Стая ждет исхода, или УАЗик дураков. Гл.1

     ТЕЧА
     ГЛАВА  1

     Мрак потихоньку отступал. И тишина рассеивалась. Далёкие приглушенные звуки казались райской музыкой.
     - Где я? Умер, что ли? Отмучился? Господи, хорошо-то как!
     Музыка постепенно проявлялась, становилась громче.
     - Девятая фуга Баха, - попробовал угадать он и, скорее всего, не угадал. – Но если я в раю, то почему католическая музыка? Я же крещеный!
     - Кеш, да сделай ты потише эту лабуду! – раздался громкий шепот Александра Жедяева.
     - Это же не ангелы! Скорее всего – в аду я. В католическом, - подумал обреченно он. – В каком-нибудь дантовом круге… иль кругу…  Сашке с Кешкой только там место. Но я-то здесь причем?! У меня до восьмого класса одни пятёрки были! И в армии до младшего сержанта дослужился!
     - О, о! Смотри! У него веки пошевелились! – прошептал над головой бесёнок Кешиным голосом. – Открыть?
     Володька открыл сам. А то, дефективный этот, испортит ещё что-нибудь… Руки-крюки. До стольки лет дожил  – и не женатый.
      Ожидал увидеть что-нибудь адское, кроваво-черное, но взгляд упёрся в белый потолок с лёгкой паутинкой в углу.
     - Как в свинарнике. Первый круг, не иначе. Дальше – страшнее… И грязнее, - подумалось ему. Скосил глаза в сторону. Господи! Книжный шкаф, стол, компьютер, глобус… Это ж  моя комната!
     В фокус влезла левая часть участливого и напряженного Кешиного лица.
     - Ну, ты чего, жив?.. – левый Кешин глаз поморгал. – Терпи. Сейчас Вовка Москалёв приедет, долечивать будет.
     Лицо уплыло в сторону, вне зоны видимости. Но голос продолжал звучать:
     - Фу-у, я уж, честно говоря, подумал: кирдык ему.
     - А если «не честно говоря…»? –  еле слышно спросил Вовка.
     - А не честно…
     - Кеш! Звонят! – перебил болтуна Жедяев. – Иди, открой!
     Москалёв, объёмный, запорошенный, с грустными глазами не опохмелившегося Айболита, не раздеваясь, присел рядом с Вовкой. Холодными  не мытыми руками приоткрыл у того сначала один глаз, затем другой, всмотрелся в зрачки, поводил холеным холодным пальцем перед носом. И всё время беседовал, но почему-то не с ним, а с ребятами, стоящими полукругом вокруг дивана.
     - Чего меня-то выдернули? Одиннадцать ночи!.. Порядочные люди спят давно!    
     - Потому и позвонили тебе, - буркнул Жедяев. – Где сейчас порядочных докторов найдёшь…
     - Вам, дуракам, в больницу надо было его везти. Ишь, какой лиловый… гематомный…  Иль на свалку, к бомжам. Так, дружок, задирай свитер, ребрышки пощупаем.
     - Вов, да мы его уже просветили рентгеном! Ни хрена у него не сломано!  Даже сотрясения не было! Одни фингалы! В травмпункте  сказали: жить будет.  Домой приехали, накатили по одной – он и поплыл. Видимо, всё-таки, что-то стряслось, раз организм не принимает, - разъяснил Кеша.
     - Да у него и «стрясаться» нечему. Один только спинной  и задействован, - попытался мрачно пошутить Жедяев.
     Москалёв же всё-таки тщательно ощупал тёзку, спрашивая  попутно «болит-не болит?». Затем развернулся к ребятам. Стул под ним очень жалобно скрипнул.
     - Ребят, чего случилось-то? Расскажите. – И он, не дожидаясь приглашения, пододвинулся к столу. Напротив, рядком расположились Кеша, Жедяев и Малышенков. И как-то разом, как синхронисты достали из-под стола по бутылке водки.
     - Тебе завтра не на смену? – на всякий случай поинтересовался Малышенков, разливая по стаканам.
     - Нет, - ответил Вовка, с удовольствием опрокидывая жидкость в озябший организм.  Затем присосался к трёхлитровке с рассолом. Отпал с блаженным вздохом. – Да  и какая разница: на смену - не на смену? «Рука тверда и скальпель очень острый»,  - процитировал он очень смешную студенческую песню, сочиненную им в восьмидесятых. Почему-то никто не улыбнулся. – Ну, дак?.. -  Москалёв вопросительно уставился на ребят.
