1986 год. Мелодрама у замочной скважины

Всего мгновение я видел ее глаза ...
Был яркий, солнечный день.
Всего мгновение я видел ее глаза, но этого было вполне достаточно ...
Чтобы не выделяться из спешащей, суетящейся дневной толпы, я шел быстро и целеустремленно, делая вид, что занят и тороплюсь по неотложному делу, как и все те, кто окружали меня.
Всего мгновение я видел ее глаза, но этого было вполне достаточно, чтобы понять ...
Я ничем не выделялся из толпы - ни темпом ходьбы, ни одеждой - мои серый легкий костюм в полоску и белая рубашка без галстука сливались с общим серым фоном, пожалуй, мне не хватало только какой-нибудь папки или портфеля. И очки не гармонировали с общим видом.  Да очки, необыкновенно большие очки, они закрывали не только глаза, но и часть лица, они давали мне ощущение свободы и иногда заставляли кого-нибудь задержать на мне взгляд.  Очки были моей защитой, моей непреступной крепостью. За ними, как за стеной, никто не видел меня, скрыв часть лица, я скрылся весь.  Я же видел их всех, безнаказанно заглядывал в каждую пару встречных глаз, но не видел того, что искал - вокруг была пустота.  Да, да, я как... как рентгеном просвечивал их насквозь, замечая каждую складку души, но они даже не вздрагивали, не чувствовали моего проникновения. Я как через сито просеивал их души, но ничего не оставалось на поверхности.  И при этом они спешили, суетились, считая, что именно без его, каждого конкретно, суеты что-то изменится, остановится, или того хуже - пойдет вспять.
Каждый мнил себя центром вселенной, не замечая или не желая замечать, что рядом снуют миллионы таких же центров, одолеваемых теми же мыслями и стремлениями. Они, как слепцы, проносились мимо друг друга, чудом не сталкиваясь, изредка перекидываясь словами, а порой и целыми фразами, но, не обращая друг на друга внимания, не пытаясь заглянуть в глубину глаз ближнего. Только я видел их всех вместе и каждого в отдельности, но мне было скучно и неинтересно среди их мнимых и мелких страстей.
Всего мгновение я видел ее глаза, но этого было вполне достаточно, чтобы понять, что я нашел то, что искал ...
Для своих поисков я выбрал центральную, наиболее оживленную улицу, но теперь устав и отчаявшись, решил отдохнуть от блуждания в пустоте и свернул на тихую узкую улочку, где можно было не спеша погулять и ...
Она шла не торопясь, скользя взглядом по встречным лицам, но не видя никого и ничего. Ее застывшие глаза скользнули и по моему лицу, но, ничего не почувствовав, перескочили на витрину обувного магазина.
Всего мгновение я видел ее глаза, но этого было вполне достаточно, чтобы понять, что я нашел то, что искал, и удача, наконец, улыбнулась мне. Ее взгляд заполнил всю пустоту вокруг, окутал меня, увлекая за собой в еще неведомый мне ее мир.
Она прошла мимо.
Я остановился, делая вид, что рассматриваю витрину. Прямо передо мной оказался манекен в спортивном костюме, который тупо смотрел куда-то поверх моей головы, на его груди красовалась огромная бирка с ценой.
Я постоял несколько секунд и, превратившись из спешащего делового человека в скучающего отпускника-зеваку вразвалочку, руки в карманах, пошел за ней, все еще не смея поверить в свою удачу.
Она шла медленно, но то была необычная медлительность. Cовсем нетак идет человек, которому просто некуда спешить и надо убить время или который гуляет для поправки подорванного на сидячей работе здоровья. Она двигалась походкой человека уставшего, надломленного, будто неся в душе тяжелый груз, к которому еще не привыкла, но о котором не забывает ни на секунду.
На углу она оступилась и, чтобы не упасть, оперлась рукой о стену дома.  Огляделась, как будто спрашивая себя, где она и как сюда попала. Так она стояла относительно долго, затем оторвалась от стены, именно не оттолкнулась и не просто опустила руку, а оторвалась, как отрывается привязанная к причалу лодка во время шторма, когда нити, сплетенные в канат, рвутся не сразу, а лопаются постепенно, по очереди, упорно сопротивляясь воле стихии, так и ее пальцы, казалось до последнего мгновения боялись остаться без опоры.
Она медленно пошла по краю тротуара, неестественно тяжело ступая, будто отбывая какую-то повинность или идя к какой-то цели, заведомо зная, что цель эта не имеет смысла.
На вид ей было лет сорок или немногим больше, но, если бы я не видел ее лица, то сейчас дал бы ей гораздо меньше: ее молодую фигуру не портила даже, быть может, излишняя, полнота, придававшая ее движениям еще большую мягкость и женственность. Темное обтягивающее платье исключало любые предположения о попытках скрыть какие-либо недостатки, а стройность ног подчеркивалась высокими каблуками туфель.
Кто-то из встречных прохожих задел ее, но она даже не заметила этого, только дрогнула высокая аккуратно уложенная копна темных волос на голове.
Около автобусной остановки она остановилась, потом собралась было идти дальше, сделала несколько шагов, снова замерла и вернулась.
Я встал чуть в стороне, разглядывая поверх очков ее приятный профиль. Бледные щеки, маленький прямой нос, большие серые глаза с длинными неярко накрашенными ресницами, тонко выщипанные брови, пухлые чувственные губы, округлый подбородок, полноватая шея.
Она подняла руку и убрала прядку волос, выбившуюся на лоб.
Пальцы у нее были длинные и тонкие, под белой кожей рук виднелись извилистые линии жилок.
Подошел автобус.
Я протиснулся сквозь плотную толпу и встал рядом с ней, на меня повеяло легким, едва уловимым, чуть сладковатым ароматом ее духов.  Я разглядел мелкие морщинки вокруг глаз, две неглубокие складки в углах рта и частые серебренные нити седых волос.
Кто-то коснулся ее плеча, прося передать деньги в кассу. Не отрывая взгляда от грязного пятна на стекле, она взяла монету и, так же не глядя, передала ее дальше. Кто-то спросил, выходит ли она на следующей остановке, женщина не отреагировала, и спрашивавший, недовольно хмыкнув, оттеснил ее от меня, пробираясь к выходу.
Теперь я видел только ее волосы.
Она вышла на кольце, я выскочил следом.
Через проходной двор и гулкие сырые подворотни мы вышли на соседнюю улицу. Прохожих здесь почти не было, и я, чтобы не привлекать ее внимание, хотя, на мой взгляд, сделать это было почти невозможно, отстал от нее на несколько шагов.

