Чёрные ангелы (быль № 1)

подстричься и пошел в парикмахерскую. В тот момент, когда мастер добросовестно выстриг правую сторону головы, сломалась машинка. Леха прикрылся платочком и перебежал в соседнюю парикмахерскую. И здесь ему не повезло. На оставшейся левой части ему успели состричь половину чуба – и отключили электричество. Не знаю, как он выкрутился в тот раз, но, кажется, полдня ходил страшный, как тифозный больной.
– Ясное дело, – согласился я и добавил: – Ты пойдешь и скажешь, что я напал на жилу. Скажешь, что газета через два дня взлетит на триста тысяч тиража, нет, скажешь – на пятьсот, как минимум.
– Не пойду… – сказал Леха, цедя водку, как воду. – Иди сам.
– Я могу и не дойти.
– А я дойду? – удивился он, картинно ставя рюмку на стол.
– Ты дойдешь, – заверил я его, – недаром я колесил по району два часа.
– За тобой следят? – догадался он.
– А то… – ответил я не без гордости.
– Интересно, кто? – спросил он, полный скептицизма.
– Черт его знает. Полиция – точно, и еще какие-то люди.
На самом деле я заметил лишь одного человека, который повел себя очень странно: при моем появлении во дворе он спрятался за кедр так поспешно, что вспугнул белку, которая обычно надоедала мне под окном своим цоканьем. Я не придал значения – мало ли кто шляется в нашем квартале, а приврал для красивого словца. Мало того, я проверился – свернул за угол и подождал – из арки вышел только маленький полковник, которого я, конечно же, не интересовал.
Леха снова покрутил носом, но теперь с явным осуждением, ведь если об этом сообщить главному, он ни за что не согласится на расследование подобной чуши.
– Ты пойдешь и скажешь ему, что объект, разбившийся в Севастополе, имеет отношение к инопланетянам. Может быть, это правда, а может, и нет. Не знаю. Скажешь, что я прохожу свидетелем убийства одного из них. Он поймет, что это сенсация. А потом поможешь мне.
– А долг простишь? – лукаво спросил он.
– Прощу, – пообещал я, вздохнув.
Проглотив для профилактики от каких-то желудочных бацилл две рюмки водки с молоком, он ушел, а я подумал, что если субъект из мэрии врет или даже он вообще не из мэрии, то у меня будут большие неприятности. С минуту я рассуждал на эту тему, а потом плюнул – слишком мало информации, чтобы прийти к какому-то решению. Возможно, человек в черном просто маньяк или даже серийный убийца. Ну и пусть, подумал я, тоже неплохо. Правда, не то, что я ожидал… но лучше так не рассуждать. Хотя что-то мне говорило, что я прав. А если это так, то я действительно напал на золотую жилу.
Я просидел в рюмочной часа два, выпил всю водку, заказал еще и начал уже беспокоиться. Отсюда до редакции два шага, а Леха не из тех, кто медленно ходит. Наконец в окне мелькнул его рыжий зонт, и он ввалился, радостный, как медный тазик.
– Ну?! – нетерпеливо спросил я.
Он загадочно улыбнулся, бросил на стол газету и сложил зонт, намеренно затягивая время. При его выдержке быть ему разведчиком. Потом проверил в зеркале, висящим на стене, свою прическу, которая называлась, кажется, «Сосульки на морозе».
– Ты что в парикмахерской был?
– Да… – сказал он, подбоченясь.
– Леха, – сказал я назидательным тоном, – первое впечатление можно произвести только один раз.
– Ну и что, – легкомысленно возразил он, – все женщины для меня, как в первый раз.
– А с таким зонтом нас точно засекут, – заметил я, стараясь побыстрее не выпустить пар.
– Не засекут, – ответил он, не отвлекаясь от своего занятия. – Мы с главным все обсудили. – сказал он, слюнявя палец и восстанавливая перышки в шевелюре. Потом сел за стол.
– Так вы там обсуждали?! А я здесь волновался.