     - Ну, дак так, в общем… - начал рассказывать Жедяев. – Этот лишенец договорился о встрече с ним, - кивнул он на Малышенкова. – В восемь вечера. У парка. За последним домом, правильно излагаю?
     Малышенков кивнул.
     - К чему, почему – хрен её маму знает! Видимо, мозжечок  ещё не доразвился и хочется в шпионов поиграть, правильно? – теперь Александр Анатольевич развернулся к Вовке. Но тот, седеющий и морщинистый, лишь обидчиво и молчаливо шевелил по-тараканьи  усами на диване. -  Затем: они встречаются. Саша передает этому пакет.  Затем ветер валит дерево на Вовкину рухлядь…
     - Сам ты рухлядь, - подал тот слабый голос.
     - … Стёкла у «нивы» - вдребезги. Вовке – веткой по мордасам. Санька  в шоке: этот без сознания, кругом сквозняк – и ни души кругом! Давай нам звонить. Ну, прикатили. «Ниву» - в гараж, убогого, в беспамятстве – в травмпункт. Затем – сюда, домой к нему, а у него – шаром покати! Ничего из спиртного! Пока до магазина съездили, пока Тяпу прогуляли, пока то-сё – пельмени сварились. Сели, выпили, как люди – этому опять поплохело,  отрубился, доктор потребовался. Ну, не везти ж его под хмельком в больницу! Вот тебя и пригласили. Слушай, Вовка, а, может, это у него на пельмени такая реакция? Чего молчишь, обиделся, что ли?
     - С чего это «обиделся»? – удивился Москалёв. – Не-ет, я «Хортицу» люблю. Да с сальцем…
     - Пост великий на дворе, - опять подал немощный голос Вовка.
     Москалёв, дожевывая остывающий пельмень обернулся к нему.
     - Оклёмывается, - сказал он удовлетворительно. – Давайте-ка, мужики, его сюда. Больным пост не помеха, всё можно…
     Осторожно переместили Вовку к столу, в торец, в «красный» угол, налили «микстуру».
     - Давай, рассказывай, чего к парку попёрся.
     Тот по-азиатски, оставшимися прорезями глаз оглядел друзей.
     - У меня там машину в мастерской чинили. Больше нигде не принимают, - с горечью произнёс Вовка. – А теперь снова… - не договорил и расстроенно принял в себя «микстуру».
     Все настороженно молчали, ожидая последствий. Но всё прошло гладко, сначала по горлу, потом в пищевод и далее… Вовка порозовел и сознания не потерял. Ребята радостно оживились, загомонили.
     - Наш человек!..
     - А кому когда «Хортица» вредила?..
     - Может, и гематомы быстрей рассосутся…
     - Но Саня-то, Саня!.. «Вовку убило! А я без прав!.. Спасайте!» Перестраховщик.
     - Сань, ты хоть провериться-то успел?
     Вовка Москалёв, который до этого внимательно всех слушал  и внимательно пил, насторожился, услышав последнюю фразу.
     - Саш, а ты от чего проверялся?
     - Тяпа куснула, - пожаловался тот, показал перебинтованный указательный палец. – А Кеша говорит: прививку ей от бешенства ещё в январе надо было делать. Затянул он с этим. Просроченная Тяпа. А люди страдают…
     - Перестраховщик, - брезгливо повторился Кеша. – И неча было кобуру ей на подстилку бросать!  Спать она тебе пьяному на подстилке рядом разрешила, а вещи ни за что не отдаст! Всё, что на её территории - как в сейфе, можешь забыть! У Сани, вон, у Жедяева спроси: тысячную как-то уронил…
     Санька, соглашаясь, скорбно кивнул.
     В это время зазвонил чей-то телефон, лежащий на столе. Все замолчали и молча наблюдали, как он стремительно, по-янычаровски  стремится  убежать.  Кеша подхватил его у самого края.
     - Ты смотри: мой! Алле, Иннокентий на проводе! – Покраснел. Извинительно проговорил ребятам: - Пардон, это приватное… - и вышел в другую комнату.
     Ребята проводили его молчаливыми, понимающими глазами.
     - У меня, вот, такой же был. Старый, задрипанный. Надоел до чёртиков!  Всё выбросить хотел…  Даже потерял однажды. Обрадовался – спасу нет!  Думал: новый куплю. Нет! Сосед притащил, нашел!  Думаю: выброшу – назад припрётся! Да ещё какую-нибудь гадость вирусную  с собой притащит! Смирился. Оставил, - сказал Малышенков.
