1989 год. Остров первый

Острова…!
Эти прекрасные Острова находятся… Нет! Я не буду говорить, где они находятся, я даже не приведу на этих страницах их название. Пусть это все останется в тайне. Хотя я согласен, что тайна эта весьма относительна, потому что каждый из вас, так же, как и я может случайно, а может и неслучайно, отыскать эти чудесные Острова, но все же путь к ним я вам указывать не хочу.
Как нашел их я?
Да очень просто. Наскучило мне сидеть на одном месте, наскучило заниматься изо дня в день одним и тем же, наскучило постоянно думать о том, как прожить день сегодняшний и что принесет мне день завтрашний, бросил я все это и отправился в путь, не планируя маршрута, не определяя цели. Привел меня мой путь на Острова, случайно это произошло или было определено кем-то свыше, я не знаю, но, попав сюда, не смог не начать записывать то, что видел, свидетелем чего становился сам, или о чем удавалось услышать от других.
С тех самых пор, как я нашел Острова, только становится мне туго или грустно, я сразу же отправляюсь туда, находя в этом пути великое для себя облегчение.
Но, впрочем, я отвлекся.
Острова, их восемь, располагаются довольно близко друг к другу, конечно, не настолько, чтобы их можно было соединить мостами, но достаточно, чтобы когда-то, еще очень давно, пустить между ними паром, который и по сей день перекатывает океанскую воду своими огромными, обросшими ракушками и водорослями, деревянными колесами, несмотря на все чудеса современной электроники и энергетики.
Отличаются Острова друг от друга и своей природой, и размером и, что особенно удивительно, даже климатом. Сев на паром, можно за какие-то полчаса-час перенестись из современного города, наполненного выхлопными газами и светом неоновой рекламы, в неторопливый быт и чистоту деревеньки, где автомобиль и тот есть не в каждом доме.
Познакомлю вас с одним из этих Островов.
Часть истории я расскажу, как очевидец, а часть со слов местных жителей, с которыми я довольно быстро подружился.


1.
Стояла осень.
Прохладный октябрьский ветерок вечерами напоминал об этом все более настойчиво, а по ночам даже начинал накрапывать дождь. Опустели океанские пляжи, разъехались курортники, с городских улиц исчезли бойкие лоточники, убрав до следующего лета свои полосатые тенты, вот-вот должен был закрыться дополнительный сезонный цех на заводе «Мороженое для всех возрастов».
Остров готовился перевести дух перед следующим приемом гостей, надо было немного прибраться и выспаться.
Но тот день выдался на удивление теплым и солнечным.
Казалось, сама природа предвещала что-то необычное и радостное, все вокруг дышало свежестью и ожиданием.
Хотя Ганн и вылез из постели, как обычно, злой и мрачный – это при его-то любви подрыхнуть и понежиться под теплым одеялом до полудня, каждый день вставать в такую рань, - но и он, поддавшись очарованию яркого дня, улыбался своему отражению в зеркальце, встроенном в приборную доску, насвистывая себе под нос какую-то веселую песенку, ведя автобус по горному серпантину, прислушиваясь к шелесту колес и детской возне за спиной.
Ганн на секунду оглянулся и посмотрел на своего любимчика, маленького Жика, которого прозвали Вертуном. Обычно мальчик с лихвой оправдывал свое прозвище, был самым озорным и подвижным. Говорят, что он успевал, идя по классу к доске, дважды выстрелить из рогатки, трех девочек дернуть за косички, толкнуть трех приятелей и трижды повернуться вокруг своей оси. Но сейчас он сидел молча и угрюмо, уперев сосредоточенный взгляд в спинку переднего сиденья. Соседи громко смеялись, рассказывали ему наперебой разные веселые истории, в основном, из жизни их деревенского пастора, но мальчик даже бровью не вел. Спор есть спор, и его надо выигрывать. Для учителей сегодня, видимо, будет трудный день – после такого долгого вынужденного простоя Вертун на уроках наверстает упущенное.
