1.
Снаряд просвистел над головой и разорвался где-то за крышами домов, никому не причинив вреда. Тёплая осень 2015-го будоражила Анатолия и не давала сидеть дома в четырёх стенах. Горняцкая Горловка – угольный центр Донбасса – без малого два года находилась в осадном положении. Поначалу оккупанты били по мирным кварталам из пушек и «градов», окружив эту неприступную для них цитадель с трёх сторон. И лишь на юге тоненькая полоска шоссе соединяла город с таким же осаждённым, умытым кровью Донецком. Несколько раз неприятель ставил на этой дороге жизни свои блокпосты, перекрывая снабжение. Но снова и снова, неся потери, ополченцы сметали «укропов», и шла помощь к защитникам несокрушимой твердыни.
Первая военная зима была суровой. В бессильной ярости нацисты на захваченной территории грабили беззащитных пенсионеров, которым некуда было бежать от своих домов. Несчастные жили и умирали в сырых подвалах – от бомбёжек, голода и холода. А в это время широким мутным потоком текли на запад «посылки с фронта» – оргтехника, телевизоры, чайники, пылесосы. Грабители тащили всё, вплоть до детских игрушек и постельного белья.
Многотысячные потери под Иловайском и на Саур-Могиле лишь подстегнули изуверов к неимоверной жестокости, убийствам и изнасилованиям. Подобно немецко-фашистским захватчикам, изверги из Правого сектора ненавидели всё русское, называя эту древнюю, обильно политую кровью великороссов землю даунбассом, а её жителей – ублюдками и недочеловеками. Каждому бандеровцу в случае победы была здесь обещана «копанка» с углем и рабы-шахтёры в придачу. Ради этого нацисты были готовы на всё.
Новые хозяева жизни, пришедшие с запада, разговаривали с сильным польско-немецким акцентом и не могли понять, почему после десятилетий мягкой украинизации и жёсткой назойливой агитации жители Донбасса так и не забыли свой родной русский язык? Даже несмотря на то, что любое заявление, любую бумагу им приходилось писать на «мове», а дети их учились исключительно в украинских школах и вузах.
2.
Анатолий вышел из дома затемно – благо, в ноябре светает поздно. Дочь Оксана с семьёй жила за линией фронта – в Дзержинске. Там, откуда регулярно била по северо-западным окраинам Горловки смертоносная артиллерия «укров». Её мужа забрали в армию больше года назад во время одной из многочисленных мобилизаций. Пару месяцев спустя он звонил домой, сказал, что убежит, не будет воевать против своих. И пропал – будто в воду канул. Долго несчастная женщина обивала пороги украинских контор и военкоматов. Плакала, просила, требовала. Но кому она была нужна со своим безысходным бабьим горем?..
Полтора километра до родной шахты Толя прошёл быстрым шагом, но запыхался. Было ему шестьдесят с лишним – годы брали своё. Ведь даже в советские времена забойщики, выходя на пенсию в пятьдесят лет, долго не жили. Силикоз – болезнь лёгких – у них можно было диагностировать по несмываемым тёмно-синим окантовкам вокруг глаз. Угольная пыль, навсегда въевшаяся под веки, образовывала там своего рода татуировку. Такая же чернота была и в лёгких. Надо было беречься, но куда там! Пили, курили, и через пару лет относили молодых пенсионеров вперёд ногами на лысый бугор. Даже тех, кто всю жизнь берёгся – не снимал респиратор в шахте, как это делали многие.
Анатолий всё это знал с детства. А потому, отбарабанив пять лет забойщиком, заработав на жизнь, женился и ушёл бойцом в отряд горноспасателей. Работа, конечно, не очень пыльная – силикоз не получишь, но аварии под землёй случались с ужасающей регулярностью.
