– Да, иду, – торопливо складывая вещи, ответила я. – А ты тоже освободилась?
– Ага, – девушка улыбнулась. – Значит, домой, как всегда, вместе?
– Естественно! А Колька где?
– В концертном зале. Они с ребятами из джаз-бэнда сыгрываются. Делают, так сказать, первые шаги. Но как следует они ещё ничего не сыграли – партии-то не знают, а поиграть хочется. Выкручиваются как-то: дуэтами с листа читают, трио… Но никак не оркестром.
– Здорово! А преподаватель что, не против этого?
– Нет, совсем нет! Ему это тоже полезно – хочет узнать, какие сильные и слабые стороны у новых студентов… Кстати, а это не Колька сейчас играет?
Мы подошли к двери в концертный зал и прислушались. Затем Оля присела и посмотрела в замочную скважину.
– Точно, он! – улыбнулась девушка. – Стоит на сцене, один «зажигает». Наверное, у них что-то вроде прослушивания.
– Наверное, – когда Оля отошла, я тоже прильнула к скважине.
В зале почти не было пустых мест (выражаясь по-театральному – аншлаг) – их занимали студенты с разных отделений. В основном, в «фонограф» записались «духовики» – саксофонисты, трубачи, кларнетисты. Также я узнала нескольких гитаристов и даже Юрку Минина – пианиста из нашей группы. Он – чуть ли не единственный с нашего отделения, с кем я успела познакомиться в первый день учёбы (и то, это произошло только потому, что он – мой сосед по «парте»)…
Но полностью забитый зал сейчас совсем мне не интересен. Гораздо важнее то, что все «оркестранты» с интересом наблюдают за игрой единственного стоящего на сцене человека. Коля исполнял одно из своих любимых произведений, которое, насколько я знаю, было достаточно сложным, но он умудрялся не делать в нём ни одной ошибки. Он играл очень красиво и профессионально, мне безумно понравилось…
– Всё, отлипай от двери, – Олька оттащила меня в сторону. – Наумов доиграл – можно и домой идти.
Подруга вывела меня из консерватории, и мы, как когда-то, учась ещё только в первом классе, зашагали по любимой аллее и завели разговор о преподавателях…
– Ирина Викторовна оказалась такой замечательной! – восторгалась Акимова. – Она – настоящий профессионал! Когда-то она гастролировала с городским ансамблем народных инструментов, а потом решила передать свои знания и умения другим…
– Знаешь, Оль, по-моему в консерватории, тем более, в нашей, просто не может быть плохих преподавателей…
– Полностью согласна, – девушка улыбнулась. – Но… Что мы всё об учёбе да об учёбе? Скажи вот мне лучше: ты сегодня вечером куда-нибудь идёшь?
– Можно подумать, этот вопрос никак не связан с учёбой! – я засмеялась. – Иду, и не куда-нибудь, а на специальность.
– Почему у тебя так поздно уроки? Вот у меня всё в первой половине дня, а вечером я свободна. По-моему, так удобнее.
– Не знаю, мне и так хорошо, – я улыбнулась, ведь, если бы вчерашнее занятие проходило утром или днём, Рояль бы вряд ли заговорил со мной – слишком уж велик был бы риск того, что нас услышит кто-нибудь третий, и о «говорливости» инструмента узнает вся консерватория. – А зачем я тебе вечером?
– Она ещё и спрашивает! – Ольга сделала вид, что очень удивлена. – А кто нам с Колькой сеанс «окультуривания» обещал?
– А, ты об этом? – я рассмеялась. - Сегодня вряд ли получится: сама понимаешь, вечером я занята. Но потом обязательно соберёмся!
