Укрытие.
Первые признаки Носкову показало зеркало.
Носков носил редкие усы и козлиную бородёнку, какие случаются у старых монахов, истощённых постом и молитвой.
Теперь концы усов нагло встопорщились в стороны, как у воинственных аристократов на старых картинах.
Носкову, это не понравилось, и он их обрезал. Однако, на следующее утро, зеркало показало ему ту же картину. Носков опять обрезал. Но, усы продолжали расти удивительно
быстро и торчать. На четвёртый день Носков понял, что бороться с ними
бессмысленно и плюнул. В конце концов, он не так уж часто бывал на публике,
чтобы сильно заботиться о своей внешности. Собственно, вообще не бывал. Из дому
Носков выходил только за продуктами, что одновременно являлось и лёгким
променадом. После чего возвращался в свою квартиру и занимался просмотром
подшивок старых журналов. Публику Носков не любил. Телевизор у него сломался
лет 5 назад и Носков не находил нужным его чинить. Зачем? Что там можно увидеть
хорошего? Только нервы себе портить.
После бунта усов, у Носкова начали неметь руки и ноги. Это было неприятно. Но, что тут поделаешь? У человека его возраста обязательно должно что-нибудь неметь.
Однако, чуть позже, появились по-настоящему тревожные симптомы. У Носкова начали зудеть спина и грудь. Он пытался чесать спину кулинарной лопаткой, но зуд не проходил.
Теперь Носков вообще опасался выходить из квартиры, поскольку его постоянные
подёргивания и приплясывания могли привлечь к нему нежелательное внимание.
У Носкова имелась соседка, с которой, во времена оны, он провёл несколько вялых коитусов. Потом коитусы отпали за отсутствием необходимости, но соседские отношения
сохранились. Иногда, перед походом в продуктовый, соседка стучалась к нему в
дверь и спрашивала, не надо ли чего. Теперь случилось, что надо постоянно.
Носков приоткрывал щель двери и совал соседке деньги. Потом он приоткрывал щель двери и принимал пакет с кефиром и булкой. Потом, не прекращая почёсываться, он
быстро перекусывал. После этого, он уже только чесался.
Носкову приходилось ходить по квартире голым. Поэтому, он быстро заметил, что кожа в местах зуда твердеет. Одновременно с этим, зуд начал утихать, переходя в лёгкую
щекотку. Однако, выходить на улицу Носкову всё равно не хотелось. Абсолютно не
хотелось.
После прекращения зуда, по бокам тела у него обнаружились некие припухлости, поглаживание которых доставляло удовольствие. Носков заметил, что уменьшается в росте. Ну и что?
Кому какое дело?
Кожа продолжала роговеть, процесс перешёл на конечности. Особенно интенсивно, - в местах онемения. Пальцы потеряли гибкость. Ну и что? Бутылку кефира можно было взять обеими руками.
Рост продолжал уменьшаться. Теперь Носкову уже приходилось залезать сначала на стул, а потом на стол, чтобы посмотреть в зеркало на свой приятный облик. Из
припухлостей по бокам тела появились гибкие отростки, которыми можно было
пошевелить.
Соседке он, разумеется, перестал открывать. На фига ему этот кефир? На столе оставались куски засохшей булки. Вполне хватит.
В его психике также происходили благоприятные изменения. Она как бы пустела, из неё уходило всё лишнее. Зубы выпали? Ну и что? Кому они нужны, эти зубы?
Отростки по бокам тела окрепли, на них можно было уже встать. Кожа превратилась в твёрдый хитиновый панцирь, надёжно защищающий тело. Бывший Носков чувствовал себя всё
более защищённым и отделённым от враждебного окружающего мира.
Метаморфоз закончился.
Наступил день, когда большой чёрный жук, поскрипывая жвалами, прошелестел лапками по линолеуму и залез в дыру под плинтусом.