«Ну и выдержка, - подумал Ганн, - почти как у меня.»
Себя он считал молчуном и «очень сдержанным мужчиной средних лет».
Ганн был достопримечательностью всего Острова, именно не города, а всего Острова. И в этом нет ничего удивительного, его знали везде и все – он же работал водителем маленького, им самим раскрашенного, автобуса, на котором Ганн каждое утро, ни свет, ни заря, объезжал пригородные горные селения, собирая детей, и вез их в низину, на побережье, в городскую школу.
Говорят, когда-то кто-то из ребят пересказал ему всего Фенимора Купера, и с тех пор Ганн носил клетчатую рубашку, косынку на шее, широкополую шляпу и пояс с пустой кобурой. В добавление к этой красочной картине он отпустил бороду, которая росла на его маленьком сморщенном, как моченое яблоко, лице отдельными седыми кустами. С тех пор он объявил себя «молчуном» и «сдержанным мужчиной…», как настоящий житель Дикого Запада.
Когда я приехал на Остров, я некоторое время снимал комнату в домике Ганна и тогда нашел подтверждение истории с пересказом Купера. Дело в том, что у Ганна в большом кованном сундуке вместе со старым тряпьем лежали тома полного собрания сочинений писателя, и неграмотный Ганн признался мне, что давал читать эти книги детям, с условием, что они будут пересказывать ему прочитанное. В некотором смысле из-за Купера мне пришлось переехать от Ганна. Ведь все в жизни должно уравновешиваться, и напускная молчаливость моего хозяина компенсировалась его необузданной разговорчивостью во сне, а если к этому добавить, что стены в его домике были сделаны из фанеры, то становится очевидной оправданность моего переезда уже после первых бессонных ночей.
Если мир держится на трех китах, то у нашего (я долго прожил на Острове и поэтому данное слово считаю законным) города тоже были свои киты – это гостиница, школа и театр, и не потому что они были уж такими шикарными и известными, а потому что в городе больше ничего интересного не было, если не считать целебный, как говорят, источник на площади, оборудованный в виде фонтанчика.
В двух наших «китах» Ганн был завсегдатаем – в школе и в гостинице.
Скрипя тормозами, автобус останавливался у школьного крыльца, дети веселой гурьбой скрывались за дверью, а за ними, не спеша и вразвалочку, следовал Ганн. По гулким школьным коридорам он шествовал в кабинет Директора, чтобы засвидетельствовать свое почтение и сообщить, что все дети живы и здоровы, или, что кто-нибудь не приехал и по какой причине. Затем он отправлялся поздороваться с учителями: м-ром Саэлем и м-с Мердод, остальным учителям он не был представлен и поэтому обходился лишь легким кивком головы.
После этой церемонии, занимавшей не более получаса, он садился в автобус и, объехав фонтанчик с целебной водой на площади, останавливался возле гостиницы, которая находилась как раз напротив школы. Автобус он оставлял, вернее привязывал, к старой, Бог знает, как сохранившейся коновязи, похлопывал его по капоту, словно хороший хозяин свою кобылу, и шел в бар (он называл это заведение исключительно: «Saloon»).
Так как гостиница была единственная, и спутать ее ни с какой другой было невозможно, то она не имела названия, и …
Но постойте, что это?
Как раз в это утро хозяин гостиницы – старый Орэ и его жена прибивали какую-то вывеску над входом. Ганн остановился и, хмыкнув, осмотрел вывеску, гласившую:
«Первая городская гостиница «ЗАТЕРЯВШАЯСЯ В ГОРАХ»»
Ганн сделал вид, что читает, пошевелил губами и снова хмыкнул.
-Что это, Орэ?
- Название, Ганн, - Орэ, тяжело дыша и отплевывая гвозди, слез с лестницы.
- К чему?
