ФИГ ВАМ!

дело? Что, обострение международной обстановки или другой какой раздрай? И вообще, куда летим, какой груз?»

Из трубки голос: «А не много ли вопросов задаешь, командир? Груз сейчас доставят, пункт назначения узнаешь в воздухе».

И нет в этом голосе ничего хорошего.

Командир экипажа, тертый калач, всякое повидал, во многих передрягах побывал. Не понимает сути происходящего, но чувствует ответственность момента. Вызывает по внутренней связи экипаж: «Все на месте? – уже неплохо, – десять минут на сборы. Срочно взлетаем».
Экипаж в недоумении. Какого черта? Бортинженер докладывает по форме: «Пол-управления разобрано. В гидравлике жидкость слита. Второй, шестой и седьмой блоки на профилактике».
Командир экипажа: «Отставить разговоры и панику.  Принимаю решение. Подготовить двигатели к запуску. Попробую потянуть время. Сделать все возможное. Остальное исправим в воздухе. Все поняли?»

– Нет дальней связи, – доложил радист.

– Если не сделаешь к вылету, я тебе устрою нетрадиционную половую.

– Командир, а навигация? – это штурман.

– Полетим по компасу.

Бортинженер: «Авиагоризонт не работает. Без него взлетим, но не сядем. Автопилот не поможет. Кстати, автопилот тоже неисправен».

Командир сереет: «Полетим без гироскопа. Стакан воды для чего? Не в первый раз».Смотрит на второго пилота: «Ты как? Готов?»

Второй пилот: «А есть выбор?»

Командир: «Бортинженер, в полете сможешь устранить?»

Бортинженер: «У моего отца скоро юбилей. 65! Я обещал быть. Так что попробую».

Командир: «Отставить «попробую». Приказ: устранить все неисправности. Доложить». Замолчал, потом  добавил: «Постарайся, Ваня». Затем ко всему экипажу: «Сам ничего не знаю. Но дело серьезное. За просто так такую махину в воздух не поднимают. Так что выпало нам, видно, не легкое задание. И должны мы его выполнить с честью. Или…, – в голосе повисла пауза, – после приземления оставить эту работу».

Через минуту по внутренней связи отозвался экипаж.

– Сделаем, командир.

– Я готов.

– Чего там. Прорвемся, – это бортинженер, – Вижу топливозаправщик. Пойду, проконтролирую.

– Отставить. Я сам. Готовь самолет к взлету. Всем оставаться на связи.
Про экипаж таких огромных лайнеров  говорят: «Бортрадист - уши экипажа. Бортинженер - руки экипажа. Штурман корабля - мозг экипажа. Командир корабля - сердце экипажа». И вот эти уши, руки и мозг почувствовали, как громко и часто бьется сердце экипажа.

А по взлетной полосе несется в боевой раскраске, оттюнинговый по самые зеркала, “КАМАЗ” с надписью  на борту “Париж - Дакар”.  За ним – брутальный “Хаммер” – средство передвижения солнечных джедаев. Затормозили у самого самолета. Из “Хаммера” вышел генерал.

– Кто старший?

– Командир корабля Востриков.

– Какого на хрен корабля? Мне нужен самолет.

Командир не стал спорить: «Майор Востриков».

– Майор, ты приказ получил?

– Так точно!

– Так открывай скорее ворота. Видишь,  “КАМАЗ” с ралли сняли. Ему еще время нагонять.

Генерал произнес фразу такой скороговоркой, что командир понял только одно: что кто-то сильно обделался, и за это тому будет сильный нагоняй, а всему экипажу придется все это разгребать.

Командир дает команду открыть грузовой люк. “КАМАЗ” со свистом влетает в жерло махины. Из машины выпрыгнули трое военных и выгрузили небольшой ящик. "КАМАЗ" дал задний ход, развернулся вокруг своей оси и на бешеной скорости устремился нагонять упущенное время.

– Это все? – стараясь сохранять спокойствие, спросил командир.

– Все, взлетаем.

– Куда летим?

– На Родину.

– А более точные координаты имеются?

– Майор, ты что, не понял? Взлетаем! Все инструкции в воздухе.

Командир зашел в кабину. Включил внутреннюю связь. Хотел обратиться к экипажу не по команде, но вовремя оценил обстановку: «Товарищи офицеры, взлетаем».

И пошла предполетная суматоха. Проверка приборов, запуск двигателей, связь с диспетчером: «Борт такой-то. Разрешите взлет». Диспетчер, посвященный во всю эту необходимость, которая нарушает нормальную работу всего аэропорта, с радостью дает разрешение. Еще несколько минут – и многотонный трудяга Ил-76 МД выруливает на взлетно-посадочную полосу аэродрома. Короткий разбег, отрыв, полет и полная неизвестность.

- Товарищ генерал, какой курс?

- Аэродром Чкаловский.

- Домой, значит?

- Это боевой приказ, понял, майор? Скорость максимальная, курс самый короткий. Задание особой важности.

Командир корабля переглянулся со вторым пилотом: лучше не задавать лишних вопросов. И по громкой:

- Штурман, слышал?

- Да, командир.

- Проложить курс, расчетное время через десять минут.

- Есть, командир.

- Радист?

- Есть связь.

- Бортинженер?

- Все системы функционируют нормально.

Экипаж старался. Это вслух было сказано для генерала, что все нормально. На самом деле и радист, и штурман, и бортинженер, потея от выпитого пива, устраняли неисправности.

А пока самолет летит в полуразобранном состоянии, в России все ищут пенсионера Ерофеева. Ну, нет его нигде. Как в воду канул. Все же на рыбалку собирался.
И  уставшие, голодные и злые от всего происходящего, спасатели, матерясь и проклиная все на свете, находят его тело. В самой глуши, возле охотничьего домика, под корягой. Проверили пульс. Есть пульс. Вызвали по рации вертолет.

