В дверь большого дома, стоящего в центре странно безлюдного села Севостьяново, опасливо поглядывая на небо, покрытое набухшими влагой тучами, отчаянно колотил хорошо одетый мужчина лет тридцати пяти.
– Да что же вы, черти, – задыхаясь, бормотал он, – все там повымерли что ли?
И кулак его снова обрушивался на неподатливые доски.
Заскрипела калитка, и раздался дребезжащий женский голос:
– Ты кто, сынок? Что здесь забыл?
Вздрогнув, человек резко повернулся и увидел невысокую старушку, одетую по моде тридцатых годов двадцатого столетия. Она вопросительно смотрела на неизвестного, перебирая пальцами кисточку опоясывающего бёдра шнура. В маленькой женщине не было ничего угрожающего, и мужчина перевёл дух.
– Здравствуйте, – приветствовал он её, – я заблудился. Час кружил по посёлку, а выбраться не смог. Вот, хотел дорогу спросить.
– Беда, – покачала головой пожилая дама, – не вовремя тебя сюда занесло.
Она показала на небо.
– Грядёт буря. Пока она не минует, покинуть село не сможет никто. На обочине твоя машина?
– Моя, – подтвердил незнакомец.
И, нахмурившись, спросил:
– Что тут творится, что за мистика такая?
– Долго объяснять. Как тебя звать, сынок?
– Я Владимир Мохов, можно Володя.
– Вот что, Володя….
Подойдя, женщина взяла того за руку.
– … дом этот большой, людей в нём много, тьма его не обойдёт. Конечно, тебя никто не выгонит, но прятаться в нём не стоит. Идём со мной. Я живу одна, и ко мне, Бог даст, никто не заглянет.
– Вы о чём? – недоумевающе вопросил Владимир.
– Всё после….
И старуха увлекла заинтригованного собеседника за собой. Перейдя дорогу, она толкнула дверь осевшего, запущенного домика и остановилась, пропуская мужчину вперёд. Шагнув за порог, тот осмотрелся.
Взгляду его предстала обычная деревенская кухонька, пропитанная запахом прелости и плесени; все старые деревянные строения пахнут именно так. Но кроме тяжёлого влажного духа, в воздухе витал яркий цветочный аромат, и, очутившись в комнате, Владимир ахнул: повсюду в горшках, небольших ведёрках и даже кастрюлях цвели розовые кусты.
– Какое чудо! – восхитился он. – Когда-то я тоже пытался выращивать эту красоту, но растения почему-то не прижились…. Эй, что вы делаете?!
Этот возглас вырвался у Мохова, когда женщина взяла большую доску, намереваясь заколотить вход.
– Так надо, – сказала она резко.
И более мягким тоном добавила:
– Давай-ка выпьем чая. Я закончу здесь, а ты поставь самовар, он в углу….
– Нет уж, – возразил Владимир, – лучше я тут.
Пока он вгонял гвозди в дерево, прибивая его накрест и поперёк, в комнате весело звякали чашки.
– Как мне вас называть? – присоединившись к хозяйке, поинтересовался мужчина.
– Нинель Фёдоровной, – отозвалась та, намазывая повидлом ломоть хлеба.
– Так что здесь происходит, Нинель Фёдоровна? – повторил вопрос собеседник, принимая кружку с чаем.
– Севостьяновская буря, – загадочно ответила старушка.
– Мне это ни о чём не говорит, – покачал головой Владимир.
– Ладно….
Женщина помолчала, прихлёбывая кипяток.
– Когда я поселилась в Севостьяново, – начала она, – а случилось это лет сорок назад, у меня была семья: муж и трое детей….
– Была?
– Да. Младший сын уехал в город после того, как погибла его сестра. Остальные пропали раньше.
– Как, пропали? – удивился Мохов.
– В буквальном смысле. Наше село, как объяснил однажды специалист, стоит на разломе. И здесь исчезают люди.
– Господи!
Руки мужчины затряслись, и горячий чай выплеснулся ему на колени. Взвыв, Владимир вскочил и забегал по помещению.
– Но зачем вы баррикадируете входы? – остановившись и кивнув на закрытое ставнями окно, спросил он.
– Ты дослушай, – недовольно сказала женщина. – Видел тучи?
Мохов кивнул.
– Так вот, сынок, раз в три-четыре года они затягивают небо, и начинается кошмар. Пока за стенами гудит буря, по посёлку бродят силы зла. Они охотно навещают дома, где живут большие, зажиточные семьи, и люди стараются загородить любую щель, через которую их могут увидеть. А благоухание роз заглушает запах человеческой плоти.