* * *

Яркий солнечный день.
Несмотря на жару люди, как всегда, торопливо движутся по улицам, все заняты своими делами, спешат, в только им одним известном, направлении, обгоняя друг друга, кивая на ходу знакомым, едут в транспорте, стиснутые в привычной давке, мельком просматривая газеты или с неожиданным увлечением читая роман.
Обычный уличный ритм трудового дня.
По краю тротуара медленно идет высокая стройная женщина в темном платье.  Она опустила голову и, кажется, не замечает ничего вокруг.
В нескольких шагах за ней следует мужчина в легком сером костюме, белой рубашке без галстука и больших темных очках. Он делает вид, что рассматривает витрины магазинов, а на самом деле следит за женщиной, ловит каждое ее движение, жест и даже невольно начинает подражать ее походке.
На углу женщина спотыкается и, чтобы не упасть, опирается рукой о стену.  Мужчина делает невольное движение, как будто хочет поддержать ее, но, опомнившись, а вернее вняв моей команде, отступает чуть назад.
Женщина оглядывается и, помедлив, идет дальше. Мужчина за ней.
Потом они едут на автобусе, сойдя на последней остановке, продолжают путь также медленно и неуверенно.
Cсоздается впечатление, что женщина не знает направления и цели своего пути.
Мужчина немного отстает, чтобы она не увидела его на пустынной улице.
Он мой послушный, покорный двойник, за которым я иногда люблю понаблюдать со стороны.

