Огни забытого города

Тёмное пасмурное небо плакало тёплым дождём,  глядя на землю с тяжёлой гнетущей тоской, сотрясая её оглушительными залпами грома – такими сильными, что молнии, сверкающие яркими зигзагами вдали, казалось, бьют совсем рядом.
Люди суетливо бегали, стремясь закрыться от ливня хоть чем-нибудь. Конец мая был тёплым, и многие оделись в летнюю одежду, не подозревая, что пойдёт такой сильный холодный дождь. Большой яркий город, древний и красивый, теперь казался совершенно серым.  Померкли яркие вывески, промокли вездесущие афиши. По асфальту тут и там растекались глубокие грязные лужи, а проезжающие на огромной скорости машины, точнее, их водители, ничуть не заботились о том, чтобы никого не забрызгать. Всё это, вкупе с не лучшими известиями, раздражало.
Сжав до хруста костяшек рукоять промокшего хлипкого зонта, миловидная девушка с модной короткой стрижкой, лет семнадцати на вид, равнодушно осмотрела улицу, по которой шла быстрым шагом. Высокая, белокожая, голубоглазая,  с аккуратным прямым носиком, высоким лбом и естественным румянцем на щеках, она могла бы сойти за эдакую истинно русского типа внешности красавицу, если бы не неестественного оттенка платиновые волосы, спадающая на глаза чёлка «лесенка» и ярко подведённые глаза, что вместе делало её больше похожей на европейку. Короткая чёрная юбка-карандаш и белая блузка без рукавов не скрывали от пронизывающего ветра, а промокшие ноги устали от долгой ходьбы на десятисантиметровых каблуках. Лицо девушки казалось безэмоциональным, только поджатые губы выдавали не слишком радужное настроение. Она то и дело с тревогой и глухой болью в глазах косилась на девочку с ярким детским зонтиком, которую держала за руку, то и дело подтягивая к себе, когда рядом проезжала машина.
…а девочка улыбалась. Счастливо, беззаботно, как могут только дети. Чуть сестра отворачивалась – она убирала зонтик, подставляя личико дождю, то и дело шумно вдыхая воздух, в котором витал запах свежести. На ней была обычная тёмно-синяя школьная форма с белым фартучком и чёрные безыскусные балетки, а в медово-русых волосах, заплетённых в милые косички с бантиками, казалось, запуталось само солнце. Но было в ней, этой девочке лет семи-восьми, что-то странное, не сразу заметное. Большие серо-голубые глаза ребёнка казались уж слишком мутными, взгляд – абсолютно расфокусированным, будто она смотрела и… не видела ничего вокруг себя. В никуда. Да и моргала она реже, чем остальные, словно по привычке.
- Наконец-то пошёл дождь, - вдруг заявила девочка, снова принюхиваясь и жестом указывая куда-то в сторону, - Теперь воздух свежее. И даже немного пахнет  лесом. Елью и травой.
Посмотрев в ту сторону, девушка заметила ограждённый газон, где росли несколько елей и пару берёз.
- И как у тебя только получается различать запахи в этом городе, - губы дрогнули в едва заметной улыбке.
- Не знаю, - девочка пожала плечиками, -  Раньше такого не было. И слышать стала намного лучше. А ещё я раньше никогда не запоминала сны, теперь же хорошо помню.
- Хорошие снятся?
- Да, - важно кивнула та, - Хорошие, красивые. В основном какие-нибудь места или люди, а иногда – истории, которые послушаю перед сном. Их я в основном и рисую. Кажется, пришли. Да?
Девушка вновь удивлённо посмотрела на сестру, которая застыла в нескольких метрах от входа в подъезд.
Дойдя до третьего этажа и привычно быстро открыв квартиру, девушка отряхнула уже свёрнутые зонты, небрежно бросив их куда-то в угол, завела сестру в их комнату и стянула с неё мокрые носки.
- Хочешь кушать? – Спросила, ласково погладив девочку по головке.
- Нет, не хочу. - Забравшись с ногами на кровать, отозвалась та. - Принеси мне магнитофон, пожалуйста.
- Опять будешь свои легенды слушать? – Печально улыбнулась девушка.
