размеренно попросил документы и принялся изучать их, не снимая солнцезащитных очков. Угрюмая Жанна могла сколько угодно рассматривать своё отражение, размышляя, всё ли её дальнейшее путешествие будет таким же удачным, как его начало. Попутно девушка решила, что выглядит она всё-таки неплохо: короткие светлые волосы, слегка вздёрнутый носик и пара больших серых глаз под тонкими бровями. Пухлые губы сейчас оказались сжаты в тонкую нитку, а ямочки на щеках совершенно пропали.
Полицейский достал планшет и принялся сверять её данные со своими записями. Потом вернул документы и тяжело вздохнул.
- Вы были очень невнимательны, - заметил он и покачал головой, - А ведь запрет на телефонные разговоры за рулём придуман не просто так. Представьте, что ваша скорость была бы выше?
- Срочный звонок, - смиренно пояснила Жанна, - Очень важный.
- К сожалению я не могу принять это во внимание, - в голосе стража порядка звучало искреннее сожаление, - А если срочный звонок будет в более людном месте?
«Угу, - саркастически подумала Жанна, - на глухой дороге провинциального города!»
- Кроме того, - заметила девушка, - Было ещё одно происшествие. Меня едва не сбросил с дороги чёрный фургон, который проехал мимо вас пару минут назад. К сожалению, я забыла включить регистратор и поэтому не могу показать вам номер этих засранцев.
- Фургон? Чёрный? - полицейский наконец снял очки и удивлённо уставился на Жанну, - Ваш автомобиль – первый, который едет по этой дороге, за всё утро.
3
Неизвестно почему, но пока лифт поднимал его на административный уровень, Роберт Станиславский вспомнил свою последнюю беседу с супругой. Фактически этот разговор можно было признать финалом их долголетних отношений и его полным фиаско в роли отца и мужа. Да, да и отца тоже. После размолвки с Еленой, ни сын ни обе дочери так и не позвонили, а когда он пару раз набрал меньшую, та упорно сбрасывала отца. Всякий раз внутри просыпались горечь и непонимание: как же так? Неужели он мало дарил им подарков, давал денег на исполнение любых желаний и просьб? Да, профессор не мог долго находиться рядом с близкими, но как иначе он мог заработать денег на шикарный дом, машины и дорогие вещи?
Как кричала Елена: «Ты превратился в бездушный агрегат! В банкомат, для выдачи наличных! От тебя исходит не больше тепла, чем от куска льда зимой. Дети забыли, как выглядит их отец, а я не помню, чтобы ты просто обнял и поцеловал меня».
Отлично! А те букеты, которые, по его заказу, доставляли к каждому празднику? А украшения, которые он заказывал из Франции и Италии, не считаясь с расходами? Обнял и поцеловал! Как будто у него оставалось время на эти глупости! Просто Лена зажралась в своём пряничном домике и ему давно следовало найти занятие для скучающей супруги. И детей наверняка подговорила именно она.
Ладно. Как только они закончат эксперимент, Роберт тотчас обратится в лучшую юридическую контору и они окончательно прояснят этот вопрос. Чёрт с ним с домом, он заработает ещё, особенно если всё получится, но детей Лена у него не заберёт.
Впрочем, надо признать, подсознательно Станиславский даже оказался немного удовлетворён. Никто больше не отвлекал его от работы дурацкими звонками и не слал на почту сообщения, требующие непременного ответа. Можно сосредоточиться исключительно на проекте и спокойно довести его до конца.
В этом отношении Профессору больше всего нравилось поведение Орлова. В силу некоторых причин, парень был туп, как пробка, но всегда старался компенсировать глупость усердием. Главное, никогда не лез с участливыми советами и не обижался на выговоры. Идеальный товарищ. Может взять его пожить в доме, пока Елена съехала с детьми? Хоть какая-то живая душа.
Роберт тихо хмыкнул и его тонкие губы раздвинула сдержанная улыбка. Нет, он никому не озвучит эту мысль вслух и в этом проявится его сила. Профессор всегда мог дать понять оппоненту, какое тот ничтожество, простым молчанием, поднятой бровью или кривой ухмылкой. Именно так он вёл себя на заседании того учёного совета, когда окончательно решилась его судьба, разведя пути с прежними коллегами.
Его назвали живодёром, вивисектором и даже фашистом. И это всё за несколько революционных экспериментов, шедших вразрез с политикой учреждения. А ведь испытуемые сами дали согласие на испытания и никто из них не получил серьёзных травм; так, лёгкие повреждения, которые каждому компенсировали премией. Зато, какой успех! И к чёрту ваш институт!
Тем более, в тот же вечер с ним связались некие люди и начали осторожно зондировать на предмет новой работы. Потом назвали место и спросили, как он относится к учредителю. К учредителю Роберт относился, честно говоря, не очень хорошо, ибо отлично знал, откуда растут уши у фонда, снабжающего финансовой наличкой подобные институты. Но тема…Да и люди терпеливо пояснили, что политика фонда кардинально изменилась и теперь он изменил вектор противодействия, на параллельный. То есть перестал угрожать безопасности России.
С вектором оказалось очень непонятно, тем более, что большинство обещаний оказались лишь обещаниями. Нет, деньги платили и весьма приличные, но работа…Чёрт побери, здесь больше всего ценили выскочек, способных молоть длинным языком и выпрашивать деньги у большого брата. Таких, как этот молокосос Барков!
Долгое время лаборатория Станиславского прозябала на жалких подачках, в то время, как этот бездарь и тупица тратил огромные деньги, проверяя безумные гипотезы, рождённые его накокаиненным мозгом.
