Таечка сидела на самом краю высокого скалистого берега и всё никак не могла решиться прыгнуть в мутный поток быстрой речки. Она не была уверена, что сразу разобьётся и утонет, и ей больше всего не хотелось бы выжить, стать калекой и ещё больше омрачить своё жалкое существование себе и своим близким. Особенно не смогла бы она вынести жалость Олега при виде её покалеченного тела. И мамины слёзы. Но если сразу утонуть, то все: родители, учителя, соседи и даже Олег, вернее – Олег в первую очередь, вспомнят, какая она была хорошая, и будут бесконечно корить себя за чёрствость и неумение разглядеть в ней самую лучшую девочку на свете…
Порезать себе вены Таечка ни за что бы не согласилась. Она не могла терпеть даже мелких порезов и теряла сознание от вида крови в прозрачной трубочке во время простого прокола безымянного пальца на медосмотре. Таблетки тоже не могли гарантировать мгновенной смерти, а возможность попасть на промывание желудка казалась унизительной и противной. А вот оттолкнуться от камня с вершины скалы и полететь, словно птица, взмахнув руками, как крыльями, - в этом было что-то поэтическое и по-настоящему трагичное.
Послышался шорох веток и на тропинку, петлявшую вдоль обрыва, вышла пожилая женщина. Она помогала себе палкой и направлялась прямо к сидевшей на краю скалы девочке. «Так нечестно, - обиделась Тая, вглядываясь в морщины на лице старухи. – Откуда она здесь взялась? Именно теперь, когда никто не должен был помешать!».
- Люди не летают, - произнесла старуха.
- Я знаю! – Тая резко поднялась и одёрнула юбочку.
- Вот послушай, что я тебе расскажу…
- Бабушка! – нервно топнула ногой девочка. – Мне не нужно читать нотаций! Откуда вы взялись, вообще?
- Я гуляла по лесу. – Женщина с посохом подошла совсем близко и пыталась заглянуть в глаза девочке. – Почитай вот это, прошу тебя!
- Что это? – Тая брезгливо открыла переданную ей тетрадь.
- Идём от обрыва! Вот здесь хорошо, садись на поваленное дерево, и я рядышком. – Странная незнакомка взяла девочку за руку и увлекла ближе к лесной опушке.
«К сожалению, жизненный опыт, - начала шевелить губами девочка, - это сумма бесценных знаний о том, как правильно вести себя в ситуациях, которые больше никогда не повторятся».
- Чепуха какая-то! – Тая захлопнула тетрадь и встала с бревна. – Вы что, колдунья?
- Нет, просто повидала в жизни много и хочу передать свои…
- Я домой хочу! – перебила её Тая, вернула тетрадь и побежала прочь по тропинке.
Дома её ждала разгневанная мать, которая с каждым окриком хлестала мокрой скрученной простынёй по краю большой миски с полосканием и обещала всё рассказать отцу, а это для Таечки было самым ужасным. Отец, не вникая в детали, бил её ремнём и ставил в угол на крупные кристаллики соли. Тая всегда терпела, жмурила глаза и вдавливала острые ноготки в худые запястья. Так она пыталась перебить боль наказания, особенно боль душевную.
Эту душевную боль она потом не раз ещё испытывала в жизни, не понимая, за что эти муки выпали именно ей, ведь другие их заслуживали во сто крат больше. Разве она, а не учительница математики должна была гореть ярким пламенем, когда вырвала из тетрадки листок со стихами, посвящёнными Олегу? И ещё издевательски читала перед всем классом, поднимая руку повыше, чтобы Тая не смогла отобрать вырванную страничку, а потом и вовсе выгнала с урока заплаканную «поэтессу»! Разве она, а не выскочка Юлька, сидевшая за одной партой с Олегом и дававшая ему списывать, а потом, в старших классах, просто «дававшая», и не только Олегу, должна была ворочаться в истерике по ночам на мокрой насквозь подушке?