– И что собой представляет это зло? – поинтересовался гость, уже не сомневающийся, что слушает страшную сказку.
– Выжившие не знают, а мёртвые рассказать не могут. По каким приметам оно выбирает жертвы, неизвестно, но перед тем как исчезнуть, те страшно кричат и отбиваются от пустоты.
Посмотрев на улыбающегося мужчину, Нинель Фёдоровна попеняла:
– Не веришь? Зря. Возможно, то, что я говорю, и походит на бред сумасшедшего, но я своими глазами видела, как мои Петя и Олег, промучившись несколько минут, растворились в воздухе. А через несколько лет это повторилось….
– Знаете что, – несколько раздражённо прервал её Владимир, – спасибо вам за чай и за интересную беседу, но мне пора. Дождь в машине не страшен, а дорогу я как-нибудь отыщу.
– Дверь заколочена.
– Ничего, выберусь через окно.
И направился к нему.
– Нет!
Крик женщины напугал Мохова, и он обернулся. Старуха смотрела вслед безумным взглядом, не пытаясь, однако, подняться с места.
– Володя, – лихорадочно быстро заговорила она, – не надо. Я не хочу, чтобы твоя смерть осталась на моей совести. Прошу, пережди бурю здесь. В моём доме, возможно, и не безопасно, но снаружи ты будешь, как на ладони. Тебя ждут боль и ужас, а меня….
Она сглотнула.
– А меня – очередное потрясение.
Владимир закипел.
– Послушайте, но это же смешно… – начал он.
И замолчал, услышав, как по стеклу замолотили струи дождя, и оно зазвенело от порывов шквалистого ветра.
– Н-да, – пробормотал мужчина, – от такой грозы, действительно, лучше прятаться под крышей.
Он сел.
– У вас хороший язык, – сказал он. – «Тебя ждут боль и ужас, а меня очередное потрясение», – звучит вполне литературно.
Нинель Фёдоровна не улыбнулась.
– Я учительница, – сказала она. – Была. Преподавала в местной школе русский язык.
– Тогда понятно.
Они помолчали.
– Вот вы – интеллигентный человек, – начал Мохов, – а верите в дурацкие страшилки. В ваших устах эта история звучала так убедительно, что я немного испугался. Но ведь это чушь.
Женщина обречённо покачала головой.
– Думай, что хочешь, но, прошу, не покидай дом, пока буря не утихнет. Если не ради себя, то хотя бы ради моего спокойствия.
– А она, похоже, кончается, – поднимаясь и шагая к окну, сказал мужчина.
Владимир приник глазом к дырочке от сучка. И не сразу осознал, что его зрачок находится на одной линии с другим: огромным, иссиня чёрным с красноватым отливом, покоящемся на жёлтого цвета радужке.
Отшатнувшись, Мохов не устоял на ногах и упал.
– Что… что это? – прошептал он.
– А что ты видел? – напряжённым тоном поинтересовалась Нинель Фёдоровна.
– Глаз. Там глаз… – ошеломлённо пробормотал гость и вскрикнул, когда зазвенело выбитое стекло, и ставни завибрировали от сильных ударов снаружи.
– Автомобиль, – пробормотала старуха, – надо было его отогнать. Они догадались….
– О чём? – в страхе вопросил мужчина.
– Что в доме кто-то есть.
– Ну, и что же нам делать? – внезапно потеряв голос, прошептал Владимир.
– Ничего, – не интонируя, отозвалась собеседница, – это конец.
Вновь раздался грохот, один из ставней влетел в комнату, и, снеся покалеченную раму, внутрь вползло нечто, настолько ужасное, что человек онемел. Внешне бесстрастно старуха наблюдала за молчаливой борьбой жертвы с видным только ей порождением ада, как вдруг… дождь прекратился, ветер стих, и в комнату проникли горячие лучи солнца. Тот, о чьей душе беззвучно молилась хозяйка, рухнул на пол, а женщина кинулась к нему, повторяя:
– Не успели, не успели….
И заплакала, разглядев багровый росчерк когтей на предплечье гостя и густую проседь в тёмных волосах.
– Да что же вы, черти, – задыхаясь, бормотал он, – все там повымерли что ли?
И кулак его снова обрушивался на неподатливые доски.
Заскрипела калитка, и раздался дребезжащий женский голос:
– Ты кто, сынок? Что здесь забыл?
Вздрогнув, человек резко повернулся и увидел невысокую старушку, одетую по моде тридцатых годов двадцатого столетия. Она вопросительно смотрела на неизвестного, перебирая пальцами кисточку опоясывающего бёдра шнура. В маленькой женщине не было ничего угрожающего, и мужчина перевёл дух.