Услышав тревожный вой сирены, спасатели в пожарном порядке мчались к своим машинам и уже там, на ходу, переодевшись, готовили необходимые инструменты и приспособления. Лезли в самое пекло, спешили. Рискуя жизнью, освобождали из-под завалов попавших в беду шахтёров. Но очень часто после длительного упорного труда находили они под толщей земли лишь бездыханные мёртвые тела.
И тогда, спустя несколько дней – отмытые от грязи и копоти, облачённые в кроваво-красные деревянные костюмы, лежали погибшие горняки под тяжёлыми кистями бардовых знамён в фойе городского Дома Культуры, служа безмолвным укором тем, кто послал их на смерть, не обеспечив должного уровня техники безопасности. А молодые вдовы в чёрных платках с пустыми, невыплаканными ещё глазами стояли рядом, пытаясь утихомирить неразумных детей своих сгинувших под землёй мужчин. Ненадёжна и изменчива судьба шахтёра!
Анатолий не боялся смерти. Всю жизнь он ходил под ней, и до сих пор эта малосимпатичная женщина с косой относилась к нему более-менее благосклонно. Вот и теперь он надеялся, что перейдёт линию фронта как обычно, без приключений. Тем более что Донбасс – это сильно пересечённая местность, изрытая глубокими оврагами-балками, изобилующая древними курганами и рукотворными терриконами – огромными пирамидами, с вершин которых десятилетиями сбрасывалась из вагонеток ненужная пустая порода.
Зелёным пацаном, рискуя попасть под катившиеся сверху камни, ходил Толя с друзьями к подножию терриконов. Собирали дымящуюся с резким запахом серу, смешивали её с селитрой из списанных противогазов, а затем, озорничая, подбрасывали эту взрывоопасную смесь под колёса редких тогда ещё автомобилей. Испуганный водитель, матерясь, выскакивал из кабины, а они, хулиганьё, со смехом разбегались в разные стороны.
Чуть позже рукотворные пирамиды стали похожи на усечённые конусы. Дело в том, что заброшенные горные выработки проседали под городскими кварталами. И чтобы не рушились дома, ещё в советские времена породу с вершин терриконов стали заталкивать обратно, под землю. Затем пришла «незалежность», и денег на это не стало. Да разве только на это?..
Анатолий бросил взгляд на небольшую возвышенность, где угадывался в предрассветных сумерках разбитый остов ободранного, с пустыми глазницами окон бывшего ртутного комбината, и стало ему грустно. Предприятие закрыли лет десять назад. Хоть и вредное было производство, но кормило много семей. Теперь уже не восстановишь. Вот и везде так…
3.
Подойдя к шахте, наш путник зашёл на блокпост у дороги, где, выставив дозорных, у тёплой электропечи боролись со сном несколько ополченцев.
– Всё нормально, дед, – успокоил мужчину старший. – Дуй дальше. У «укров» активности не наблюдается. Если что – звони по мобильнику. Номер у тебя есть. Счастливо обернуться!
И Анатолий, взвалив на плечи небольшой свой рюкзачок, двинулся вперёд, навстречу неизвестности. Хотя, какая, к чертям, неизвестность? За месяцы и годы противостояния противники умудрились узнать друг о друге всё или почти всё. Неопределённость наступала лишь в случае ротации. На смену действующим частям запросто могли пригнать в украинский Дзержинск, недавно переименованный в Торецк, карательный батальон или, не дай Бог, вояк Правого сектора. Этим отморозкам было всё по барабану. Могли и убить, и ограбить, и изнасиловать кого угодно.
Поначалу все, даже солдаты-срочники беспредельничали. Но когда прошёл слух о том, что командир ополченцев приказал кастрировать два десятка насильников, то желающих разделить их судьбу оказалось не так много. Разве что в сильном подпитии или под действием наркоты захватчики чувствовали себя храбрецами. А ещё воинам доблестной украинской армии давали иногда «колёса» – психотропные препараты, поднимавшие настроение и притуплявшие разум и чувства. Наглотавшись таких таблеток, шли они в начале войны, будто зомби, на штурм Саур-Могилы – не прячась, не обращая внимания на собственные раны и текущую из них кровь. Лишь пуля в сердце либо в одурманенную наркотиком голову могла остановить такого «киборга». Сколько их там полегло!
