Прости меня, Юлюшка.

   Анечке и Владимиру Ш-вым посвящается.

            Прошло немало лет, но никогда мне не забыть событий, вторгшихся в мою жизнь в одном прикамском городе.
 
   Мне было не полных двадцать лет. Год назад закончила педучилище и работала в детском саду.  Едва не вышла замуж.
   Мы познакомились со Славой в кафе. Сначала он показался мне пустым, неинтересным, но когда узнала чуть ближе, поняла, что в душе его ноющая рана: девчонка, которую он любил до Армии, вышла замуж, не дождалась.
   Какие песни позже он сочинял для меня и пел под гитару! Любил зарываться лицом в мои пышные волосы, когда неожиданно обнимал сзади, а слова его были невероятны, нереальны:
- Ты пробудила меня ото сна, сероглазка моя чудесная... Дала второе дыхание!  Подарила крылья!
   Я привязалась к нему. До него никого не любила. Думала, что он - моя судьба. Но в тот день, когда собрались отнести заявление в загс, из города, где служил Слава, приехала женщина и заявила, что ждёт от него ребёнка.
    В последнюю встречу любимый пытался оправдаться: «Когда узнал, что Наташка вышла замуж, совсем потерял себя. Тут в увольнении официантка подвернулась. Забыться хотел. Прости меня! Я очень люблю тебя! … Жуть. Берёг тебя для себя ... Твоему будущему мужу не в чем будет упрекнуть меня.
- Какой муж? О чем ты?

     
    Моя трагедия усилилась ещё …ремонтом детского сада. Его закрыли, а детишек, к которым успела привыкнуть, раскидали по разным дошкольным учреждениям. Меня отправили работать в детский сад № 135.
    Вошла в группу, объявила, что я - новая воспитательница, в ответ – ноль внимания. Оказалось, сад - для детей элиты. Родители - директора, начальники, заведующие и т.д.  Малыш пяти лет мог бросить в лицо: «А ваши туфли с этим свителом не гальмонилуют!»
   Развитие вкуса у детей – это прекрасно, но отсутствие такта… Дети игнорировали меня три дня. Бесились, «ходили на головах»…

   
    Вот тогда в этом гаме я увидела глаза – огромные, блестящие, как две тёмные вишни на веточке после дождя…
    Юлечка Назарова. Носик пуговкой, крупноватый ротик, непослушная чёлка темно-каштановых волос... Мой  ангел. Маленький, но прочный мостик, с помощью которого вошла в детское царство, а не будь того мостика, долго бы ещё пришлось стоять перед закрытыми воротами…
   
    Узнав, что я хорошо рисую, Юля подбежала к девочкам: «А новая воспитательница Мальвин рисовать умеет!»
От всей души им рисовала и Золушек, и принцесс, и танки, и корабли…  А ещё мне «Волшебник изумрудного города» помог. Очень выразительно, в лицах, читала сказку в начале каждого тихого часа!
    Всё встало на свои места. Занятия шли чётко. Дети старались помогать в любом деле. О Славе стала забывать. А когда вдруг тучка грусти набегала на лицо, Юля была тут как тут:«Можно я с вами посижу?». Когда нежная детская ручка опускалась на ладонь, из меня начиналась улетучиваться боль.


   
    Однажды, придя на работу во вторую смену, почувствовала неладное в недружном детском «здрасте», в странной тишине…
И тут из-за стола вскакивает мое солнышко кареглазое и отчаянным голосочком:
- Мария Львовна! Никого больше у меня не осталось,ни мамы, ни папы, только вы у меня одна осталась! – И мокрым лицом - в мой подол.
- Что ты, Юлечка! О чем ты? Что такое говоришь?
  Напарница Елена Ивановна - полноватая русоволосая дама в строгом костюме, посадила девочку за стол, поставила перед ней стакан с компотом, поманила меня в спальную комнату.
- У Назаровой мама погибла.
   В тот миг поняла значение фразы «земля уходит из-под ног».
   Стояла, держась за стену, и слова выдавить из себя не могла.
- У них, вообще, беда за бедой. Бабушка приходила, рассказывала. Юля не знала ничего. Жила у тёти неделю. Это она её в сад приводила. Родители  Юли, оказывается, разошлись. По инициативе матери. Михаил Сергеевич ушёл из дома с двумя чемоданами. Всё им оставил. А позавчера мать Юли со своим новым другом погибли в автокатастрофе. Короче, она разошлась, чтобы выйти за другого, а вот ... как получилось.