- Маш, не начинай. Это не легенды. – Сдув со лба выбившийся локон, обижено надулась девочка, - Это история. И если ты её не любишь – это не значит, что описанное в ней не происходила.
- Ладно, ладно, вредина, - усмехнувшись, девушка чмокнула сестру в носик, - Я просто не хочу, чтобы ты слишком зависела от этого. По мне так все эти сплошь перевранные исторические события поданы слишком уж героически. Дом и родина – это не земля, моя маленькая, это люди. Родные люди, которые тебя любят. Где они – там и родина. Запомни.
- Поздно, - покачала головой девочка, грустно взглянув прямо на сестру незрячими глазами, - Ты вот мне постоянно это говоришь, и я привыкла тебе верить, но не могу изменить себя.  Наверное, мне это необходимо – во что-то верить. Может быть, это пройдёт, когда я вырасту. Но знаешь, даже если ты права, этот город всё равно никогда не станет для меня чужим – хотя бы потому, что два родных мне человека уже никогда не уйдут отсюда.  Хотя иногда мне кажется, что именно поэтому я хочу когда-нибудь уехать отсюда, даже несмотря на то, что здесь я уже могу как-то ориентироваться, даже не смотря на то, что, по большому счёту, особой разницы нет. Всё равно везде только темнота.
Выпрямившись, Маша замерла, поражённо, с долей испуга глядя на сестру. Затем, вздрогнув, будто тело пробил разряд тока,  на мгновение зажмурилась, сглотнув подступающую к горлу горечь.
- Дуся, я… - хрипловато пробормотала девушка, опустившись на корточки рядом с кроватью и поцеловав сразу обе маленькие ручки сестры, - у тебя всегда есть я. Всегда.
- Я знаю, - Евдокия тепло и даже озорно улыбнулась, обняв сестру за шею.
Та была похожа на похолодевшую статую – девочка, которую она прижала к себе, радостно улыбалась, а сама Маша словно выпала из реальности. Сердце стучало через раз от сумбурных мыслей, болезненных воспоминаний, осознания возможного будущего сестры – они изводили её, как мучительное проклятие, преследующее каждую секунду, от которого никогда не избавиться.
Из прокушенной губы потекла кровь, в корне задушенный стон разрывал изнутри, а в глазах застыла боль, сродни агонии.
Яд. Это худший яд – бессилие.
Золотоволосая девочка чуть отстранилась, вновь серьёзно взглянув на сестру незрячими глазами.
- Прости, - виновато прошептала она, маленькой ладошкой смахнув набежавшую слезинку с щеки сестры, - Я не буду больше так говорить. Правда-правда. Не огорчайся з меня. Со мной всё хорошо.
- Наоборот, говори мне всё, что тебя тревожит. Никогда не держи в себе. Поняла? – Вздохнув, та встала, - сейчас принесу тебе магнитофон.
Дуся радостно кивнула.
…Дождь уже заканчивался, и всё ещё пасмурное небо стало чуть светлей.  Маша стояла у раскрытого настежь окна, держа в руках уже вторую почти докуренную сигарету, нервным движением смахивая с окурка пепел, испуская клубы дыма и глядя на небо с такой искренней незамутнённой злобой, будто проклиная его от всей души. То оставалось всё таким же серым, спокойным и равнодушным, а огонь в груди пожирал её изнутри.
- Ишь чего удумала! – Недовольно воскликнула женщина лет сорока в замызганном домашнем халатике, заметив Машу, - Уж коль не бросила, так хотя бы на улицу бы вышла, стыдобище. Ведь едва-едва семнадцать исполнилось – даже я, старуха, не курю!..
- Не ворчи, тёть Вик, - затушив окурок, девушка закрыла окно, и, немного помолчав, добавила: - я поговорила с Дусей. Всё не знала, как начать, а оно, вон, само. Вобщем, кажется, она не против. Меня здесь тоже ничто не держит. Как то село называется, ты говорила?..
- Здрасьте, приехали, - слегка всплеснула руками та, - Как будто в первый раз туда ездишь. Мы же жить-то на бывшей даче будем. Квартиру, считай, уже продали, там осталось только косметический ремонт сделать, дом хороший, школа рядом... А тебе, как поступать будешь, квартиру снимем. Ну или в общаге поживёшь, там весело. А  село Владимирское.
- А, да, - равнодушно кивнула Маша, потеряв всякий интерес к разговору.  – Точно.