– Ладно, ловлю тебя на слове! – пригрозила мне Оля, и мы распрощались, так как уже подошли к моему дому…
***
Время текло очень медленно. Оно напоминало сломанный кран, из которого периодически капает вода. Не течёт живой струёй, а капает: медлен-но, монотонно и уныло…
С такой же «черепашьей» скоростью тянулись долгие минуты ожидания заветных шести часов вечера – времени начала занятия по специальности…
А вообще, странный предмет это время: идёт медленно, а проходит быстро. Мучает, мучает людей своей неуклюжестью, а потом обманывает, показывая язык и говоря: «Я впереди, а вы отстали!» Оно хитрое, но у некоторых всё же получается его «надуть», и те, кто сумел это сделать, обретают друга в его лице и становятся счастливыми. Слава Богу, что время позволяет себя обыгрывать почти каждому, и несчастных меньше, чем счастливых…
Хотя, время – очень добрый «шулер». Вот я, к примеру, редко нахожу с ним общий язык, то есть, его мне либо не хватает, либо бывает слишком много, но, тем не менее, я вполне счастлива… Наверное, это оттого, что у всех счастье своё, и время это прекрасно знает…
Но сейчас оно играет явно не на моей стороне! Стараясь чем-тот занять себя и не тратить драгоценные минуты впустую, я выполнила задания по гармонии и истории музыки, а потом села за фортепиано.
Играть по нотам, пусть даже по новым и пусть даже по коллекционным, мне почету-то не хотелось, поэтому я начала подбирать какие-то красивые созвучия, строить аккорды в случайно выбранной тональности… Потом, сама собой как-то появилась мелодия…
Я быстро схватила ещё чистую нотную тетрадь и, изобразив кривой скрипичный ключ, принялась записывать то, что получилось. Постоянно переигрывая и стирая бумагу чуть ли не до дыр, я увековечила своё творение на первой странице тетради. Затем я аккуратно переписала ноты на чистый лист (уже с красивым ключом) и ещё раз сыграла свою пьеску. Она получилась маленькой – всего на страничку, зато стала первым, что у меня получилось сочинить самостоятельно…
И опять это время меня подставило! Я взглянула на часы и обнаружила, что до урока осталось пять минут.
Как обычно, покидав в сумку все предполагаемые «вещи первой необходимости», я буквально выбежала из дома. Быстро, постоянно срываясь, переходя на бег и нервно поглядывая на часы, я пошла всё по той же каштановой аллее, по которой я прогуливалась ежедневно по пути на очередное занятие или просто, отдыхая с друзьями.
Сейчас я совершенно не заостряла внимание на красоте природы, не смотрела под ноги (хотя, следовало бы), не думала ни о чём, кроме того, что я опаздываю. Если честно, меня охватило странное чувство. Мне казалось, что я нахожусь внутри какого-то кино, и перед глазами, один за другим, мелькают кадры. Быстро-быстро, будто фильм специально «перематывают»… И я не связана с его сюжетом, у меня своя история, но всё равно, как ни крути, я его часть… Неотъемлемая «мелочь», декорация, казалось бы, не имеющая особого значения, но без которой всё равно чего-то не хватает. И пусть я действую строго по сценарию, написанному судьбой, сам фильм может получиться совсем не таким, каким задумывался… Ведь фильм этот – наша жизнь, в которой всё предначертано, но отнюдь не предсказуемо…
И вот я переместилась на очередную «съёмочную площадку», сменила место действия – зашла в консерваторию и поднялась в кабинет Марии Александровны. Женщина ни слова не сказала о моём опоздании, даже после того, как я извинилась… Странно… Её это, казалось, совсем не волновало, хоть она и преподаватель, у которого совсем нет лишнего времени. С её лица даже не исчезла приветливая улыбка, а в глазах не промелькнуло тени сожаления, когда она взглянула на часы и поняла, что опоздала я прилично – на пятнадцать минут. Любой другой педагог на её месте, наверное, уже не один раз бы прочитал мне лекцию о том, что своими опозданиями я выказываю неуважение к преподавателю (даже не столько из-за возмущения, а сколько из-за усталости, накопившейся к вечеру и необходимости хоть наполовину освободиться от переживаний и мыслей о проблемах, говорить о которых не позволяют принципы) и благополучно бы забыл, зачем мы здесь сегодня собрались. Но Мария Александровна с улыбкой на лице и огоньками «творческого азарта» в глазах говорила только о музыке и только по делу. Мне ещё больше захотелось взять себя в руки и научиться-таки всё делать вовремя, чтобы не доставлять хлопот этому прекрасному человеку.