  Напарница вышла. Я стояла, вдавливая лоб в холодную стену. Слёзы текли ручьём:«За что! За что ей такое? Господи!»

   
    Целую неделю Юли не было в детском саду. А в понедельник, она вбежала в группу и с порога:«Мария Львовна! Здравствуйте, мама!»
    Мои ноги …подкосились. Хотела подбежать, осыпать осунувшееся личико поцелуями, но вместо этого язык выдал официальное:
- Я очень рада тебя видеть. Но не надо называть меня мамой. Я ведь только воспитательница…
  А в душе - вопль:«Сердечко моё! Да я бы на седьмом небе была, если б мамой тебе стала!»  И чуть пальцы себе не грызла, чтоб не схватить, не обнять, не поцеловать. Слишком хорошо помнила уроки мудрых педагогов из педучилища о любимчиках и изгоях, и не могла тогда показать детям свои чувства к Юлечке во избежание обиды других детей на меня.
    Мысль об удочерении не давала покоя.  Сказала об этом воспитательнице, та развеяла мои мечты. У девочки был отец, были бабушки…

    Наконец, через две недели, в течение которых девочку водили в садик по очереди бабули, появился в саду Он.
    С трудом узнала в поседевшем надломленном человеке Юлиного папу. Казалось, ничего не осталось от прежнего - моложавого, энергичного, уверенного в себе. И вот часть моей жалости стала переходить ... на него. Захотелось подойти, расправить загнувшийся уголок воротника рубашки…
   Я даже забыла, что работал он замом какого-то большого начальника (а перед вышестоящими я всегда терялась), забыла от том, что настоящие мужчины умеют подставлять лицо студёным ветрам.
 
    Но эта жалость резала меня пополам с каждым днём всё больше и больше! На четвертый день не выдержала:
- Очень сочувствую вам, Михаил Сергеевич! Но вы - держитесь! У вас такая дочка!
- Спасибо! Но я не думаю падать. У меня – две дочки.
   Хорошо, что он был силён духом и владел собой. Я перестала маячить в дверях, когда он помогал одеваться дочке.
   Но почему-то с каждым днем всё дольше стал задерживаться в раздевалке, заглядывал в игровую комнату, спрашивал о разных пустяках.
   И вот …встретил меня после работы у калитки детского сада.
- Можно вас проводить, Мария Львовна?
   
   Мы шли по облитому электрическим светом асфальту. Я – худая, кажущаяся себе нескладной в старом плаще, который угораздило в спешке надеть на работу, и он, кареглазый брюнет в идеально сидящем темно-сером костюме, с «дипломатом» в руке… Разговор не клеился. Не покидала мысль о том, как нелепо смотрится наша пара. Я казалась себе растрёпанным воробьем рядом с холёной птицей,… которая, ко всему прочему, в два раза старше меня на вид.  В общем, чепуха кружилась в голове, лишь на дне души незамутненным лежало озеро жалости к Назаровым и памяти о потерянном любимом.
   У ворот  дома, где я жила на квартире, мужчина наклонился к моей руке и поцеловал запястье.
- Спасибо вам за Юленьку, Машенька!
   На следующий день, уводя дочь из садика, он поманил меня в раздевалку и вытащил из – за спины букет чудесных нежно – алых роз. О таких цветах мечтала всю жизнь!

   
   Позже мне казалось, что Назаров умел читать мои мысли, заглядывать во все уголки души. Пригласил на оперетту Штрауса «Летучая мышь». Моё любимое  театральное представление! Потом смотрели фильм, где играли любимые актёры!
  Выйдя из кинотеатра, увидела знакомых девчонок и быстро отошла от Михаила.  Когда, поздоровавшись, они прошли, мне стало стыдно смотреть ему в глаза.
- Не беспокойтесь, Мария Львовна, я понимаю. Вам неловко идти со мной перед подругами. Я старше вас на четырнадцать лет. Всё понимаю… Но рядом с вами не чувствую возраста.  Мне очень давно не было так хорошо. Так светло...