…


Он убегал… в него стреляли люди…
Проваливаясь лапой в рыхлый снег,
Волк твёрдо знал: спасения не будет...
И зверя нет страшней, чем ЧЕЛОВЕК…

А в этот миг за сотни километров,
Был в исполненье смертный приговор…
Девчонка малолетняя  там где-то
Уже четвёртый делала аборт…

Малыш кричал!!! Но крик никто не слушал…
Он звал на помощь: «МАМОЧКА, ПОСТОЙ!!!
Ты дай мне шанс, чтобы тебе быть нужным!!!
Дай мне возможность жить!!! Ведь я живой!!!»

А волк бежал… собаки глотку рвали…
Кричали люди пьяные в лесу…
Его уже почти совсем догнали…
Волк вскинул морду и смахнул слезу…

Малыш кричал, слезами заливаясь…
Как страшно НЕ РОДИВШИСЬ УМЕРЕТЬ!
И от железки спрятаться пытаясь,
Мечтал в глаза он маме посмотреть…

Вот только «маме» этого не нужно…
Не МОДНО стало, видите ль, рожать…
Она на глупость тратит свою душу…
Своих детей «не в падлу» убивать…

А волк упал без сил… так было надо…
Он от волчицы ВАРВАРОВ увёл…
Одна она с волчатами осталась,
Когда он на себя взял приговор…

Собаки рвали в клочья его тело!
Но только душу волчью не порвать!!!
Душа его счастливой мчалась в небо!!!
РАДИ  ДЕТЕЙ ЕСТЬ СМЫСЛ УМИРАТЬ!!!

И кто, скажите, зверь на самом деле?
И почему противен этот век???
А просто ЧЕЛОВЕЧНЕЕ НАС  ЗВЕРИ…
И зверя нет страшней, чем ЧЕЛОВЕК!!!

Автор: Елена Бедретдинова


Маша

Мы с тётей быстро пообедали, обсуждая предстоящий переезд. Она рассказывала мне о ремонте, а я вспоминала, как в детстве мы с родителями ездили к ней а ту дачу. Там действительно очень красиво. Я не большой в этом знаток, но природа там удивительная.
Я давно уже хочу уехать. Все эти три месяца, хотя нет, уже полгода. С того самого момента, когда решилась  сделать аборт.
Мне все твердили, что так надо.  Все сверстники, подруги, даже парень,  с которым я встречалась тогда уже год, который, собственно, и был отцом не рождённого ребёнка.  Все смотрели с осуждением и насмешкой, куда бы я ни шла, за спиной шептались, а порой и в лицо называли шлюхой. И я сама думала, что если рожу в шестнадцать – испоганю себе всю жизнь.  Да и не хотелось мне, чтобы мой первенец был зачат банально по пьяни.
Родители обо всём этом так и не узнали. Странно, что до них эта информация не дошла. Но я уверена, что они были бы против – тогда тоже знала это, но старалась не задумываться.
Аборт тогда не казался мне убийством, а перспективы в собственной жизни казались важнее, и… да, я пошла на это. Несмотря на все сомнения, несмотря на предупреждения врачей, несмотря на страх и боль, желание сбежать из операционной…
И в тот же день пожалела об этом. Уже тогда, когда вышла из больницы, эта пустота внутри… казалось, в целом мире нет ничего хуже. Меня ещё много дней преследовали кошмары, после которых я просыпалась вся в слезах. Очень часто ещё снился тот день, когда Дусю принесли из роддома. Мне было восемь с половиной. Узнав, что мама родила и они возвращаются домой, я стартанула из школы, прямо с урока, и за считанные минуты пешком пробежала километр. И… я была так счастлива держать на ручках свою сестрёнку! Она была такой крошечной, милой…
Порой для человека нет худшего наказания, чем воспоминания и собственная совесть…
- Чойто с тобой? – Невнятно пробормотала тётя, отхлёбывая чай, - Всё о той аварии думаешь?
Закусив губу, вонзив ногти в ладони. Та авария… один грёбаный день, унесший жизни самых дорогих мне людей на свете.
Это случилось буквально через три месяца после моего аборта.  У Дуси было день рождения, и она с родителями