Госпожа государыня от речей сих медоточивых обнадёживающих вся разомлела да расплылась прямо по вздыбленным половицам. Залезли, покряхтывая, в разбитое окошко мудрецы, кое-как собрали кормилицу, в чувство привели нежными пощёчинами и брызгами из брандспойта.
Голова 4.6. Рассказ второго мудреца.
Стал второй мудрец вторую новость в ухи короМачехи впихивать, пока она опять не разомлела:
-Вторая новозина не так лучезарна, как хотелось б, хотя светла от неё светлица. Помянишь, упечительница, с чем мы разом в окошко твоё стукатались, да в глазёнки ломались? Да-да-да, мы про лучистую зарницу, про которую ты подумала, что это уже солнце встаёт, кому надо даёт. Не солнца это совсем-то, на дворе ещё ночь дремучая, глаза выедучая. А светло такое яркое от пожара грандиёзного, коим полыхает твоя прекрасная лекседрицкая библиётика. Бес попутал, что уж тут говорить, все вопросы к нему.
Долго ли коротко ковырялись мы в библиётечных архивах, но всё же нашли мы в древней уже совсем замшелой части стеллажа под нижней полкой внутри другой рукописи рукопись заветную с подобным нашей сказочке сюжетом:
Что у попа была собака, которую он любил. А собака не любила, что поп её любил, из-за чего на попа зуб точила. Как зуб нормально заточила, так и отожрала ему всё его сало. И хотя поп моментально извлёк своё сало из утробы несчастной твари, было уже поздно пить баржом. Развилась у попа базедова болезнь, осложнённая побочным рифмоплётством во сне методом автоматического письма. Вот так худющий поп без сала во сне создал грустскую пригородную сказку про дремлющую крысавицу, которая объедалась яблоками и впадала в дремучую дрёму беспробудную, из которой её мог вытаскивать только третий сын лукавого забугорного правителя какими-то очень хитрыми ласками и извращениями. Такими хитрыми, что бес сто грамм только и разберётся, как их распутать.
Голова 4.7. Рассказ второго мудреца (продолжение).
Вызывали мы этого беса ста граммами, вызывали, да так навызывались, что проголодались за трудами праведными. Решили картошки поесть, да мозги мудряные подпитать, чтоб способы немыслимые далее искать, и икоту от вызывания беса подунять. Разложили мы из паркету костерок, да стали печь картошечку, что в карманах вассермановских притащили. Васёк Окуянный, царство ему без бесное, всё кричал-причитал «Гори-гори мясо, чтоб картошечка не стухла», метая при этом, как бес умный, папирусы да клиросы на растопку. Ну и раскочевряжил костерок, подобный буре в пустыне. А буря в пустыне, известно дело, языков в плен не берёт, и сусликов загулявших не милует.
Вот и костерок наш, распалившись да возбудившись, уже особо не разбирал, где картошка, а где таблички глинобитные, всё подлизывал. Да так, что нам пришлось ретироваться восвояси, отбиваясь от прожорливого огня, который сожрал нашу картошку, свитками да рукописями. Васёк Окуянный сам не заметил, как заметнул в полымя табличку со способом стопроцентным искомым. За что принял постриг от нас и ушёл в стыду на дальние кордоны.
Так мы и не познали до конца оставшиеся пятьдесят процентов способа пробуждения Принцессы. Но они уж точно есть. А раз есть, то пора знать честь и чего-нибудь поесть. Мы ж картошку так и не пожрали, она вся огню досталась. На остатки, что огню не достались, куча нахлебников-пожарных бригад. Так что, матухна, не собессудь, нам поесть чего-нить ссудь.
Конец рассказа второго муд-реца.
Голова 4.8. Счастливый финал четвёртой части.
Расчёт короМачехи был верен. Кабы ей новости были в обратном порядке рассказаны, пошли бы дзинь-мудисты прямёхенько костёр свой тушить, как миленькие. И не свитками и рукописями, не пирогами и блинами, да солёными грибами, а своими телами тучными, на объедках раздобревшими. Но момент был потерян, гнева уже было недостаточно. После брантсбойта-то где ж ты его столько наберёшься.
Тем более, что и способ комбинаторный всё же существовал. Оставалось его только докрутить-докумекать. Для чего ещё могли мудрецы пригодиться воды напиться. Потому она и не стала их заплёвывать и на смерть верную отправлять, а напоила-накормила, чем попало, спать по углам уложила. И сама возлегла. Утро вечера мудренее даже для таких мудрецов порой. Потом покои неделю ещё источали специфический бомжеватый запашок, который был не убиваем никакими дезодорантами для туалетных мест и вонючками-ёлочками для зеркал авто.
Пожар библиотеки повесили на Змея Горыныча, на которого обычно вешали все пожары непонятной этимологии. Хотя его никто не видел. Поэтому называли Змей Горыныч-невидимка. Тем более что и улики были соответствующие – картошка, которую легко было интерпретировать, как обгоревшие фекалии Змея Горыныча-невидимки. Мало того, что библиотеку подло сжёг, так ещё и навандалничал-наглумился, панк эдакий. Сию распространённую теорию пожаров и доложили в качестве рабочей версии правителям капитаны пожарных бригад, объевшихся печёной картошкой.
После внеочередного совещания по вопросам чрезвычайного происшествия короМачеха вернулась в свои покои к продравшим слипшиеся от чего попало глаза дзинь-мудистам. Прочитавши тайные заклинания, покумекав так и сяк, покамлав-попричитав, не мудствуя рукавом, нашлось гениальное в своей простате решение – объявить конкурс третьих принцев, разработать эффективную систему мотивации, провести массированную рекламную компанию во всех СМИ, и пусть себе принцы измышляют и обкатывают на практике хитрые извращения для Принцессы пробуждения. С тем планом на крыльях радости полетела антагонистка держать пред царКоролем промежуточный отчёт о результатах в первой контрольной точке.
Антракт!
Как проходил конкурс третьих принцев, какая была награда, и кто победил, любознательный Читатель узнает в продолжении...