   Тут озеро моей печали всколыхнулось, и я призналась:
- А мне чудится, что мы о- бломки затонувших кораблей. Мой корабль утонул год назад, когда уехал Слава, а я всё мечусь по волнам и не вижу берега…
- Извините, я не считаю себя обломком корабля.
- Значит, вы - счастливее.
- Я надеюсь стать счастливым, хотя в нынешнем положении вдовца с двумя детьми думать об этом, вроде, и не приходится.  Но многое сейчас в моей жизни зависит от вас, Машенька.
- В каком смысле?
- Вы приголубили Юлечку. Она меньше тоскует о матери. Ну, а для начала я бы хотел стать для вас гаванью, куда бы пристал драгоценный осколок от погибшего, как вы говорите, корабля. Вы никогда не думали о такой возможности?
- Нет.
- Подумайте!
  У ворот протянула ему руку, он вдруг властно привлёк к себе. Я испугалась. Назаров опустил руки и так странно – жалостливо произнёс:
«Так нежности хочется…»
Я неверно поняла его и выпалила в лицо;
- Найдите себе женщину и ваши проблемы будут решены. Только я тут - не при чём.
- Ну, сразу и женщину... Резко вы... Я, может быть, поцеловать вас хотел.
 Моя раздраженность сразу улетучилась:
- Ну, что ж. Целуйте. Чёрт  с вами!
 Он нежно коснулся моих губ и тихо сказал: «Ну, я пошёл. Чёрт со мной!»
 Он ушёл в ночь, а я, войдя во двор, заплакала от жалости нему, к себе, ведь вместо него мог быть мой любимый…

 
  Спустя некоторое время Юлечка пригласила меня в гости. Счастливая, она шла из садика по улице, держась одной рукой за папину ручку, другой – за мою.  Дома познакомила с обаятельным псом Джеком, показала игрушки, сама угощала чаем с изумительно вкусным печеньем, играла на фортепиано, и только старшая сестра двенадцатилетняя Вера не удостоила меня даже взглядом.

  Как-то поздно вечером в группе я убирала старые, объеденные рыбами листья из аквариума. Услышала шорох, подняла глаза. Прислонившись к косяку, стоял Михаил Назаров.
- Что бы вы ни делали, Мария Львовна, всё делаете очень красиво. Об этом и дочь постоянно говорит.
- Что вы! Я – обычный человек.
- Нет! Вы - необыкновенный воспитатель. Дети души в вас не чают. Вы – умница. Добрая, чистая, сердечная, без хитрости в душе! Таких очень мало. Я иногда по- чёрному завидую здешним ребятишкам.
- ?
- Вы отдаете им столько любви, на что я даже надеяться не смею.
 
  Слова глубоко тронули. Настроение из спокойно-радостного стало иным.
- Мне нравится ваше отчество, но давайте по имени и на «ты».
- Согласна, Михаил Сергеевич.
- Я так стар, что меня просто Михаилом назвать нельзя?
- Нет, кто сказал, что вы – стар...
- Я тоже так не думаю. Потому и хожу за тобой. Нам с Юлей тебя не хватает. Машенька! Прошу! Выходи за меня замуж.

  Вот они, эти слова, приближение которых я чувствовала, как звери чуют наступающую бурю! Но почему во мне не было радости, даже внутренней улыбки?  Почему вдруг захотелось …плакать?

- Что ты скажешь? Дать время подумать?
- Михаил! – наконец, решилась подойти ближе и поднять на него глаза.  – Я обожаю вашу дочь.  Вы - очень добрый, очень хороший, но я люблю только Юлю, а вас полюбить не смогу.

Он не огорчился!  Улыбнулся и сказал весёлым тоном:
- Посмотрим!  - И ушёл.


 
   Два месяца не видела Назаровых. Сначала они отдыхали на море, потом Юля жила в деревне. После предложения Михаила, не находила себе места. Заказала переговоры с мамой – она была в шоке. Сестра назвала сумасшедшей. Папа обещал приехать и по-мужски разобраться с «женихом», годящимся в отцы.

  Немного рассказала о ситуации заведующей детсада. Пожилая, мудрая, кстати, всегда «одетая с иголочки», Раиса Эдуардовна не одобрила