- Так положено. Мой сын приехал с Центрального острова, там он был в большом городе, ты же знаешь, он ездил туда учиться, и говорит, что там солидные предприятия имеют названия.
- Но там их много.
- Ну и что? Вдруг у нас построят еще одну, а может две, или даже три гостиницы. Пусть люди знают, что моя была первая. Все, жена, слезай, я уже прибил, - вспомнил Орэ о своей супруге, все еще придерживавшей вывеску.
Отойдя чуть подальше, Орэ, как истинный художник, полюбовался плодами своего труда:
- Совсем другое дело!
- Кто это тебе рисовал? – спросил Ганн, рассматривая искусно изображенные горы и океанское побережье, на вывеске явно не хватало парочки вигвамов.
- Известно кто, калека Мик. Кто еще в городе может такое изобразить?
Мик был сыном режиссера нашего городского театра.
- Проходи, Ганн, - стоя на крыльце, Орэ широко распахнул дверь.
Первый этаж гостиницы занимали холл и бар, дверь в который находилась рядом со стойкой портье. В холле стояли несколько старых кресел и кадки с пальмами, на окнах висели тяжелые портьеры, а пол укрывал старый истертый ковер, когда-то он был большим, но постепенно, по мере того как из него вырезались наиболее протертые куски, он превратился в несколько небольших ковриков, которые постоянно меняли свое место из-за спотыкавшихся об их неровные края постояльцев.
Второй этаж занимали номера.
Хотя гостиница была двухэтажной, Орэ упорно именовал этажи нижним и последним.
Жена Орэ ушла на кухню, а сам хозяин отправился в бар за стойку, оставив дверь в холл открытой на случай, если вдруг забредет к нему какой-нибудь случайный путник.
Ганн со вздохом забрался на высокий табурет у стойки.
- Как обычно? – спросил Орэ, протирая стаканы за стойкой.
Ганн кивнул.
- Эй, Орэ - старина, мне кажется, что с этого «ковбоя» надо взимать дополнительную плату! – раздался веселый голос из угла.
Ганн вздрогнул и съежился.
- За что, Босс? – спросил Орэ, ставя стакан на стойку.
- Его кобыла, - Босс кивнул в сторону приоткрытой двери, за которой был виден привязанный автобус, - съест все твое сено.
Босс и трое парней, сидевших с ним за столиком, громко захохотали.
- Ну-ка, Ганн – дружище, испепели меня своим мужественным взглядом! – не унимался Босс.
Ганн не шевелился, а только затравленным взором вопрошал у Орэ, когда это банда появилась в городе, и почему никто не знал об очередном налете?
Следует отметить, что банда также является достопримечательностью нашего города. Когда и как она появилась в этих местах, сейчас уже никто точно не скажет, некоторые старожилы утверждают, что нынешний Босс получил свой титул по наследству от отца, организовавшего сей доходный бизнес (но я еще однажды слышал, что нынешний Босс является бандитом не второго, а даже третьего поколения, однако, если учесть, что слышал я это в баре поздно вечером, то к данному утверждению следует относиться с определенной долей скептицизма). Хотите, верьте этим рассказам, хотите, нет, но факт остается фактом: банда существовала, и налеты на город, а точнее на гостиницу и ее постояльцев, она совершала регулярно.
Обычно это происходило так: банда врывалась в город на огромном черном лимузине, под звуковое сопровождение квакающего клаксона и скрежета на поворотах и ухабах. В клубах пыли, совершая лихой разворот, лимузин со скрипом останавливался около гостиницы, при этом от него всякий раз отваливалась какая-нибудь, видимо, лишняя деталь и со звоном откатывалась к фонтанчику. И в бар входили пятеро молодых, загорелых, ослепительно улыбающихся парней с револьверами в руках (говорят, что эти револьверы никогда не заряжались, а злые языки утверждают, что это вообще были детские пугачи). Парни, выпив по стаканчику и заказав обед, расходились по