.......
…Однажды утром, насыпая в вазочку маленькие круглые печенья к чаю, жена уронила парочку их на пол. Мгновенно оказавшись на "месте падения", Куська с удовольствием и со спокойной совестью захрустел "деликатесом" – пол был его территорией.
- Ну, давай теперь и Умку с Шариком угостим, а то несправедливо получается! – я взял из вазочки четыре печенья и вышел во двор. Мгновенно сообразив, что печенье предназначено ему, Умка запрыгал возле меня.
- Да успокойся ты, на, держи вкуснятинку! – я опустил руку, и Умка осторожно, очень аккуратно взял зубами одно печенье, но не проглотил его, как всегда, а метнулся вглубь двора, к своей будке. Удивлённый, я хотел бросить второе печенье ему вслед, но он тут же вернулся и вновь запрыгал возле меня. Я отдал ему второе печенье, но он и его есть не стал, а побежал с ним к будке.
Заинтригованный, я пошёл следом за ним, а, увидев, куда он принёс своё лакомство, буквально остолбенел от неожиданности и удивления: оба печенья лежали возле щели между досками, откуда всегда появлялась крыса, а Умка сидел рядом, гордый, стройный, красивый и счастливый, глядя в щель влюблёнными глазами. (Я понимаю, что это моё личное, субъективное восприятие объективной ситуации, но считаю, что в данном случае оно тоже кое-что объясняет.)
У меня перехватило дыхание, и я тихонько вернулся в дом.
- Что случилось, почему ты крадёшься? – спросила жена, увидев в окно, как я возвращался в дом.
Я посмотрел на неё и пожал плечами, не в силах объяснить не только ей, но даже себе своё поведение.
- Пойдём, сама увидишь – я потянул её за руку к двери, потому что не мог быть одиноким свидетелем такого чуда.
Увидев Умку, охраняющего печенье, жена мгновенно поняла всё, и реакция её была под стать моей.
- Это же надо, влюбилась псина! – изумлённая жена оглянулась на меня, словно ища подтверждение, не мерещится ли ей это – Да ладно бы в собаку, а то – в крысу! Она же совсем другого роду-племени! Не иначе, как чокнулся кобель. Что же дальше то будет?
А дальше случилось такое, что нас просто шокировало, и чему нет никакого логического объяснения.
До самого вечера Умка охранял свой подарок от Куськи и Шарика (своего старшего брата) и мы, проходя мимо, невольно косились в его сторону, удивляясь терпению и благородству собаки.
После ужина я, как всегда, собрал тормозок нашей крысе, положив на обрывок газеты маленький кусочек хлеба, чайную ложку картофельного пюре, творога и маленький кусочек конфеты (Машка, как и все мы, тоже была сластёной).
- Интересно, а как Умка отнесётся к этой еде, он ведь тоже всё это любит, сообразит ли, что это угощение не для него? – думал я, подходя к будке. Однако картина, которую я увидел, вызвала у меня совершенно иные мысли.
За будкой, напряжённо вытянувшись и упёршись носом в землю, стоял Умка, а рядом с его мордой стояла на задних лапах Машка, уткнувшись носом в его лохматую щёку…
Я буквально остолбенел, и, наверное, с минуту стоял, не веря своим глазам. Видно было, что странная парочка стоит так уже давно, и даже на моё появление они никак не отреагировали, хотя, конечно, увидели меня. До предела скашивая глаз вниз, Умка пытался увидеть крысу, время от времени посматривая на меня восторженным взглядом.
Я тихонько попятился назад. Войдя в дом, я бросил на стол свёрток с крысиным ужином и метнулся за фотоаппаратом.
- Ты куда? Что случилось? – поинтересовалась жена, увидев, что я на бегу настраиваю фотоаппарат.
- У-у-у.… Там такое! Такое… – я махнул рукой и выщелкнул из корпуса фотоаппарата окошечко фотовспышки: я знал, что в сумерках электроника, конечно, сможет "вытянуть кадр", но без фотовспышки снимок хорошего качества не получится.