* * *

Наконец я увидел цель ее пути -  она свернула в широко распахнутые ворота кладбища.
Утоптанная песчаная дорожка была укрыта тенью растущих вдоль нее ветвистых, раскидистых дубов, за которыми виднелись, разбросанные в беспорядке, оградки, кресты, памятники, и оттуда на прохожих смотрели спокойные, замершие лица на овальных, коричневатого тона портретах, лица в большинстве своем молодые и улыбающиеся.
Песок тихо поскрипывал под ее каблуками, и это был единственный звук нарушавший, неожиданно навалившуюся на меня тишину. Еще секунду назад вокруг шумел город, а теперь я был отделен от него незримой, но ощутимой какими-то закутками души чертой, проходившей вдоль кладбищенской ограды, разделившей весь мир на сиюминутную суету и вечный покой, заставляющий некоторых ускорить шаг, а некоторых задумчиво приостановиться, но одинаково притягивающий и волнующий мысли и сердца и тех и других.
Тем временем женщина начала проявлять признаки беспокойства: то останавливалась на пересечении дорожек, то ускоряла шаг, поминутно оглядываясь - она либо заблудилась, либо просто не знала точно, куда должна идти и теперь пыталась понять это. Наконец она успокоилась и, свернув на боковую дорожку, остановилась за стволом одного из дубов, напряженно вглядываясь в просвет между двумя массивными памятниками.
Я прошел чуть дальше и, открыв низенькую калитку, вошел за одну из оградок, встал напротив могилы и скорбно опустил голову так, чтобы при этом не потерять из виду, спрятавшуюся за деревом женщину, и, проследив за ее взглядом, выяснить причину столь долгого пути и странного ее поведения.
Десятка два человек стояли над свежевырытой могилой недалеко от нас.  Открытый гроб был опущен на землю рядом с ямой, но лица покойного я не видел. Хотя оно меня интересовало, я не решился подходить ближе.
Рядом с гробом стояли одетая в траур полная женщина лет пятидесяти с опущенной на лицо короткой вуалью и молодой человек, поддерживавший ее под руку. Остальные расположились плотным полукругом позади них.
К гробу подошел невысокий сухонький старичок и, уперев взгляд в пустую еще могилу, начал говорить, иногда смахивая слезу белоснежным носовым платком.
Я не мог слышать речь старичка, но по отдельным, долетавшим до меня словам и фразам, понял, что покойный, как и полагается, был человеком талантливым, выдающимся и т.д., т.д.
Затем говорила какая-то женщина, и наконец двое молодых людей начали опускать гроб в могилу. Женщина в вуали дрогнула, сделала было шаг вперед, из горла у нее вырвался какой-то каркающий звук, но молодой человек, стоявший рядом, сжал ее локоть, и она, отступив, привалилась к его плечу, голова ее дернулась и опустилась, молодой человек судорожно одернул пиджак, пригладил волосы и, повернувшись к женщине, что-то шепнул ей на ухо.
Я совсем забыл о своей "спутнице" и сейчас, вспомнив, оглянулся. Она стояла там же, под деревом, комкая в руке платок и иногда поднося его ко рту, чтобы заглушить, сотрясающие тело, рыдания, но глаза ее при этом, к моему великому удивлению, оставались совершенно сухими.
Когда о крышку гроба ударили первые комья земли, она отвернулась и неожиданно быстро и решительно направилась к выходу.
Меня расстроила эта поспешность, так как я надеялся, что она при выходе встретится с теми, кто стоял у гроба, и эта встреча, как мне казалось, должна была быть интересной и необычной. Но удостовериться в правильности своих догадок мне было не суждено, и они так и остались догадками.
Выйдя на улицу, она остановилась.
И тут у