– Главное, что он дал добро. За самые достоверные сведения – премия двадцать тысяч!
– Коричневым чеком, – согласился я.
Дело в том, что коричневый чек нельзя было опротестовать.
– Пополам, – воодушевленно добавил Леха. – А теперь слушай. Он уже в курсе. Не знаю откуда, но кто-то принес в клювике и сбросил ему. Но там ничего не ясно. Так что тот человек нам не конкурент.
– Я думаю, это Лука, – высказал предположение я.
– Может, Лука, – согласился Леха. Виски у него были бритые, а корни волос черные, и это при рыжем свете кожи, хотя можно было допустить, что это такая сложная окраска. – У него везде свои люди. А может, еще кто-нибудь. Но они точно ничего не знают. Так – одни слухи и догадки. Он дает нам три дня. Работаем автономно: без необходимости не звоним и не докладываем, чтобы не светиться. Я заскочил домой и взял кое-что из аппаратуры. – Он похлопал по карману. – Схема следующая: ты наживка, я – рыбак. Все записываем. Но ты вначале газету почитай, почитай... – В глазках его плавали искры смеха.
Я не обратил внимания на претенциозную статью на первой странице, посвященную положению в стране. В этой статье за отсутствием надежной информации муссировались слухи и домыслы, основным лейтмотивом которых были пресловутые «зеленые человечки». Я перевернул, третью и четвертую с сообщениями об очередных серийных убийствах, произошедших за сутки в различных районах города. Я не задержался на аналитическом обзоре экономического положения страны, который был полон дифирамбов в адрес правительства. И только на развороте шестой и седьмой, в разделе криминальной хроники обнаружил фотографию какой-то женщины, меньше всего походившую на блондинку, а под заголовком: «Кровавая разборка в центре» сообщалось следующее: «Сегодня ночью в гостинице «Балтика» была зарезана туристка, прибывшая накануне с Марса. Полиция предполагает, что это дело рук неуловимого серийного убийцы, которому полюбились светлокожие иностранки. Ведется расследование. Прокурор заявил, что дело взято под его личный контроль». Это было уже что-то, потому что обычно прокурор не давал без особой нужды никаких обещаний.
– Один тип из мэрии меня уже предупреждал, – сказал я, – что кто-то наверху занимается дезинформацией. Похоже, он прав.
– Это точно, – согласился Леха. – Я ведь уже проверил. – У него была поговорка: «Для бешеной собаки несколько километров не круг». – Не поленился сбегать, пока ты здесь водку лопал. Ничего в «Балтике» не было. Ни перестрелки, ни поножовщины. Ерунда какая-то. Кто-то хочет свести к обычной уголовщине. – Потом он подумал и спросил: – А ты сам-то уверен?
Я сунул ему под нос распухшую руку.
– Ну ладно… ладно… – примирительно согласился он. – И морда у тебя располосована, как арбуз...
– Первым делом мы отправимся в морг, – сказал я, не обращая внимания на его зубоскальство. — Поговорим с Шуриком Бондарем.
– А потом? – спросил он, все еще скоморошничая.
– А потом – в «Прибалтийскую», обыщем номер, вдруг что-нибудь найдем. А?
– Может, и найдем, – согласился Леха, – а может, и не найдем, кто знает? Потом?
– Потом видно будет. Ты слышал что-нибудь о группе «кальпа».
– Нет, – сказал Леха. – Это новый рок?
– Хватил философствовать, – сказал я. – Пошли.
Он вышел первым через черный ход. Я подождал. Вы спросите, почему я ничего не сказал Лехе о таинственной группе «кальпа»? Очень просто – иногда он работал в паре с Лукой, а я не хотел открывать карты раньше времени. Леха мог проболтаться просто из-за неведенья, а Луке палец в рот не клади. В любом случае существование таинственной группы было сенсацией. Потом я покинул рюмочную через центральную дверь. Нам нельзя было хотя бы в начале «светиться» вдвоем.