– Здравствуйте, – приветствовал он её, – я заблудился. Час кружил по посёлку, а выбраться не смог. Вот, хотел дорогу спросить.
– Беда, – покачала головой пожилая дама, – не вовремя тебя сюда занесло.
Она показала на небо.
– Грядёт буря. Пока она не минует, покинуть село не сможет никто. На обочине твоя машина?
– Моя, – подтвердил незнакомец.
И, нахмурившись, спросил:
– Что тут творится, что за мистика такая?
– Долго объяснять. Как тебя звать, сынок?
– Я Владимир Мохов, можно Володя.
– Вот что, Володя….
Подойдя, женщина взяла того за руку.
– … дом этот большой, людей в нём много, тьма его не обойдёт. Конечно, тебя никто не выгонит, но прятаться в нём не стоит. Идём со мной. Я живу одна, и ко мне, Бог даст, никто не заглянет.
– Вы о чём? – недоумевающе вопросил Владимир.
– Всё после….
И старуха увлекла заинтригованного собеседника за собой. Перейдя дорогу, она толкнула дверь осевшего, запущенного домика и остановилась, пропуская мужчину вперёд. Шагнув за порог, тот осмотрелся.
Взгляду его предстала обычная деревенская кухонька, пропитанная запахом прелости и плесени; все старые деревянные строения пахнут именно так. Но кроме тяжёлого влажного духа, в воздухе витал яркий цветочный аромат, и, очутившись в комнате, Владимир ахнул: повсюду в горшках, небольших ведёрках и даже кастрюлях цвели розовые кусты.
– Какое чудо! – восхитился он. – Когда-то я тоже пытался выращивать эту красоту, но растения почему-то не прижились…. Эй, что вы делаете?!
Этот возглас вырвался у Мохова, когда женщина взяла большую доску, намереваясь заколотить вход.
– Так надо, – сказала она резко.
И более мягким тоном добавила:
– Давай-ка выпьем чая. Я закончу здесь, а ты поставь самовар, он в углу….
– Нет уж, – возразил Владимир, – лучше я тут.
Пока он вгонял гвозди в дерево, прибивая его накрест и поперёк, в комнате весело звякали чашки.
– Как мне вас называть? – присоединившись к хозяйке, поинтересовался мужчина.
– Нинель Фёдоровной, – отозвалась та, намазывая повидлом ломоть хлеба.
– Так что здесь происходит, Нинель Фёдоровна? – повторил вопрос собеседник, принимая кружку с чаем.
– Севостьяновская буря, – загадочно ответила старушка.
– Мне это ни о чём не говорит, – покачал головой Владимир.
– Ладно….
Женщина помолчала, прихлёбывая кипяток.
– Когда я поселилась в Севостьяново, – начала она, – а случилось это лет сорок назад, у меня была семья: муж и трое детей….
– Была?
– Да. Младший сын уехал в город после того, как погибла его сестра. Остальные пропали раньше.
– Как, пропали? – удивился Мохов.
– В буквальном смысле. Наше село, как объяснил однажды специалист, стоит на разломе. И здесь исчезают люди.
– Господи!
Руки мужчины затряслись, и горячий чай выплеснулся ему на колени. Взвыв, Владимир вскочил и забегал по помещению.
– Но зачем вы баррикадируете входы? – остановившись и кивнув на закрытое ставнями окно, спросил он.
– Ты дослушай, – недовольно сказала женщина. – Видел тучи?
Мохов кивнул.
– Так вот, сынок, раз в три-четыре года они затягивают небо, и начинается кошмар. Пока за стенами гудит буря, по посёлку бродят силы зла. Они охотно навещают дома, где живут большие, зажиточные семьи, и люди стараются загородить любую щель, через которую их могут увидеть. А благоухание роз заглушает запах человеческой плоти.
– И что собой представляет это зло? – поинтересовался гость, уже не сомневающийся, что слушает страшную сказку.
– Выжившие не знают, а мёртвые рассказать не могут. По каким приметам оно выбирает жертвы, неизвестно, но перед тем как исчезнуть, те страшно кричат и отбиваются от пустоты.
Посмотрев на улыбающегося мужчину, Нинель Фёдоровна попеняла:
– Не веришь? Зря. Возможно, то, что я говорю, и походит на бред сумасшедшего, но я своими глазами видела, как мои Петя и Олег, промучившись несколько минут, растворились в воздухе. А через несколько лет это повторилось….