Сколько раз и директорском кабинете и в домашних условиях, за стаканом виски, Роберт доказывал Сергею свою правоту, демонстрируя отточенную логику холодного разума и тот полностью соглашался с ним. Но потом вновь упоминал таинственных кураторов, ссылаясь на их особое видение проблемы и разводил руками. Оставалось верить, что рано или поздно времена мракобесия пройдут и светоч истины озарит тёмные уголки.
И вот его время пришло.
Никто особо не распространялся, но каждому, имеющему на плечах голову, а не кочан капусты становилось ясно: в пятой произошли крупные неприятности. Нет, не так. Неприятности – слишком мягко сказано. Катастрофа – то самое слово. Все сотрудники проштрафившейся лаборатории напоминают теней из чистилища и шарахаются, стоит к ним обратиться, а их руководитель и вовсе перестал появляться на рабочем месте. По слухам – беспробудно пьянствует.
Станиславский и не думал завидовать, он вообще считал зависть и мстительность печальными рудиментами. Тем не менее, доктор посчитал провал пятой – закономерностью, предопределённой законами справедливости. Поклонники ложных богов должны освободить место, чтобы не препятствовать распространению истинного учения.
Двери тихо разъехались и доктор оказался в небольшой комнате. Почти всё её пространство занимал мужчина гигантского роста с крохотной головой на широченных плечах. На уродливой физиономии облагороженной обезьяны, расплылась широкая улыбка узнавания: не так уж много постоянных посетителей проходило мимо охранника.
- Доброе утро, - квакнула горилла в тёмном пиджаке, - Нас предупредили о вашем приходе, но, сами понимаете…Работа есть работа.
Охранник поднял детектор и принялся водить им, начиная с ног. Станиславский терпеливо ожидал окончания процедуры, наблюдая, как плоский затылок сменяется уродливым лицом. В очередной раз учёный задал себе вопрос: зачем на свет появляются подобные дегенераты, способные лишь на самые простейшие действия?
- Как супруга? – равнодушно спросил учёный, - Такая же сварливая?
- Как обычно, - охранник тяжело вздохнул, - Пилит каждый день: то ей новый телефон, то – машину. А теперь думает поехать в Новую Зеландию. Кажется, она думает, будто я тут работаю директором.
- Не поддавайся, Фёдор, - Станиславский с некоторым трудом вызвал из памяти имя собеседника, - Или заведи себе любовницу, помоложе.
- Что вы! – тот даже испугался, - Если узнает – убьёт на месте! Пусть себе пилит, я уже привык. Можете проходить.
Охранник посторонился, а дверь щёлкнула и открылась, приглашая в приёмную. Секретарша, крупная грудастая девица с короткими чёрными волосами, приветливо улыбнулась посетителю и кивнула в сторону кабинета директора. Доктор мимоходом оценил длинные красивые ноги, но никаких выводов делать не стал.
Сергей Малов, высохший плешивый мужчина, шестидесяти с небольшим, располагался за огромным столом, размеры которого превращали хозяина кабинета в настоящего карлика. Обычно огромное полированное пространство заполняли разнообразные бумаги – единственный вид информации, который Малов считал достоверным, называя современные девайсы электронными вампирами.
Однако сейчас стол оказался девственно пуст, если не учитывать одинокий смартфон, испуганно отползший на самый край. Хозяин кабинета сидел в глубоком кожаном кресле и внимательно изучал лист бумаги. Физиономия Малова кривилась так, словно ему подсунули вердикт о прекращении финансирования.
- Привет, Робби, - поздоровался он, не отрываясь от чтения, - Посиди немного. Ещё пара минут…
- Здравствуй, Сергей, - Станиславский послушно опустился в жёсткое кресло, предназначенное посетителям и посмотрел в окно: дождь напоминал о себе лишь одинокими каплями.
Малов дочитал бумагу и нервно сунул её в пасть шредера. Тот довольно заурчал, превращая документ в серпантинные ленты и сплюнул в металлический лоток, которые позже отправят в печь. Директор потёр лицо и только сейчас, глядя в покрасневшие глаза, Станиславский понял, насколько его руководитель измучен.
- Робби, - пробормотал Малов, - У нас появилась проблема…К чёртовой матери! Нет, не одна проблема – целая куча долбаных проблем. Самые худшие, из них, это те, что касаются нарушения протокола безопасности. Проклятье, я даже не знаю, с чего начать.
- Начни с самого начала, - посоветовал Станиславский, скрывая улыбку.
Малов недоумевающе уставился на него, а потом принялся кудахтать, словно курица, снёсшая золотое яйцо.
- Всё шутишь, Роберт, - он внезапно оборвал нелепое веселье, - А мне, вот – не до смеха. Какой-то непонятный тип, вроде бы – блоггер, принялся рыть носом, отыскивая информацию по нашему институту. Понятия не имею, сколько мути он поднял на поверхность, прежде чем проснулась наша служба, чёрт бы её, безопасности!
«Давай, давай, выговаривайся. – подумал Станиславский, - Ты же именно для этого меня позвал. Всё, как обычно – Серёжу клюёт жарены петух и он срочно ищет жилетку, куда можно излить слёзы».
- А потом появляется некая журналистка или типа того. Наши люди тормозят её на въезде в город. Ну, проверка документов, то – сё…Эта заливает, дескать пишет репортажи о маленьких городках. Врёт, сучка! - Малов стукнул кулачком по столу и поморщился, - Журналистка – одно название! Да и не писала она сроду ничего подобного – тусовки да наркоманы. А тот блоггер, как выяснилось – её хахаль. Вместе, короче, работают. В общем, имеем мы конкретную утечку и если куратор узнает, как обстоят дела…
«Старый добрый Малов, - насмешливо размышлял Станиславский, - Давненько ты не вызывал приятеля Робби, чтобы излить на него поток испуганного сознания. Видать навалилось, по полной.