***
Город был полон испарений. Над крышами стоял утренний туман. Половину пути ничего не происходило. Я слушал в ухе Лехину болтовню:
– Они ж мне только с резинкой дают… какая здесь личная жизнь… А потом… знаешь, мне ведь одни Татьяны нравятся (вот почему я не знакомил его с Лавровой), и все они сейчас какие-то странные – деньги им подавай. А я из принципа живу без денег! Есть деньги – хорошо, нет денег – тоже неплохо.
– Похоже, я знаю не всех твоих приятельниц, – похвалил я его.
– Конечно не знаешь! Откуда? У меня знаешь, сколько Татьян?! Ого-го-о-о!.. Одна, представь себе, мазалась мочой, чтобы не стареть. Нет чтобы молчать в тряпочку, так она однажды, когда мы лежали в постели, похвасталась, представляешь? После этого я стал к ней принюхиваться. Так и расстались.
Ему нравились все женщины, но никто в конкретно. Он цеплял их в барах и на вокзалах, в подворотнях и в издательствах, и все были Татьянами, но ни с кем из них у него не было постоянных отношений.
– А кто тебя кормит? – спросил я.
– Конечно, они… кто же еще?.. – захихикал он в моем ухе так, что я потряс головой.
Однажды он влюбился. Это тоже случалось часто. И потащил в кафе знакомиться с актрисой – Ларисой Г. – грубовато-чувствительной брюнеткой, с большим влажным ртом и светло-зелеными глазами. Чуть-чуть крупноватой для него. Он влюбился в нее в виде исключения. Единственное, что останавливало его от следующего шага – ее собачья преданность. Она сама ему говорила: «Я собака. Я предана, как собака, и ничего с собой поделать не могу…» При этом она пожимала вовсе нехрупкими плечами и закатывала глаза по всем правилам обольщения – в общем, кокетничать она умела. Леха ее терпел, потому что в ее привязанности было что-то болезненное, и пока она оставалась для него тайной и он не мог разгадать ее, она могла быть спокойной, как может быть спокойна вода, когда ее льешь в серную кислоту. Не скрою, по отношению к себе я чувствовал ее странный интерес. Но мысль о том, что ее руки будут сжимать мой член, приводила меня в легкое замешательство. Я слишком любил собственное тело, чтобы поступать с ним таким необдуманным образом. Она снималась в пилотном многосерийном фильме – иногда в центре, иногда где-то в Сестрорецке, но неизменно появлялась по субботам в кафе «Классика» на Тифлисской, и вначале Леха сходил по ней с ума. Я догадывался, почему он не женился на ней. Причиной была ее опытность, которую она не прятала. Наверное, у нее был такой период – период демонстрации опытности. Позднее у меня появилась возможность убедиться в этом. Конечно, она не была слишком откровенной, но кое-что я все-таки узнал, что, разумеется, в ее глазах не было тайной. Обычная карьера столичной актрисы: кинематографический институт, съемки, и он – бывалый режиссер, который на полгода стал ее первым мужем. Она не взяла его фамилию, но снялась в его сериале. Впрочем, меня это мало интересовало. Можно сказать, что в те дни, когда я потерял счет времени, Леха спас меня: она оказалась идеальной любовницей. Прежде чем появиться, тактично предваряла свой визит телефонным звонком. Когда необходимость в этим звонках отпала, мы расстались. Я до сих пор благодарен ей и Лехе. Потом появилась Лаврова, но это уже другая история.
Наконец он помолчал и сообщил:
– Остановись на мосту, а то за тобой двое так чешут, что готовы добежать до Московского минуты за три.
Я послушался и остановился. Меня обогнали два типа: высокий и низкий, оба в легких куртках, и я понял, что под одеждой у них спрятано оружие – их допотопные полицейские нейтрализаторы, в простонародье – глушители мыслей, продукт устаревших технологий «первой странной войны». Насколько я знаю, это оружия при применении издавало запах ночной фиалки. Я пожалел, что оставил свой револьвер дома. Они дошли до позеленевших коней Росси и закурили, уставившись на воды Фонтанки. Сеял мелкий дождь. Рядом с опорами