"Хоть бы батарейки не оказались разряжены" - спохватился я и заглянул в видоискатель.
- Ну, всё в порядке, заряд нормальный – вздохнул я с облегчением и потянул жену за руку: - Пошли, на такое стоит посмотреть!
К будке мы подходили осторожно, буквально на цыпочках. Увидев "сладкую парочку", жена тихонько охнула и, придержав меня за руку, зашептала:
- Не подходи, спугнёшь! Да что же это такое? Ну ладно, собака с ума сошла, но крыса-то, крыса!.. Дурдом какой-то. О чём она думает?
Хмыкнув, я поднял фотоаппарат и шевельнул рычажок ЗУМа. В объективе тихо зажужжал моторчик, увеличивая изображение в видоискателе, и я нащупал спусковую кнопку.
Собака и крыса по прежнему не двигались, и только Умка, настороженно косясь на меня, чуть-чуть шевельнул ухом.
Думает… Нам с детства вдалбливали в голову, что животные не могут думать, что "думанье" и "высокие" чувства - это привилегия человека, а животные в своих чувствах руководствуются условными и безусловными рефлексами, вековыми инстинктами. Да и действия их исключительно прагматичны, и сводятся к элементарному: борьба за жизнь, за пищу и продолжение рода.
Но если это так, то что заставило собаку отдать свою пищу существу, которое само могло бы стать её пищей?
Что заставило крысу вопреки инстинкту самосохранения выйти из своего убежища и подойти к огромному и, несомненно, опасному для неё чудовищу?
Что им нужно друг от друга, ведь их действия совершенно не укладываются в стандартно-шаблонные объяснения?..
Может быть, живя рядом с человеком, животные обретают какие-то человеческие качества, и становятся не просто домашними, но "очеловеченными" животными?
Многое я бы отдал за то, чтобы узнать, что творится в мозгу такой вот "очеловеченной" крысы, что заставляет её жить вопреки безошибочным природным инстинктам. Ведь даже сейчас, замерев, словно прекрасная скульптурная группа, животные продолжают активно общаться, и в результате этого безмолвного общения, у них рушатся одни рефлексы и появляются другие, зарождаются чувства, несомненно, более высокого уровня, чем просто физиологические.
Разумеется, бессмысленно приписывать им человеческие чувства, но вполне возможно, что испытываемое ими сейчас гораздо сильнее, красивее и чище чем то, что мы называем любовью. Потому что это чувство заставило их забыть о жизни и смерти…
Переведя дыхание, я убрал палец с кнопки и опустил фотоаппарат. Я не смог запечатлеть уникальный кадр, потому что вспышка блица наверняка спугнула бы их, и история их любви? дружбы?.. скорее всего оборвалась бы. Я не хотел быть здесь третьим лишним…
Иронично хмыкнув, жена потянула меня за рукав, и мы тихонько попятились назад.
Вернувшись в дом, жена рассмеялась:
- Что, духу не хватило щёлкнуть? Эх ты, фотограф, не получится из тебя папарацци!
- Да ладно тебе! – закрыв объектив крышечкой, я сконфуженно махнул рукой. – Может быть, удастся сфотографировать такое потом, а сейчас их нельзя беспокоить!
Но "такого" никто из нас больше не увидел. А через пару недель стало холодно, выпал первый снег, и Машку пришлось забрать в дом. Опять встал вопрос, где ей жить. После недолгих споров было решено сделать ей жилище в зале за тумбочками, где проходит "обратная" труба системы отопления: и тепло, и Куська туда не доберётся. Вообще-то он агрессии к крысе не проявлял, но кто знает, что у него на уме.
- Куся, ты пойми, она такая же, как и ты, только белая. Нельзя её обижать – увещевал я огромного чёрного котяру, поднеся Машку к его морде, но Куська, отвернувшись от неё, начал отчаянно зевать, словно показывая крысе, какие у него огромные зубы, а потом, уставившись на неё огромными, янтарного цвета, глазами, нахально облизнулся.