     -Это что! Вот у меня…
     - Тихо! – хлопнул ладонью по столу Жедяев.  – Саша, ты всё достал? Или не всё?
     - Всё, - Малышенков  кое-как прожевался, запил. – И карты, и схемы, и образцы грунта…
     - Та-ак! – Москалёв решительно наполнил рюмки и стаканы, но, почему-то, только себе и Малышенкову. Почувствовал напряженное молчание, посмотрел на остальных. – Чего?.. Тоже будите? – По дёрнувшимся вверх-вниз кадыкам понял ответ и разлил всем. – А где остальная ваша шайка-лейка? Братья ваши… по разуму… и палате?..
     - Изысканиями занимаются. Архивными.
     - А-а! – понимающе протянул Москалёв. – Всё в казаки-разбойники  играете?.. Всё гадаете, почему Тува с Германией мир не заключили с 45-го года? Детство в заднице, как сердце, клокочет, да? Россия подняться с колен не может…
     - Я же говорил: не надо было его  звать, - раздался шепот Володьки, обращенный Кеше, но, во внезапной тишине, услышанный всеми.
     -Куда меня «звать не надо было»? – живо повернулся к нему тёзка. Глаза после рюмки подобрели, брыли размягчились, обвисли добродушно. – Давайте, давайте, колитесь! Всё-равно ж,  до послезавтра не уйду!
     - Чего так долго? – подозрительно пробурчал Жедяев.
     - А-а, с женой поругался! – беспечно и радостно ответил Москалёв. – Полез к ней в сумочку за сигаретами, а там записка: « 1. Плавки. 2. Полотенце. 3. Мыло. 4. Сланцы. 5. Нач. охраны» И всё это столбиком, представляете?! Обидно – до чёртиков! Спрашиваю у неё: «Чего это у тебя  «нач.охр»  пятым нумером идёт?» Молчит! Ещё и по роже ладошкой звезданула! Потом говорит: «Дурак! Это я в бассейн собралась! А с начальником охраны по работе встретиться надо».  Ну, и зачем по морде бить? Так, что ли, не понял бы, а?  А тут и вы позвонили: «Вовку спасай!..» Я и сорвался.  Как - будто бы обиделся на неё. А чего, не приютите?..
     - Да живи ты, сколько хочешь! – милостиво разрешил Жедяев. Тем более, что сидели они у Вовки. – Кеша, вон, третий день здесь с Тяпой бичует…
     Москалёв посмотрел на него, как на клиента психушки.
     - Мне? У Вольдемара? «Сколько хочешь?» Да я больше двух суток у него не протяну! Я у него с голода сдохну! Была б Надюха дома…  Кстати, где она у тебя?
     - К своему «нач.охру»  уехала. Он у неё вторым номером! –  еле слышно язвительно отозвался Вовка.
     - Тьфу, уродец!
     - В гостях она. В Новосибирске, - разрядил Сашка ситуацию. – Вовка, а у тебя когда отпуск?
     - А тебе зачем? – теперь уже Москалёв подозрительно сощурил глаза. Рука вновь машинально потянулась за бутылкой.
     - Саш,  не зови его! – почти простонал Вовка. – Мы его не прокормим! И не пропоим! - Но его не слушали.  Все ждали ответа от Москалёва. А тот не торопясь наливал и будто что-то обдумывал. – Господи! Да что ж такое!.. – чуть не плача терзался Вовка. – Говоришь им – не прислушиваются! Душу изливаешь – внимания не обращают! А стоит только пукнуть… - Он вгляделся в молчаливые, мужественные в сумерках лица друзей. – Нет, - вздохнул с сожалением. – Побьют. Вон какие носовые рецепторы отрастили – Тяпе и не снилось!.. Побьют.
     А Вовка Москалёв в это время крутил в ладошках полную рюмку.
     - В июне хотел… На озерцо… С удочкой… - с задушевной грустью сказал он и подёрнул глаза поволокой, будто  засыпающий  филин  иль  млеющая девица.
     Все (кроме больного Вовки) разом  облегченно вздохнули, загомонили.
     - Будет тебе озерцо, Вовка, будет! И рыбалка будет! «Черные скалы», правда, не  обещаю, но половим!.. – хлопнул его Жедяев по плечу.  – Щука на два кило тебя устроит?
     - Да я-то вам зачем?
     - Да ты нам на хрен не нужен! Нам доктор нужОн! А у нас их только ты один!
     - А доктор вам зачем? – тупо допытывался Москалёв; забеспокоился, заёрзал, но рюмка в руке