Асфальт был только вначале, а дальше – грунтовая дорога, местами подсыпанная щебёнкой. И уже совсем рассвело, когда Толя заметил на обочине мёртвое тело. Труп, одетый в форменную куртку ополченца, лежал в какой-то неестественно жалобной позе, вызывающей сострадание. Наученный горьким опытом, Анатолий метнулся в сторону и из-за поваленного дерева внимательно осмотрелся. Но всё было тихо, а иней на щебне и придорожной траве давал понять, что к телу давно никто не подходил.
Человек был мёртв. Это можно было понять по его неестественно бледному лицу и остекленевшим полуоткрытым глазам. Кто он? Откуда? На блокпосте о погибшем ничего не знали. Но ведь если его убили здесь, то ополченцы должны были слышать стрельбу. Выходит – труп специально привезли, заминировали и оставили на дороге в качестве приманки. Это был почерк подонков из Правого сектора либо Нацгвардии. Случалось, даже игрушки с гранатами подбрасывали изверги, чтобы детей покалечить.
4.
Дальше идти было опасно. Ведь если на блокпосте «укров», произошла ротация, то, возможно, ДРГ (диверсионно-разведывательная группа) противника рыщет где-то поблизости. С солдатами-срочниками, которые находились здесь довольно давно, как-то само собой установилось взаимопонимание: вы не трогаете нас, а мы вас. Но труп на дороге говорил о том, что обстоятельства изменились.
Анатолий по мобильнику позвонил ополченцам, чтобы предупредить. Затем, как и положено, выключил свой «Самсунг» и пошёл дальше. Он знал, что по включённому телефону его легко могли вычислить и уничтожить. Спустя полчаса за спиной раздался характерный хлопок разорвавшейся гранаты – это ребята с блокпоста ДНР оперативно обезвредили найденную им нехитрую, но ужасную по своей сути ловушку.
Конечно, можно было легально проехать через линию разграничения по шоссе, но желающих пересекать границу сильно поубавилось после гибели людей в автобусе под Волновахой. Тем более что поборы на блокпостах стали нормой и одной из главных статей дохода украинских вояк. Но, несмотря ни на что, организованная контрабанда процветала. Дельцы по-прежнему грели руки, используя дефицит и разницу в ценах. В мирное время их фуры с товарами, будто челноки, сновали в Россию и обратно, а теперь – через линию фронта. Воистину, кому война, а кому мать родна! Глядя на этих паразитов, простые люди тоже пытались искать выгоду. Вот и сейчас в рюкзаке за спиной Анатолия позвякивали пять бутылок водки – на Украине сей продукт был намного дороже, чем в ДНР.
Почти рассвело, когда Толя свернул с дороги в один из отрогов огромной балки-оврага. Он легко ориентировался в этом природном, с детства знакомом ему лабиринте. Весной здесь бывала непролазная грязь, но сейчас, в начале декабря, он шёл легко и свободно, оставив далеко за спиной блокпост «укров», охранявших порученный им участок дороги. А через полчаса мужчина вынырнул, будто из-под земли, на окраине рабочего посёлка, но уже на вражеской территории.
5.
Люди спешили на работу, и наш путешественник органично вписался в этот будничный утренний поток. Собственно, всё так и было задумано. Вот показались из-за угла бетонные копры шахты. Немного подождав, он сел в автобус, развозивший рабочих по домам из ночной смены.
– Да уж, выходит, мы теперь не в Дзержинске живём, а в Торецке, – балагурил где-то в глубине салона пожилой шахтёр. – Переименовали
| Помогли сайту Реклама Праздники |
При цитировании ссылка на сайт обязательна. Exsodius 2008 - 2024
18+