пищала и пыталась вырваться, а у меня по спине бегали мурашки. Ведь стоило ей просто открыть рот, как мой большой палец оказался бы между её резцами. А смогу ли я не отдёрнуть рефлекторно руку, если после этого она рот закроет, я уверен не был.
Взяв скальпель, парень несколько раз прикоснулся им к опухоли, но вдруг отложил его в сторону и покачал головой:
- Рискованно. Если она Вас цапнет, и Вы дёрнетесь, может получиться харакири. Пока отпустите её и успокойте.
Подойдя к шкафу, он зашелестел упаковкой одноразового шприца, звякнул какими-то пузырьками и со шприцом в руке подошёл к нам. Сделав Машке укол в заднюю ногу, он выглянул в коридор и вернулся.
- Подождите минут десять-пятнадцать в коридоре, пока наркоз подействует, а я ещё одного пациента приму.
Посмотрев на висящие на стене часы, я вышел. Было уже начало шестого.
Пациентом оказался бульдог с грустной мордой, которого держал на поводке мужчина с таким же выражением лица. Сильно припадая на задние ноги, собака вместе с хозяином вошла в кабинет.
Минут пятнадцать из за двери доносились приглушённые голоса и звяканье инструментов, затем дверь распахнулась и собака всё так же, "вприсядку", вышла из кабинета, а за ней мужчина с кучей рецептов в руках.
- Да-да, в обычной, человеческой аптеке, - продолжал объяснять врач. – А уколы три раза в день, и через три дня опять сюда, на контроль. Ну, а у вас как дела, задремали? – он подошёл к нам и, погладив крысу, приподнял её мордочку. Машка была вялая и взъерошенная, но спать не собиралась.
- Ну, что ж, Машка, терпи. Большую дозу нельзя было давать, масса тела очень маленькая, можно промахнуться, - словно извиняясь, объяснил он мне, и вдруг, улыбнувшись, опять стал похожим на большого, доброго ребёнка. – Пойдём, будем Вашу Красавицу спасать!
Домой я пришёл уже в седьмом часу. Передав сумку с баллоном сыну, я пошёл раздеваться.
- Ой, что это с ней? – услышал я тревожный голос сына, и поспешил к нему.
Машка лежала, словно тряпичная кукла на ладонях у Серёжи и, тараща на нас красные бусинки глаз, пыталась поднять испачканную йодом и кровью голову.
- Ничего страшного, это наркоз – бодро ответил я, а у самого опять, уже в который раз защемило сердце. Конечно, это наркоз, но с каким запозданием начал он действовать! Животное ведь не человек, для которого дозировки наркоза рассчитаны с точностью до миллиграмма, и время его действия отработаны по минутам. Очнётся ли наша Мыша от этого наркоза?..
Жена посмотрела мне в глаза, всё поняла и поспешила мне на помощь.
- Всё, хватит Мышу таскать, пусть отдыхает. Очнётся, куда она денется. Идите мыть руки, и быстро за стол. Всё остыло уже давно. Разогревать теперь придётся… – недовольно ворча, она взяла кастрюлю и пошла на кухню.
Серёжа осторожно положил Машку за тумбочку и направился в ванную.
- Ну, и зачем вы меня ждали? Давно бы уже пообедали – пробурчал я, глядя, как жена хлопочет у плиты.
Оглянувшись на меня, она поджала губы:
- Ага, как же! Пообедаешь тут…
Жена была права: есть не хотелось и сейчас, хотя это был уже не обед, а почти ужин. Вяло ковыряясь в тарелках, мы настороженно прислушивались к звукам, вернее их отсутствию, за тумбочкой.
Вдруг оттуда донёсся шорох и тихий, сдавленный писк. Замерев, мы уставились в промежуток между тумбочками, откуда обычно появлялась Машка, хотя в этот раз мы её не ждали. Наверное каждый из нас услышал в этом писке последнее "прощай".
Но она всё-таки вышла, вернее выползла.
Оцепенев, мы смотрели, как Машка, отчаянно цепляясь коготками передних лап за палас, из последних сил ползла к нам, волоча своё омертвевшее тело.
Вцепившись лапкой в мой тапочек, она положила голову мне на ногу и закрыла глазки. Потрясённые, мы переглянулись.
У Серёжи на глазах выступили слёзы, а жена закусила губу. Вдруг она поднялась и быстро пошла в спальню.
Вернувшись с моей старой рубашкой в руках, она присела возле Машки и, осторожно укутав её, положила мне на колени.
- Пусть полежит пока здесь, а то там ей страшно сейчас одной – словно оправдываясь, пробормотала жена, понимая, что нарушает правило, которое сама же и установила.
…- Всё! Когда мы обедаем, чтобы никаких животных ни за столом, ни под столом не было. Совсем обнаглели, уже из рук еду выхватывают! - возмутилась она, когда Куська, сидевший рядом с ней на диване, куснул пирожок, который она держала в руке и собиралась куснуть сама. – И никаких кормлений, когда мы за столом. Кормите их или до того, или после!
С тех пор это правило мы старались не нарушать, но не бывает ведь правил без исключений. И разве эта ситуация не была исключительной?
Весь оставшийся вечер мы нянчили нашу крысу, передавая её друг другу, словно эстафетную палочку. Мы тормошили её, трепали за ушки, не давая заснуть, и разминали, как могли, её застывшие мышцы.
Часа чрез два она пришла в себя настолько, что могла уже потихоньку ходить, и мы оставили её в покое. А через пару дней она уже бегала, как ни в чём не бывало – спокойная, ласковая и доверчивая ко всем людям. А может быть, она всех людей воспринимала как одно большое многорукое и многоликое существо, имя которому – Человек…
ПРОДОЛЖЕНИЕ ТУТ
Геннадий. 