– Знаете что, – несколько раздражённо прервал её Владимир, – спасибо вам за чай и за интересную беседу, но мне пора. Дождь в машине не страшен, а дорогу я как-нибудь отыщу.
– Дверь заколочена.
– Ничего, выберусь через окно.
И направился к нему.
– Нет!
Крик женщины напугал Мохова, и он обернулся. Старуха смотрела вслед безумным взглядом, не пытаясь, однако, подняться с места.
– Володя, – лихорадочно быстро заговорила она, – не надо. Я не хочу, чтобы твоя смерть осталась на моей совести. Прошу, пережди бурю здесь. В моём доме, возможно, и не безопасно, но снаружи ты будешь, как на ладони. Тебя ждут боль и ужас, а меня….
Она сглотнула.
– А меня – очередное потрясение.
Владимир закипел.
– Послушайте, но это же смешно… – начал он.
И замолчал, услышав, как по стеклу замолотили струи дождя, и оно зазвенело от порывов шквалистого ветра.
– Н-да, – пробормотал мужчина, – от такой грозы, действительно, лучше прятаться под крышей.
Он сел.
– У вас хороший язык, – сказал он. – «Тебя ждут боль и ужас, а меня очередное потрясение», – звучит вполне литературно.
Нинель Фёдоровна не улыбнулась.
– Я учительница, – сказала она. – Была. Преподавала в местной школе русский язык.
– Тогда понятно.
Они помолчали.
– Вот вы – интеллигентный человек, – начал Мохов, – а верите в дурацкие страшилки. В ваших устах эта история звучала так убедительно, что я немного испугался. Но ведь это чушь.
Женщина обречённо покачала головой.
– Думай, что хочешь, но, прошу, не покидай дом, пока буря не утихнет. Если не ради себя, то хотя бы ради моего спокойствия.
– А она, похоже, кончается, – поднимаясь и шагая к окну, сказал мужчина.
Владимир приник глазом к дырочке от сучка. И не сразу осознал, что его зрачок находится на одной линии с другим: огромным, иссиня чёрным с красноватым отливом, покоящемся на жёлтого цвета радужке.
Отшатнувшись, Мохов не устоял на ногах и упал.
– Что… что это? – прошептал он.
– А что ты видел? – напряжённым тоном поинтересовалась Нинель Фёдоровна.
– Глаз. Там глаз… – ошеломлённо пробормотал гость и вскрикнул, когда зазвенело выбитое стекло, и ставни завибрировали от сильных ударов снаружи.
– Автомобиль, – пробормотала старуха, – надо было его отогнать. Они догадались….
– О чём? – в страхе вопросил мужчина.
– Что в доме кто-то есть.
– Ну, и что же нам делать? – внезапно потеряв голос, прошептал Владимир.
– Ничего, – не интонируя, отозвалась собеседница, – это конец.
Вновь раздался грохот, один из ставней влетел в комнату, и, снеся покалеченную раму, внутрь вползло нечто, настолько ужасное, что человек онемел. Внешне бесстрастно старуха наблюдала за молчаливой борьбой жертвы с видным только ей порождением ада, как вдруг… дождь прекратился, ветер стих, и в комнату проникли горячие лучи солнца. Тот, о чьей душе беззвучно молилась хозяйка, рухнул на пол, а женщина кинулась к нему, повторяя:
– Не успели, не успели….
И заплакала, разглядев багровый росчерк когтей на предплечье гостя и густую проседь в тёмных волосах.
Вечерело. Стоя у калитки, хозяйка злосчастного жилища смотрела, как Владимир неверными шагами идёт к машине, как садится за руль, и губы её шептали:
– Видно, мальчик угоден Богу, иначе он бы его не спас.
Хлопнула дверца, и Нинель Фёдоровна вздрогнула, увидев, что Мохов возвращается.
– Собирайтесь, – негромко сказал тот. – Достойный человек не должен жить в этом проклятом месте. Если вас не увёз отсюда сын, то это сделаю я.
Не поверив собственным ушам, старая женщина с минуту постояла, осмысливая услышанное, и со всех ног кинулась к дому.
– Видно, мальчик угоден Богу, иначе он бы его не спас.
Хлопнула дверца, и Нинель Фёдоровна вздрогнула, увидев, что Мохов возвращается.
– Собирайтесь, – негромко сказал тот. – Достойный человек не должен жить в этом проклятом месте. Если вас не увёз отсюда сын, то это сделаю я.
Не поверив собственным ушам, старая женщина с минуту постояла, осмысливая услышанное, и со всех ног кинулась к дому.
Это дорогого стоит.