Плавки

      Наступило дальневосточное утро. В одной из квартир по улице Морской военного городка недовольный звонок будильника разбудил Тамару, бездетную жену «финика» - финансиста береговой базы «разбойничьего» дивизиона торпедных катеров. Женщина недовольно потянулась в кровати, как кошка перед родами и тихо ругнулась. По ее виду было трудно понять - она не выспалась или просто всех ненавидела. Встав с изжеванного супружеского ложа и сунув ноги в скомканные тапочки, пахнувшие потом мужа, женщина начала искать заколку. Не найдя, она, в мятой ночнушке на голое тело шумно зашлепала куда надо. Грудью, толкнув дверь в ванную, совмещенную с туалетом, словно совесть с убийцей и увидев злой шипящий унитаз, в сердцах фыркнула:
       - Вот гаденыш! Опять за собой не смыл и к тому же стульчак обоссал! - и, не ожидая сочувствия, добавила. - Все-таки все мужики сволочи! Я здесь, как последняя домработница... - слова упреков женщины начали срываться как яд с языка змеи.
       Выйдя из ванной, Тамара решила сварить кофе, но пригубить не успела. Откуда не возьмись на коленки ей прыгнул домашний кот с голодным возгласом «Я жрать хочу!»
       После убогого, как у мужа завтрака, женщина села у трюмо «размазывать красоту». Посмотрев в зеркало карими, похожими на кафель в мужском туалете, глазами и взгрев губы алой помадой, Тамара задала себе риторический вопрос:
       - Ну что, красота, спасем сегодня мир или опять поселок напугаем? - день, нехотя начал течь, будто портвейн из треснутой бутылки.
       Тамара, пройдя по квартире и пометив стены запахом духов, затянула грацию в кулак. Подумав, решила навести кое-какой порядок в квартире. Взяла веник, по-флотски называемый - голяком и начала гонять пыль в спальне. За креслом у помятой батареи отопления случайно обнаруживает темно-синие плавки с золотым морским коньком на боку.
       - Странно, откуда они взялись? У моего балбеса, кажется, таких плавок нет, - пожимая плечами, вслух бормочет женщина и вместо того, чтобы просто выбросить плавки и успокоится, она начинает задумываться и что еще хуже задает себе вопрос. - Интересно, чьи они?
       Заглянув еще раз за кресло, будто ища хозяина плавок, она кроме клобука шерсти от кота больше ничего там не находит. Тамара - душа и тело поселка, распахнув ресницы, начинает внимательно дотошно рассматривать загадочную для нее находку.  У нее возникает ощущение, что квартира заминирована, а когда и где рванет - неизвестно. Женщина задумчиво про себя начинает предполагать - «Может это Колькины из пятнадцатой квартиры? Он тут давеча крутился засранец. Подлянку решил мне подкинуть?» Подумав, вслух подводит итог:
     - Нееет! Он старый, ему под сорок. Правда старый конь «борозды» не испортит, но не глубоко «пашет», - Тамара, что-то вспомнив и в сердцах сплюнув, вслух недовольно добавляет. - За некоторыми такими «конями» и «борозды» то не бывает! А может это Сашки химика с тральщика, который их впопыхах позавчера забыл? - продолжает рассуждать Тамара с самоуверенной улыбкой женщины, знающей, что она красива и любима мужчинами.
       Вспомнив химика, женщина внезапно краснеет. Плавным движением лебединой рукой поправляет локон на виске и в душе думает: Саня мужик аккуратный, пепел от сигарет и то в карман прячет, чтобы «улики» не оставлять. Этот вещами разбрасываться не будет.
       Сбросив с плеч бесхлопотное утро, подходит к пыльному окну. Открывает его, перегнувшись через подоконник, и вспугивает своей бесподобной грудью голубей. Подернув сосками, как кобыла в стойле, Тамара неторопливо закуривает сигарету болгарского «Опала». В позе наглядно говорящей фразы: «Я не такая, я жду трамвая!» начинает нервно стучать по подоконнику своими наманикюренными пальчиками.
