Светлой памяти Ромки
Это сейчас всё называют мудрёными иностранными словами, а раньше всё было по-простому. Озорника и приколиста Ромку теперь бы называли, наверно, пранкер* Роман. Или ещё как-нибудь замысловато, потому что много он творил разного озорства. А тогда его просто прозвали Кашлаткой за пышную, кудрявую причёску а-ля Анджела Дэвис**. Причёска была так хороша, что один раз в театральном гардеробе тётка-гардеробщица, принимая у него полушубок на хранение, услужливо спросила:
- А шапочку будете в гардероб сдавать?
На что Ромка, подёргав себя за кудри, весело сообщил :
- Нет, она у меня гвоздями прибита.
В провинциальном магазинчике (тормознули проездом, чтобы купить что-нибудь вкусненького в дорогу) две любопытных тётки – продавщицы, смущаясь, попросили позволения задать Ромке «нескромный» вопрос:
- А скажите, у Вас это парик или свои волосы ?
На что Ромка весело ответил, что это парик, но снять он не может, потому что парик к голове приклеен.
Бабкин сосед (каждое лето Ромка проводил вместе со своими родными и двоюродными сестрёнками – братишками у бабушки, в маленьком белорусском городке), вечно пьяный Женька был типичный провинциал и признавал, как и большинство своих земляков, только стандартную стрижку «под ноль» и трёхдневную щетину, завалившись «в гости», высказал неудовольствие внешним видом Ромкиного бородатого кузена Яшки:
- Ты, Яша, сбрэй бараду, у лес пайдёш , усех распугаеш.
Потом он положил здоровенную ладонь на пышные Ромкины кудри, широким жестом провёл по башке и заявил:
- Я вас усех уважаю, но кашлатых – не люблю.
С тех пор с «лёгкой» Женькиной руки стал Ромка Кашлаткой.
Весёлый, неприхотливый, забавный, огромные серые глаза в обрамлении пушистых ресниц. Общительность, любовь к приключениям, любопытство. Неиссякаемое обаяние – он мог на вечеринке захороводить сразу несколько девчонок, наобещать им в шутку три короба, а на другой день забыть о них, в то время, как они рассерженно звонили – «ты же обещал». Вот такой он был, это всё Ромка.
По дискотекам, кабакам, вечеринкам и концертам они шатались неизменной весёлой компанией - Ромка и и его двоюродные Яшка и Майка, сверстники. Все трое были весёлые, компанейские, имели много знакомых, и их компания всегда «обрастала», начинали обычно втроём плюс две водки и шампанское на вечер, а кончали многолюдно и маршем с походной песней «Айн, цвай, драй» по «Броду» (примечание – «Брод», Бродвей - бывший проспект Ленина, ныне – пр. Гедиминаса, парадная улица в Вильнюсе) . Как только в милицию не угодили за такие проделки , ведь путь пролегал прямо напротив здания КГБ республики.
Кафе «Неринга» появилось в Вильнюсе в начале 60-х и всегда отличалось особой аурой и традициями, а также необычным интерьером, сохранившимся почти до наших дней. С момента открытия оно стало местом встреч творческих людей, приезжали сюда писатели, художники, музыканты, другие известные люди из многих городов страны. Среди приезжих знаменитостей - Бродский, Евтушенко, Ахмадулина, Высоцкий, Окуджава, Рождественский …
В 1971 году Иосиф Бродский посвятил знаменитому кафе стихотворение в цикле «Литовский дивертисмент»
Кафе "Неринга"
Время уходит в Вильнюсе в дверь кафе,
провожаемо дребезгом блюдец, ножей и вилок,
и пространство, прищурившись, подшофе,
долго смотрит ему в затылок.
Потерявший изнанку пунцовый круг
замирает поверх черепичных кровель,
и кадык заостряется, точно вдруг
от лица остается всего лишь профиль.
И веления щучьего слыша речь,
подавальщица в кофточке из батиста
перебирает ногами, снятыми с плеч
местного футболиста.
В Ромкины 80-е «Неринга» сохранила тот же колорит – журчащий фонтанчик между двумя залами возле бара, деревянную отделку фойе, разрисованные художниками стены и барельеф – обнажённые женщины на берегу моря – украшение залов, парадные двери из стекла с матовыми волнами и решётками ручной работы с изображением флюгеров, негромкую «живую музыку» - в «Неринге» всегда играли тихий джаз. И пианист дядя Саша, поглядывая в зал, в такт музыке кивал головой. Треугольные столики на чёрных ножках с времён 60-х перешагнули в 80-е. И вечные очереди у входа. И фирменное блюдо – котлета по-киевски, она здесь удавалась лучше всего и была гордостью ассортимента. Но завсегдатаи – молодёжь – ходили туда и в пятницу, и в субботу, и в воскресенье не есть, не пить, а пообщаться, посплетничать, завести знакомства. Поэтому и заказывали на вечер высокий бокал «Баделя***» или ещё что-нибудь экономичное. Официанты это знали и уже не возмущались, когда такие посидельщики на услужливый вопрос «что-нибудь ещё?» отвечали :
– А принесите-ка нам по стакану чая с лимоном!
На завсегдатаев не сердились, ведь завсегдатаи в «Неринге» были такой же частью её колорита, как джаз, фонтанчик и котлеты по-киевски.
