| «исповедь» |  |
Предисловие: Предательства совершаются чаще всего не по обдуманному намерению,
а по cлабости характера.
Ларошфуко Уходя - оглянись. Исповедь паразита... гл. 38 - 39 - заключительные.
Письмо Вадима.
Наташка-промокашка! Помнишь мою дразнилку?
Мысленно пишу тебе каждый день. С того самого моего старта в другую жизнь.
И вот он. Финиш.
Стоит ли говорить о том, сколько дум покрутилось в моей бедной голове за это время.
Знаешь, как печально осознавать, пропуская через каждый нерв сейчас неправильное высказывание о том, что думать никогда не поздно.
Поздно! Еще как бывает поздно!
Исправить уже ничего нельзя.
Во всяком случае, в нашей с тобой ситуации.
Наташка, а какие изощренные штуки с нами выделывает жизнь порой!
Я ведь как только написал эти вульгарные по своей сути слова:
"тебя нет ни в душе, не в сердце" так сразу понял, что никогда не отдам эту записку.
Не может нормальный человек сказать подобное никому, а тем более: жене, матери своих детей.
Не может, не должен! Даже если прошла любовь.
Человеческие отношения не могут прекращаться. Не имеют права!
Или ты сам же не имеешь права причислять себя к нормальным людям Ибо ты паразит.
Я сразу понял, что никогда не отдам тебе это пресловутое письмо, но так торопился, хотя правильнее сказать, трусливо избегал твоего чистого, любящего взгляда. В то злосчастное утро я, уходя на работу, пригласив тебя вечером в ресторан. Помню, как ты вся светилась. Наверняка целый день собиралась. Как обычно готовилась. Мы это делали уже двадцать лет, отмечали юбилей нашей любви. А тут я. путался, путался у семьи под ногами, разрушая все планы, настроения. Со своим булыжником за пазухой. Не заметил, как нечаянно выронил это глупо - нелепое сочинение.
Нет, Наташка!
Я не оправдываюсь!
В этом невозможно оправдаться. Всего лишь в суде собственной совести. Использую законное право на последнее слово.
Знаешь, какую печальную картину нарисовали мои размышления?
Нет, конечно. Ты неспособна даже представить такое своей чистой душой, а я, оказывается, могу ещё и не такое.
Наташка, сколько же людей-паразитов водятся на свете!
Да, да именно - паразитов.
Живет такой симпатяга – паразит, или -паразитка с жизнерадостным оптимистом, и пожирает его, питаясь энергией, положительными эмоциями замечательного человека.
Себе подобного жрать не хочет... Несъедобно, видите ли, да и, дрянненько пахнет.
Чем больше этот неунывающий оптимист помогает симпатяге-паразиту, тем с большим аппетитом милейший симпатяга его съедает... Понимаешь, поглощает буквально: не зубами, так словами, не вслух, так, трусовато про себя, но подленько, втихую поедает его положительную энергию...
Ну, ладно бы питался одним, если уж ему позволяют, еще и помогая ползти по жизни, так ведь нет же, почувствовав к собственному паразитическому образу... незаслуженно - сердечное отношение жизнелюбца, ему непременно хочется испробовать свои чары еще и на других: более свежих жертвах.
И что самое мерзкое в этих мелких блошках, так это то, что переползая с одного оптимиста на другого, норовят на прощание еще укусить сильнее, чтобы как можно глубже прочувствовали, как это им, таким неунывающим теперь существовать без своего ненаглядного "паразита".
Да, я понимаю... Не вкусно это звучит. Не эстетично, противно все, но правильно. Справедливо. И от этого еще омерзительней на душе и сердце. Знаешь, как я ненавижу всех этих горе - психологов, взывающих к бедным матерям:
«Это он впитал с кровью матери.
Это ему отец своим уходом из семьи еще в детстве нанес удар по психике...
Мальчик пронес по всей жизни эту боль, обиду.
В ушах мальчика до сих пор звучат слова, услышанные еще в детстве:
«Тебя нет ни в душе, ни в сердце», сказанные отцом его матери.
Эта семейная драма сломила психику мальчика.
Ах, как жаль его! Мы должны понять его, помочь ему!»
И значит теперь всю жизнь ему должны помогать, понимать его... А он, этот "паразит", принимает все как должное, позволяя любить себя, заботиться о себе.
Даже собственную мать презирал, когда их бросил отец.
Представляешь, ни паразита- отца ненавидел, так мерзко переступившего через мать, а её!
Её, такую жалкую, брошенную героем-отцом, который переполз на другую жертву, отерев сапоги...
Растоптал МАТЬ на глазах сына!
И ничего!
Остался жив себе, здоров, и, даже получил повышение по службе, припеваючи зажив с новой жертвой... А на нас с матерью, эти блага уже никак не распространялись. И рос мальчонка, как зверек, считая, что это в них с матерью... что-то не так, если ими пренебрегли. Бросили... Предпочли им другую женщину и чужого ребенка. Я тогда ещё не умел смотреть и видеть вокруг, как сейчас... Иначе, понял бы намного раньше, что так везде... почти повсюду.