Таечка назло всем рано вышла замуж. Назло родителям, попрекавшим «сидением на шее»; назло соседям, тарабанившим по батарее всякий раз, когда Тая включала Земфиру погромче; назло девчонкам, считавшим себя «первыми красавицами королевства»; ну и, конечно же, назло Олегу, не сумевшему разглядеть в ней свою настоящую любовь.
Вышла замуж и через год родила чудную девочку Олю, на которую обрушила всю свою нерастраченную любовь. И даже старалась не замечать загулы «неопределившегося-по-жизни» мужа, который менял институты, работы и специальности, всё «искал себя», и частенько-таки находил, под утро, в постели с какой-нибудь незнакомкой. Один раз только Тая на него смертельно обиделась, - когда пришла с подработки раньше обычного и застала мужа на своей сестре, которую пригласила посидеть с Олечкой. Дочка в это время мирно лежала в мокрой постели и вымазывала себе лицо кремом с торта.
Второй муж сильно любил Таю, и хоть был значительно старше и имел сына от первого брака, окружил новую семью мармеладной заботой. Он запретил Тае работать, баловал её с Олечкой дорогими подарками и заморскими круизами, придумывал разные развлечения и яркие праздники. От всего этого у Таечки закружилась голова, и она, незаметно для себя, завела любовника. Нет, она не была развратной, и мужа ей вполне хватало. Но как-то само собой так вышло. То ли времени свободного у неё появилось в избытке, когда дочка была в школе, квартиру убирала домработница, а муж мотался по командировкам. То ли подруги новые нашептали, мол, у каждой нормальной женщины должны быть три «зверя»: «ягуар» в гараже, «лев» в спальне и «козёл», который всё это оплачивает. А скорей всего растаяла Таечка от сладких ухаживаний и липких приставаний одного молодого смуглого «льва», который почему-то шатался в рабочее время по центральным улочкам и супермаркетам. Самое интересное, что мужа своего сильней прежнего полюбила Тая после этого приключения. И всё бы ничего, да увидел кто-то, выследил и проболтался мужу. Удары по лицу она сносила стойко, почти не всхлипывая, пригодилось терпение, обретённое в детстве, во время отцовских порок. Виноватой считала только себя и поклялась больше никогда в жизни не смотреть в сторону других мужчин. Только бы её простили, только бы не выгнали беременную! А в том что, ребёночек зачат от мужа, Тая нисколечко не сомневалась.
Семь дней муж скитался по друзьям, родственникам и проституткам, пил до потери сознания, ездил буянить к её родителям, а потом пришёл помятый, поплакался на её животе и простил. И казалось ей, позади все тревоги остались, и наладится жизнь прежняя и скрепит отношения совместный ребёночек прочнее цемента. Но нельзя в одну реку войти дважды… Как только выпивал муж больше двух рюмок, сразу менялся в лице и характере, и каждый раз истерически задавал один и тот же вопрос: у него что, стояк лучше? Нет, муж даже не Тае его задавал, он вопрошал в пространство, обращаясь к кому-то невидимому, а Таечка только кротко мотала головой. Особенно обидно было слышать этот вопрос на людях, в компаниях. Однажды в кафе она попыталась сделать мужу замечание, чтобы не выносил сор, как говорится, а тот разозлился, побагровел и грубо толкнул её. Тая неловко упала и больно ударилась о ступеньки, скатившись с крыльца. С тех пор она прихрамывает и вспоминает ребёночка своего потерянного. И мужа вспоминает и жалеет сильно. Но возвращаться к нему не хочет. Живёт со старенькими родителями. Курить стала. А Олечка выросла, стала успешной танцовщицей и уехала в Америку. Замуж вышла. Обещала к себе забрать.