Вертолет завис через двадцать минут. Директор завода с медиками, среди которых были два профессора, спустились на спасательной корзине. Подошли к пациенту. Снова проверили пульс, посмотрели зрачки, дали понюхать нашатырь.

Ерофеев очнулся. По частям, как складная плотницкая линейка, поднялся с земли, помотал головой, сморщился и потрогал оплывшую физиономию.

Медики засуетились. Развернули мини-полевой госпиталь, приготовили лекарства.
Но бедолаге лекарства ни к чему. Ему нужен был огуречный рассол с его кальцием, магнием и прочими микроэлементами, так необходимыми иссушенному этанолом и его производными организму.

И тут из домика вышел брат. Тот же портрет. В руках банка с рассолом. Не обращая внимания на посторонних, подошел к родственнику.

Ерофеев с урчанием, как испорченный слив раковины, всосал в себя полбанки, ещё раз, более энергично, потряс головой, потом, осоловело улыбаясь, подломился в коленях и снова приземлился на своё лежбище, намереваясь оттянуться ещё минут на шестьсот. Ага, щас!

Директор завода пал на колени.

- Никита Парфильич, Христом-богом… Мы вам что хотите… Родина просит, я умоляю… Очень важно… Не погубите…

Барахлящее сердце трудяги прочувствовало всю ответственность перед Родиной, коллективом и родней. Ерофеев кивнул головой.

Засуетилась медицина, забегали спасатели. Погрузили неуправляемое тело Ерофеева в вертолет и полетели спасать престиж страны.
Директор завода докладывает Москве: «Готовы к выполнению особого задания».

А самолет летит через все границы на максимальной скорости. Командир ведет вручную. Автопилот не работает. Половина приборов тоже не работает. Но как-то летят, черти. Бортинженер мечется по самолету, замыкает цепи, кое-что ремонтирует на лету.

Генерал командиру корабля:

- Доложите обстановку.

- Летим на высоте 10000 метров, температура за бортом минус пятьдесят.

- Ты чего, охренел? Зачем мне это? Я что, форточку буду открывать или с парашютом прыгать? Связь с Москвой есть?

Командир :

-  Штурман! Связь с Москвой!
Штурман радостно:

- Есть связь. Ей-богу, есть.

Генерал: «Докладываю. Пересекли воздушное пространство. Приближаемся к Москве. Жду дальнейших инструкций».

Москва: «Сами знаем, где вы находитесь. Ситуация поменялась. Нашли специалиста. Садиться будете на аэродроме Салка. Командир сейчас получит указание. Дальнейшие действия по приземлению».

И получает командир корабля приказ менять курс и вместо Чкалово приземляться под Нижним Тагилом. Приказ есть приказ. Никто не обсуждает. И не важно, что керосина остается только до точки приземления, а до нее еще надо долететь.

На аэродроме своя суматоха. Диспетчер связывается с лайнером.

-  Борт 22 12, как слышите меня, прием.

- Нормально, слышу. Принимайте.

Диспетчер интересуется, какой тип самолета? А то приказ поступил, но никакой информации нет.

Командир настороженно отвечает: «Изделие 476. Вас, что не предупредили?»

Диспетчер молчал минуты три: «Какого рожна? Как я вас посажу? У нас взлетная полоса на ремонте».
Командир холодеет.

- Вся?

- На всю денег не выделили. Только треть.

- Это сколько метров?

- Восемьсот.

- Салка, вы что, очумели, почему раньше не сказали? Мне как минимум надо тысячу.

- А никто и не говорил, что такая махина к нам летит. Мы можем принять Ту-134, Ту-204, Як-42, Ан-12. Ну, еще вертолеты всех типов.

У командира леденеют руки, ноги и сдавливает печенку. Запрашивает Москву, докладывает обстановку.

Москва красиво долго молчит. Через полчаса: «Переговорили с главным конструктором, он сказал, что при благоприятных условиях и мастерстве командира сесть можно. Мы в вас верим. Не забывайте, что выполняете особо важное задание. Генерал это подтвердит».

- А до нас удачные посадки были?

- Не задавайте глупых вопросов, - лаконично ответила Москва.

Генерал, который все слышал, согласно задергал головой.

- Командир, что будем делать? – Это второй пилот.

- Выбора нет, будем садиться. Всем приготовиться к посадке.
Генерал обратился к бортинженеру:

- А парашюты у вас есть?

- Есть один. И тот бракованный.

Вдали показалась взлетная полоса, окруженная лесным массивом. Что делать командиру в таком положении? Прежде всего, помолиться и надеяться на удачу.  Сколько не летай, садиться все равно надо.
И экипаж снижается по очень пологой траектории, на взлетной полосе включает полный реверс и самолет заезжает передними колесами на развороченную бетонку, но останавливается.

Все переводят дух.

А к самолету уже подгоняют автомобиль. Перегружают ящик. И генерал с танкистами убывают в неизвестном направлении, оставляя экипаж в полное распоряжение дальнейшей неразберихи. Потому как посадить махину ИЛ 76 МД на такую полосу еще можно, но взлететь уже никак.
На заводе помолодевший Ерофеев быстро разобрал агрегат, устранил неисправность и в полном здравии на вертолете отбыл к брату, продолжать банкет.

Директор завода доложил в Москву, что поломка произошла по вине поставщика. Как поставщик будет оправдываться, уже никого не интересовало.

Вот потому нас империалисты и боятся! Не потому, что у нас военная техника есть, а потому, что такие умельцы, как Ерофеев, еще остались. И танкисты, и летчики. И генералы.  И Москва.