       «Чьи же они? Чьи?» - ей самой «по-бабьи» становится страшно интересно.
       Смотря в окно на поселочек, где как под увеличительным стеклом все знали: кто пьет, кто дома дерется, кто, где, с кем гуляет и спит, Тамара думает о том, что хорошо эти плавка нашла она, а не Серафим. Если бы он их нашел, ей было страшно представить, что ее ждало. Традиционные дурацкие возгласы: «Кто у тебя здесь был? Опять за старое? До коих пор?»
Тамара отошла от окна, села на диван и уставилась ничего не выражающими карими глазами в хрустальную горку на серванте. Вспомнив, что вчера у нее днем «грел» душу, ротный Миша с караульного батальона, решает на всякий случай сходить к нему домой на «разведку» и «пощупать» ситуацию.
       Постучав в дверь в квартиру ротного в затхлом соседнем подъезде, она из-за двери слышит голос его жены Веры:
       - Кто там?
       - Сто грамм! - по-местному незамысловато шуткует Тамара. - Вера! Открывай подруга! Свои!
       - Свои дома сидят, а не по подъездам шастают! – приглушенно слышится из-за двери, которая выстреливает женщине в глаз. - О, Тамара, извини, заходи - гостем будешь, а бутылку поставишь - хозяйкой! - сверкнув золотой фиксой в глубине рта каламбурит Вера и спраашивает. -  Как дела?
       - Как легла, так и дала, - улыбаясь женской улыбкой, отвечает Тамара дежурной присказкой женщин поселка.
       - Мы тут с девчонками только сейчас тебя вспоминали, - продолжает Вера, пропуская вперед подругу. - Проходи на кухню, не стесняйся.
       «Будь, как дома, но не забывай, что ты в гостях!» - хочет сказать хозяйка, плывя бригантиной под парусами на кухню - центр человеческого общения в те легендарные советские времена, но не говорит, чтобы не нарваться на очередную чумную присказку Тамары.
        На кухне трепались и «гоняли чаи» подруги Веры - Надежда и Любовь. Софьи, матери их, имеющей троих детей от разных мужей и получающее от всех алименты не было, так как она была опять немножечко беременна и «отмаливала» грехи на Большой земле.
        Вера была «пышечкой» со свежим бланшем под левым глазом, который ей прикоммуниздил муж, ротный караульного батальона. Синяк, старательно запудренный, как казарма известкой, сиял желтизной. Пышный бюст тридцатилетней брюнетки с кудрявыми волосами, собранными на затылке пучком раскачивался в такт каждого ее слова. Большие раскосые глаза, как у доброй не удовлетворенной кобылы с удивлением смотрели на окружающий прекрасный военный мир. С виду это было смиренное и кроткое существо - божья овца, кто не знал ее в постели. Она знала, что чтобы быть хорошей женой, надо быть в доме - хозяйкой, в гостях - королевой, в постели - проституткой. У нее была только одна проблема - как все это не перепутать!
        - Эх щас бы бы мужика! Да чужого! Да по морде надавать, чтоб не приставал! - мечтательно потянулась Надежда, которая была младше Веры.
        Худая, как буратино блондинка, Надя вводила «в грех» всех мужиков поселка и вызывая жгучую зависть у другой прекрасной половины человечества. Вот только зачем она волосы у корней красила в черный цвет - никто не знал. Женщина блондинка, что может быть опаснее для жен!
        В «женсовет», как и полагается, где были Вера и Надежда, всегда будет входить и Любовь! Люба – это молчаливая молодая женщина, которая уже имела двух маленьких детей. Она иногда вырывалась из «семейного круга», чтобы вкусить глоток женской свободы.
        Народная мудрость гласит – «Мужики в жизни должны посадить дерево, построить дом и воспитать сына!» Наши женщины, это было видно по их виду - должны были срубить это дерево, сжечь дом и родить дочь!
