пегашками, как масть лошади. На асфальте блестели студёные лужицы. В них отражался свинец небосвода. Закупив продуктов, я заскочил на базар за цветами. Купил три гвоздики».
- Хм! Даже не букет. Поёжился брезгливо поп Парфений. Сказывай, милашка!
-Так вот дальше: «Вернувшись, домой я застал именинницу в более благодушном настроении, нежели вчера. Играла музыка. Я сбавил звук, чуть было всё не испортил. Начили подумывать, как справить именины. Она хотела пригласить гостей – я категорически возражал. И решили отметить в кабаке, то бишь ресторане, а, может, и в кафе».
- Так вот здесь могу быть не совсем точным, батюшка, как-то запамятовал, где они его праздновали этот злополучный день рождения матушки? А что касаемо громкости музыки, так у меня маманя плоховато слышала. Как этого отец не знал – диву даюсь. Продолжаю из его написанного: « Вечер, начавшийся было вполне благопристойно, кончился большим скандалом. Началось с того, что мне захотелось выпить. Ну, думаю, закажу пол-литра беленькой водки и шампанское. Со всем этим я почти один справился. Незаметно для себя захмелел. Жена пила только газировку. И случился такой фактор: зашли вольнонаёмные женщины-сослуживцы. Мы поздоровались. Заиграла музыка. Я пригласил одну из них на танец. Не успели мы выйти в круг, как моя жёнушка коршуном кинулась наперерез и отстранила мою даму, заявляя, что своему мужу она не позволит ни с кем танцевать. Я готовый провалиться от стыда сквозь землю, вышел в вестибюль, чтобы успокоить нервы.
- Действительно, очень похоже, что он был больной? Опять покорчился от неприязни к отцу Майора Парфений. Продолжай, малютка, ты, несчастный. Тебя уже в утробе терзали эти двое, не подозревая и не кумекая, что ты всё слышал, будучи зародышем.
- Не знаю, конечно. Только вот интересная деталь у меня врезалась в детской памяти. Будто меня кто-то спрашивал: « Кем я хочу родиться?» Я, разумеется, ответил: « Мальчиком». После задали снова вопрос мне: «Почему?» Я им сказал, что хочу стать капитаном». Может быть, это Бог, батюшка, спрашивал? – С неподкупным вниманием поглядел Майор на попа. Думаю я сам Бог.
- Конечно, сынок. Бог. Всё на этом Белом Свете сотворено только Богом. Всё! Какая-то сила есть - это необъяснимый факт! А что дальше было между твоим отцом и матерью, ведай!
- Подперев кулаками художника голову, Майор продолжал рассказывать. Так вот, что я дальше вспомнил из написанного в дневнике моего отца: «Туда же пришли сослуживицы. Я у них попросил извинения за бестактное поведение своей жёнки. Они все гурьбой стали меня успокаивать. Откуда ни возьмись, появилась и она. Она с размаху влепила мне две пощёчины и, ругаясь, пошла в зал. Все ахнули, ошалело, глядя на меня, потом засуетились, заговорили, и через полминуты около меня был один швейцар, укоризненно качавший головой».
- Что это пощёчина для мужика, как щелчок нашкодившему ребёнку. Я бы ему штаны спустил. Привёл на сносях жену в ресторан, чтобы отметить её же день рождения, и давай заигрывать с другими бабами. Мало ему досталось? На обозрение надо было выставить его со спустившими штанами. Другим неповадно было бы? Как-то, поморщившись, прошепелявил поп.
- Тут, батюшка, я им не судья. Я даже сейчас их люблю, какими бы плохими родителями они не были. И мне их не хватает очень, даже сей день, батюшка. Ну, вот слушай дальше, что было, прошептал несчастный Майор, изрекая слова: « Гардеробщик подал мне пальто, и я пулей выскочил из ресторана. Все думали, что я тут же покараю нахалку, но выдержки хватило, чтобы не устраивать побоища прилюдно. Всё остальное проходило в горячем тумане».
Тут кто-то постучал в тюремную железную дверь. Майор второпях спрыгнул с нар попа и пошёл на своё лежбише, как северный тюлень или морж, наконец, как нерпа.
Батюшка поглядел на крепко спящих Майора и Витфара с отцовской любовью и жалостливо проныл:
- Малютки, просыпайтесь! Пора продолжать рыть, чтобы быть на воле. Волюшка наша недалече.
10 апреля 2015 год,
Крайний Север,
Больничный Городок.
Фото автора.