- Но-но! Не вздумай! А то я тебя…, - состроив зверско – свирепую физиономию, я слегка шлёпнул его по голове и погрозил пальцем: - сам съем! - На большее фантазии у меня не хватило.
На Куську это не произвело никакого впечатления, и на Крысючку тоже: она сидела на ладони совершенно спокойно и, как всегда, приводила себя в порядок, недовольно отворачиваясь, когда кот протягивал к ней, словно к теннисному мячику, с которым раньше играл, свою когтистую лапу.
- Ну и ладно! – немного расстроившись, что зверьё игнорирует мою дипломатию, я поднёс крысу к тумбочкам, между которыми мы втиснули отрезанные от пластмассовых бутылок донышки для воды и еды.
- Вот, будешь тут жить. Обустраивайся.
Оглядевшись, Машка, длинными прыжками поскакала за тумбочку.
- И чтобы не шкодничала! – крикнул я ей вслед.
Обустраивалась Машка недолго: пошуршав за тумбочкой минут пять, она затихла.
- Ну, вот и хорошо! – вздохнул я с облегчением, удивлённый её покладистостью. Однако я ошибся, я забыл, что крысы – это животные, ведущие ночной образ жизни…
Проснулся я среди ночи от звука разрываемой бумаги: кто-то спокойно и методично рвал в темноте газеты.
В зале загорелся свет, и я услышал сонный, удивлённый и возмущённый голос Сергея:
- Ах ты, собака! Мы тебе!... Мы для тебя!...А ты…
Удивлённый, я тоже вошёл в зал и ахнул: весь пол был завален кусочками искусственного ватина, которыми мы заботливо выстлали сверху трубу отопления, чтобы крысе не было от неё жарко. А рядом с тумбочкой, на куче газет сидела та самая "собака" с обрывком газеты в зубах, и настороженно таращилась на нас своими красными глазками.
- У, скотина неблагодарная! Да я тебя сейчас на улицу, на мороз, будешь знать, как харчами перебирать! – злой, расстроенный, я шагнул к ней, хотя прекрасно понимал, что во двор я выбросить её не смогу – это наверняка было бы равносильно смертному приговору ей.
Но крыса не стала искушать судьбу, и в два прыжка оказалась вне досягаемости, в своём жилище. Чтобы достать её оттуда, нужно было отодвинуть от стены обе тумбочки, а для этого пришлось бы вначале разгрузить их от газет и журналов.
Раздражённый, я собрал с пола газеты и положил их повыше, на книжные полки и на сервант. Но, как оказалось, недоступных мест в доме для Машки не существовало. Через полчаса, решив, что мы уже достаточно отдохнули, она вновь принялась за свою работу, и до самого утра шелестела газетами и рвала их, обустраивая своё жильё.
На следующий день я сам изорвал в мелкие клочья пару килограммов старых газет и сложил их горкой у тумбочки. Крыса приняла этот дар благосклонно, и пару ночей мы спали спокойно. Но затем она решила сделать пищевые запасы, по видимому, не очень доверяя нашему хлебосольству, и ночной кошмар начался вновь.
Решив, что мешок с грецкими орехами, стоящий в углу между тумбочкой и сервантом, ничейный, и уж точно не её, она прогрызла его, и начала катать орехи из него за тумбочки. Нам не жалко было орехов, благо, что тот год был на них урожайный, но дело было в том, что катала она их ночью, и катала по трубе отопления.
Я не стал засыпать для неё орехи за тумбочку, предполагая, что она делает аварийный запас на сутки - двое, тем более что мешок стоял рядом, всего в
паре метров от её жилища. Кроме того, я надеялся, что Машка хоть и животное, но совесть-то и здравый смысл у неё должны быть!
Совесть у неё пробудилась где-то через неделю, а здравый смысл оказался равным ведру орехов, которые мы извлекли на время из за тумбочек, когда делали очередную уборку её жилища.
После этого по ночам
Продолжение
Начало здесь