– Наташ, – мои мысли прервал бодрый голос Марии Александровны. – Давай, чтобы время не терять, сразу в зал переберёмся. Лишний раз сыграть на рояле перед прослушиванием – никогда не повредит.
Я кивнула и, направляясь в концертный зал, спросила у педагога:
– А дата прослушивания не изменилась?
– Нет, всё по-прежнему, – улыбнулась женщина. – Седьмого сентября. Со временем пока не определились, но начнём, наверное, утром. Пока всех прослушаем, да пока лучшего выберем… Целый день, может быть, уйдёт…
– Да… – протянула я. – Студентов же очень много, тем более, пианистов. Это отделение, как мне кажется, всегда было самым популярным, фортепиано же – один из самых известных и любимых инструментов…
– Он не только известный… Он очень востребован и просто умеет завоёвывать любовь музыканта и рождать желание «подружиться» с ним… Но, честно говоря, в прослушивании массовость – не самое «страшное». Я бы «Патетическую» и неделю напролёт слушать могла. Просто из вас будет очень тяжело выбрать лучшего. Это почти не возможно. Достойны все.
Я вздохнула и не ответила, так как уже сидела за Роялем. Мне было немного неловко начинать играть, не поприветствовав своего друга, но тем не менее, я всё же робко коснулась клавиш, а затем осмелела и зашевелила пальцами увереннее. Мария Александровна. то и дело подсказывала мне, а иногда даже подходила и «показывала класс», демонстрируя правильное исполнение…
Сегодня мы даже успели выбрать для меня часть репертуара на первое полугодие. Я первый раз услышала, как играет мой педагог! Легко, на одном дыхании, безошибочно… Мария Александровна очень цепко (даже не знаю, как ещё выразиться) брала аккорды на «форте», нежно, совершенно не напрягаясь, «шептала» на «пиано» и при этом играла очень эмоционально…
Смотреть на её руки – одно удовольствие, а для меня это – один из главных признаков того, что за инструментом виртуоз… Да… «Хороший педагог» – слабо сказано! Лучший. Самый лучший педагог в мире…
***
– Я вижу, ты немного шокирована, – из эмоциональной «комы» меня вывел знакомый баритон.
После урока я, как и обещала, осталась в зале, а Мария Александровна отправилась домой. Теперь Рояль мог спокойно говорить со мной, что, в общем-то и делал.
– Немного? – я усмехнулась. – У меня до сих пор перед глазами её волшебные руки стоят…
– Да… – с нотками гордости в голосе произнёс Инструмент. – Мария Александровна – лучший преподаватель в нашем городе. Она очень талантливая.
– Согласна, – улыбнулась я и задала вопрос, которым уже, наверное, замучила своего нового друга за те два дня, что мы с ним знакомы. – А почему ты с ней не разговариваешь, если она тоже по-настоящему талантлива?
Как бы тебе объяснить?.. – Рояль задумался. – Если бы она поняла, что с ней разговаривает музыкальный инструмент, то она в лучшем случае упала бы в обморок. а в худшем – умерла бы от инфаркта. А терять такого человека нельзя…
– А меня тебе, то есть, не жалко? – смеясь, воскликнула я.
– Нет, ты просто крепче, – голос оставался всё таким же ровным. Рояль будто констатировал факт. – К тому же, ты любопытная и не хотела верить в то, что тебе просто почудился мой голос.
– Понятно, – я поражалась логике Инструмента. это было так странно и смешно…
– Сыграй