками и полюбила встречать вечером теткину домашнюю скотину из общего стада. Она шагала, как взрослая, за коровой Малышкой, подгоняя ее хворостиной, шестеро овечек бежали за ней сами, потому что страстно обожали соленые корочки хлеба, которыми девочка их угощала. Корова Малышка шумно дышала, косилась на яркий сарафан Алины и послушно шла на свое место.
Как там было хорошо, у тетки в деревне! Девушка вздохнула. Вряд ли мама будет ей рада, к тому же папа упорно молчал про бывшую жену. Где она живет, жива ли, здорова ли, дочь так и не смогла добиться от него ни разу, хотя пыталась выведать неоднократно…
Девушка надела пижамные штаны, майку и завернулась в одеяло с головой. Стало так жалко себя, что она всхлипнула. Никому-то она не нужна! У папы есть Лидочка, у мамы — Артур, а у нее, Алины, никого нет, чтобы защитить ее от родственника, да, чтобы просто посидеть с ней вечером, подержать ее за руку, пока она не задремлет. Обливаясь слезами, обижаясь на целый свет она заснула.
Она не слышала, как за кобылой-Кристиной захлопнулась дверь, а гадкий родственник тихонько вошел в комнату и долго стоял, всматриваясь в лицо Алины. Она не сильно изменилась за те восемь лет, что он ее не видел, но, все-таки, переодевая ее в пижаму вчера вечером, он хотел убедиться, что знак, который сам ей когда-то поставил, татуировка на левой ягодице в виде перевернутого треугольника с буквой "Д" внутри, на месте и, что это та самая девушка, с которой его много, очень много связывает. Им предстояло познакомиться заново.
Вечеринка — ерунда! Просто все родственники должны были убедиться в том, что приехал Денис — весельчак, заводила и бабник. Кристина ничего не значит для него, однако, предстояло убедиться, что Алина не принадлежит никому другому. Противнику — если он, все-таки есть — придется забыть о ней.
На губах Дениса играла чуть заметная, зловещая улыбка, а в черных глазах мелькали желтые отблески, наверное, так падал свет от фонаря с улицы…
с верхнего этажа - на её отсутствии совести моя расшатанная нервная система. Такие девки гуляли и в общаге на блоке... Сколько мы с соседкой ночей из-за них недоспали (соседка была тоже из села - нормальная толковая девочка)... Ух, очень живо описали, очень остро, до искренней ненависти к описанным лицам.
Судя по всему, не такие уж они и родственники. Похоже, этих двоих связывают особенные узы. Заинтриговали!