Весь мир покрыт метастазами разрушающих паразитических пороков, но в разных вариациях, от которых никому не легче. В итоге все получают по заслугам. Рано или поздно. Я сейчас это ощутил своей разрывающей болью. Когда этот "малыш" подрос, то место матери рядом с ним, заменила другая оптимистка, по непонятно кем написанным законам, оказавшись за него в ответе - это жена. И чем больше он кусал её, тем терпеливее она ему помогала, опираясь, опять-таки, на советы психотерапевтов. А сама, при этом, разрывалась на части: поднимала на ноги больного сына, воспитывала дочь, ночами работая... А он я её изматывал постоянными капризами, своими паразитическими душевными травмами...
Наташка! Но ведь я уже большенький! Взрослый мужик, черт по-бе-ри-и...
Когда-то ведь читал: «Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха: - Что такое – хорошо и что такое – плохо?»
Мы же не кусаем в магазине нахамившего нам продавца; воспитание не позволяет, и страшновато - посадят за хулиганство.
Боимся.
Да, да!
Именно!
Должны чего-то побаиваться...
Почему же, за преднамеренную боль, пусть даже совершенную по глупости, не наказывают?! Хотя, больше и страшнее, чем я сам себя уже наказал, вряд ли меня могли бы проучить... И ведь уверен же, наберись я смелости поговорить с тобой по-человечески, как этого заслуживаешь, ты бы все поняла, и, смогла бы меня отрезвить одним только взглядом серых глаз, от которого у меня всегда подкашивались ноги. Но в том-то и дело, не знаешь что и сказать... Говорить было нечего... Все так закрутилось, что едва мог соображать, а в это время от меня требовали принятия серьезных, жизненных решений... И вот, видишь, как получилось?
И ты, невзирая ни на что, приехала...
Приехала в очередной раз спасать своего паразита, забывшего, что у любимой дочери выпускные экзамены.
Походя плюнул всем в души и свалил, не найдя и грамма смелости сказать, чтобы не готовилась к празднику...
Ну, нет!
Давай, мечтай, надейся, чтобы побольнее осознала чудовищную, нелепую новость, нависшую над тобой!
Наташенька!
Что же это с нами-людьми?
Почему же мы никак не найдем выхода?
Ведем себя хуже животных, хотя нет, звери так не поступают.
Наверное, боль неизбежна при расставании, но и ее ведь можно смягчить поддержкой, не становясь врагами; между нами дети.
Не можем быть мы противниками.
Не должны!
Обязаны поздравлять друг друга с праздниками.
Радоваться успехам друг друга, и помогать при несчастьях.
Это же так просто!
По человечески просто!
Думается, что тут не психологи обязаны поработать, а юристы.
Мы - паразиты, становясь косвенными убийцами близких людей, должны чего-то бояться. Потому что не может, не должна мать твоего сына становиться совершенно чужим человеком... Прежде всего, от этого пострадают дети, а ты... ты сам, разве можешь быть вполне счастлив, если знаешь, что там, где тебе когда-то было хорошо, сейчас беда?
Уползаешь к новой жертве, найди необходимые слова, дай понять, что тебе небезразлично, как сейчас тем, когото ты бросаешь...
Предоставь им хоть немного время привыкнуть к этой мысли...
Да что там им, самому себе дай. Не выпячивай свою ненормальную тягу туда, куда сам мчишься, еще толком не понимая, куда тебя несет нечистая!
Наташка!
Милая моя! Видишь, как я помудрел вдали от тебя, но поздно.
Не успел даже понять, как все это со мной случилось.
Какая же я гигантская личность!
За такой короткий промежуток времени умудрился разрушить жизнь любимых людей, взбаламутить другое сердце, не обладая тем, что можно было бы дать ей-Майе...
И не располагая желанием, кому-то, что -то давать....
Только теперь понял, что это за состояние такое - амок.
Гонимый...
Разрушил под корень доверие Владлена: хорошего, порядочного человека, впервые в жизни, давшего мне возможность почувствовать себя нужным специалистом...
Я тебе обо всем этом писал и раньше. Корябал и рвал... Корябал и рвал. И сейчас...вряд ли отдам... Выговорюсь просто на бумаге и... на этом все оборвется наверное.
Хорошая моя!
Руки совсем не слушаются... Извини меня за ужасные коряги. если они до тебя все-таки долетят.
Очень устал!
Больше не могу... не найду в себе силы смотреть дочери в глаза... Сыну...
Я всегда любил вас, как оказалось, может любить мелкий, трусливый, завистливый паразит.
Представь себе, завистливый...
Даже сейчас я завидую твоему великодушию, терпению, и становлюсь еще противнее сам себе.
Если бы не эта болезнь, возможно, нашел бы я силы, хоть попытаться немного вернуть свое мужское обличье, но я загнал себя, а загнанных лошадей... пристреливают, не так
|
После прочтения Вашего романа стала пленницей Вашего литературного таланта --
тончайшей кисеи, сотканной из прозрачных словесных нитей, трепещущей
от наилегчайшего дуновения ветра на сердечных просторах, звенящих нежнейшим
малиновым звоном в уголках души и могущих покорить самый изысканный ум...
Благодарю за Ваше творчество!..