Какое-то время Тая прибилась к одной церковной общине, и постепенно стала испытывать облегчение на душе, внимательно выслушивала житейские истории, да и сама охотно делилась своими мыслями с прихожанами. Нравились ей церковные собрания и молитвы. Но со временем Тая почувствовала, как вместе с духовным просветлением покидают её свои собственные, внутренние силы. Она сильно похудела, осунулась, лицо её всё чаще стала покрывать скорбная вуаль обречённости и покорности. В одно из воскресений Тая, гуляя в парке, купила газету и по первому случайному объявлению нашла работу уборщицы в магазине одежды.
Работа рассеяла мрачный туман библейских истин, и Тая вновь почувствовала себя нужной. Ей нравилось крутиться среди весёлых стильных продавщиц, среди красивой и модной одежды, и даже протирая бежевую пластмассу манекенов, Тая испытывала причастность к чему-то полезному и позитивному. Однажды, после работы, девчонки пригласили её посидеть с ними в подсобке и угостили какой-то лёгкой курительной смесью. Никогда до этого Тая не испытывала такого облегчения, такой внутренней свободы и невесомости. Все горести и переживания показались ей пустяковыми, а маленькие радости, вроде удачной шутки или молодёжной музыки – важными и звонкими. Разве это был наркотик? Так, пустячок, травка безобидная. Но прошёл год, и похудела Тая ещё сильнее, потемнела лицом, и уже не приносили прежней радости регулярные посиделки с дымком, а только забирали остатки внутренних сил и денег. Тая это чувствовала, но не могла самостоятельно освободиться от единственно сладких пут, плотно обвивших её хрупкое уставшее тело, её обледеневшее до звонкой пустоты сознание. Нужна была помощь извне. К счастью, она вовремя подоспела.
Вышла на связь Олечка из далёкой Америки, сообщила, что развелась, но скоро снова выйдет замуж; что всё у неё хорошо, и дети в порядке, и машину новую жених купил, а самое главное – ждёт в гости, деньги перевела, приглашение отправила и поторапливала с визой. Не оказалось ничего важнее в Таечкиной жизни, как снова увидеть дочь и потискать внуков. Бросила Тая дурную привычку курить и стала суетиться, справки оформлять и внешность пытаться подправить. Уж и со старенькими родителями радостью поделилась, и со всеми соседями, и на работе девчонкам всё выложила. Да зря, наверное. Как только люди за неё порадовались, позавидовали «по-доброму», пожелали «по-хорошему», так предчувствие счастья и оборвалось. Сначала в американском посольстве ей в визе отказали, а потом и дочка попросила повременить с поездкой, что-то у неё там со свадьбой не заладилось…
На тридцатилетие школьного выпуска Таю разыскала одноклассница и пригласила на встречу. Тая не ходила на прежние встречи, боялась чужих успехов и своих неудач. А тут, загорелась Таечка, снова засуетилась, подумала, что вот и пригодятся купленные для Америки туфли. В парикмахерскую сходила, маникюр сделала. Фотографии школьные достала, вспоминая, кого как зовут из учителей и одноклассников. Интересно, как их судьбы сложились, изменились ли они внешне? Но больше всего, хотя бы одним глазком, Тае хотелось взглянуть на Олега. А тот почти не изменился, только располнел как-то, возмужал. А вот её даже не узнал сразу.
- Ты что, болеешь? – спросил он с тревогой.
- Нет, Олежка, это диету такую мне неудачную посоветовали.
- Бросай ты эти диеты, Тайка! Моя жена от кремлёвской диеты чуть не сдохла! А помнишь, как математичка твой стишок вслух читала?
- Помню. Я всё помню, Олежка, - ответила Тая и потихоньку ушла с праздника.
Жгуче захотелось Таечке вспомнить всю свою жизнь и написать про неё длинный рассказ, раскрашивая каждое прошлое мгновение теперешними мыслями и оценками. Зачем ей это нужно было, - она толком не знала. Может быть – просто для себя, чтобы понять: не такой уж плохой и безрадостной была её жизнь, и случались в ней счастливые минуты и даже целые события, яркие и запоминающиеся. А возможно – для других, чтобы прочёл