        На кухне царила захолустная тоска провинциального болота. Молодые женщины не спеша, цедили сквозь зубы местный балованный портвешок, отдающий пометом фазанов и маялись без дела. Между семейными дрязгами и любовными романами на стороне «полоскали белье», то есть сплетничали обо всем и обо всех, благо, что времени для этого у них было море.
       Женщины не работали, да и где можно было работать в поселке площадью в полтора среднерусского лаптя? Жителей здесь было немного, а вакансий для работы - еще меньше. Одна должность была на почте, три в детском саду. Еще были - учительница «Начальной Разбойничьей школы», два продавца и кассир в магазинчике и одна «домоправительница», домоуправ ДОСов - домов офицерского состава. Вот и вся «ярмарка тщеславия».
       - Девчонки! - утомленно прищурясь, обратилась Тамара к подругам. - Не поверите, жила фригидной и счастливой и на тебе - оргазм! - женщина с видом «стою у ресторана, замуж - поздно, сдохнуть - рано», шуткует и скромно потупив свои прелестные глазки, делает артистическую паузу. - Делала приборку и случайно нашла в углу спальни плавки. - Тамара с русской простотой, что хуже воровства выкладывает находку на стол с закуской и дешевеньким портвейном.
       На кухне наступает женская шелестящая тишина.
       - Да ты чо? - глядя в лицо подруги с недоумением и жадным любопытством спрашивает Вера, но, одернув юбку, поправляет себя. - Хотя, что здесь такого, сверхординарного - в каждой избушке свои погремушки. Серафим от страсти плавки, наверное, перед сном случайно «потерял», а ты дуреха сразу волну подымаешь.
       - В том-то и дело, что они не Семы, - Тамара с очаровательными глазами подколодной змеи сокрушенно взмахивает руками. - Вот чьи они, понять не могу.
Брови молодых женщин, слышавшие и не такое, ползут на эвересты причесок. Посмотрев друг на друга тут же «сердечно» откликаются на «глас вопиющей в пустыне» и начинают успокаивать Тамару.
       - Ты, подруга, главное - не нервничай! - спокойно с язвительной улыбкой замечает Люба. - Вспотеешь, и будешь соскальзывать с Серафима. К тому же запомни - все болезни от нервов, только три - от удовольствия…
       - А может, они появились от сырости? - простодушно спрашивает Надежда.
       - От мужской «сырости» только дети бывают, - мудро поправляет подругу Любовь.
       - Похожи на Лешкины, - замечает Вера, на лице которой начинают выступать, как опята на пне все добродетели, кроме верности.
       - Лешки с топливного склада? - переспрашивает Люба и задумчиво смотрит в окно на строй связистов марширующих в баню.
       - Да нет, Лешки-ракетчика из Шимиузы, – поправляет подругу Надежда, чуть ли не принюхиваясь к плавкам. - Он маша-растеряша, постоянно что-нибудь и где-нибудь оставляет. Если не ребеночка, то аборт, - поглядев на подруг отводит глаза в угол и сокрушенно добавляет. - Недавно у меня, засранец, оставил зажигалку. Мой домоправитель, зная, что ни я, ни он сам - не курим, целый вечер «проедал» мне мозги дурацким вопросом «Откуда она взялась?» Откуда-откуда. От верблюда!
        - Даааа, это точно! Все мужики сволочи! - изыскано, как семейная жизнь, продолжает разговор Вера. - С кем поведешься от того и забеременеешь! Но если мне не изменяет память у Алексея синие и не такого размера. Да и выпуклость под мужской «срам» на этих плавках уж больно большая, не Лешкины, - сказав эти слова, Вера, поджав губы, в то же время думает - «Так я вам и скажу его размер», но для проверки «на вшивость» спрашивает Любу. - Кстати, ты не знаешь его размер?
        - Подруга! С какого перепуга я должна знать? - как бы возмущенно вскакивает Любовь, но, успокоившись, добавляет. - Надо отдать ему должное, Леха настоящий мужчина! С пустыми руками в гости не ходит - всегда портвешок с килькой в томате принесет, а когда целуется, то всегда вынимает сигарету изо рта.
        Сидевшая напротив Любы