Ромка и его компания были не то, что завсегдатаи, но частые посетители «Неринги». Ходили традиционно втроём или с компанией побольше, в зависимости от количества денег «на нос» выбирая формат пирушки. Опытный Ромка мог сварить «кашу из топора». Расскажу, как это бывало.
Как-то холоднющим январским вечером весёлая троица гуляла по Броду, где всегда можно было встретить знакомых. Первый повстречавшийся общий знакомый , Яшкин однокурсник Женя, шмыгая замёрзшим носом, предложил посидеть компанией в «Неринге», утюжить Брод в такую холодрыгу было неуютно. Ревизия общих финансов показала «наличие почти отсутствия» - общая сумма денег на четверых не превышала трёх рублей. С такими капиталами соваться в кафе вроде и нечего было, но Ромка сказал, что всё устроит лучшим образом:
- Сидеть, есть и пить будем целый вечер.
Они вчетвером уселись за треугольный столик, рассчитанный на троих и, конечно же, для четверых совершенно тесный. Потом Ромка, изучив меню, сделал заказ. Посиделки без алкоголя официантами не приветствовались. Ну что за прибыль такие клиенты приносили заведению? Поэтому их и старались выкурить побыстрее, ведь у входа неизменно висела «борода» очереди. Но не тут-то было. Когда принесли заказ, оказалось, что столик, что называется «полон яств» и не то, что бутылку, рюмку на нём уместить невозможно Опытный Ромка поназаказал дешёвеньких, плохо съедобных кушаний, которые подавались в маленьких тарелочках и стоили сущие копейки – мусс, желе, каменное песочное пирожное и т.п.
- Смотрите, - втолковывал Ромка, - вот мусс – эта такая хрень, которую за целый вечер не съешь, потому что он вообще несъедобный, стоит 18 копеек. И никто тебя не выставит, пока всё не съедено.
Заставленный маленькими тарелочками с несъедобными кушаньями столик оказался самым весёлым в «Неринге» в тот вечер, несмотря на полное отсутствие алкоголя. Вокруг ели и пили, но никто так не веселился, как озорная Ромкина компания. Вечеринка завершилась «по стакану» чая с лимоном, после чего все довольные разъехались по домам.
По домам? А это как сказать, потому что Ромка, вместо того чтобы поздно ночью возвращаться в свой спальный район, частенько после таких гулянок отправлялся ночевать к своим двоюродным, проживавшим тут же, рядом, в старом городе. Там Ромку всегда ждал мягкий уголок в общей комнате, где спали Майка и Яшка. Ромка устраивался на уголке и засыпал, традиционно «повесив» руку на кудрявой голове. Один раз ноябрьские праздники затянулись с 6 по 10-е ноября, и Ромка, завалившись к кузенам в гости, пять дней никак не мог вернуться домой.
- А Уголок ? А «Неринга»? – как об одушевлённых друзьях спрашивал он в своих письмах двоюродным из армии, когда его призвали по окончании техникума. И хотя военкомат заслал его очень далеко от Вильнюса, и служба в строительных войсках среди уголовного контингента не была лёгкой, он никогда не жаловался. В ответные письма ребята ему вкладывали рублёвки – больше, он говорил, посылать рискованно. Просил только исправно сообщать все городские новости : « Нечего меня наставлять и поучать. Вы только побольше майс пишите, хорошее намайсованное письмо поднимает настроение на целый день»,- писал он (примечание майса – история, сплетня, идиш). Только по сильно похудевшей физиономии и непривычно серьёзным глазам на фотографии паренька в военной форме можно было догадаться, что не так всё легко и просто. Но два года службы прошли, и опять весёлая компания воссоединилась.
Хорошая была развлекаловка – залезть в Майкины записные книжки и допытываться, кто эти многочисленные Миши, Саши, Лёни и прочие абоненты. В основном контингент Ромка уже изучил и как—то решился на эксперимент. Набрав телефон чванливого Миши, общего давнего школьного знакомого, напоролся на его маму. Сам Миша, как оказалось, учился в другом городе и дома отсутствовал. Ромкина собеседница сразу приняла его за какого–то приятеля своего сына и начала выкладывать совершенно конфиденциальные вещи и яростно костерить Мишу. Ромка терпеливо поддакивал и делал круглые глаза собравшимся вокруг зрителям, притворно хватался за голову (аппарата, позволяющего громкую связь, тогда не имелось, поэтому все с нетерпением ждали окончания разговора и Ромкиного репортажа). По окончании содержательной беседы изрядно повеселил заждавшуюся публику целой кучей интересных подробностей о Мишиной жизни. Приключение Ромке так понравилось, что он изрядно подсел, как теперь говорят, на пранк.
Исходные данные – конечно, Майкина записная книжка. Везло не всегда – одни не вступали в разговоры с не желающим представляться Ромкой, другие «узнавали» его по голосу, принимая за кого-то и беседовали с ним, воображая, что на другом конце провода знакомый или родственник. Бывали и пролёты – долговязый Гоша, с которым Ромка один- единственный раз как-то провёл вечер в общей компании в той же «Неринге», сразу его вычислил по голосу и посоветовал отвянуть и не морочить голову. Но всё же удача была чаще пролётов. И особенно общение с Геной, которое затянулось и доставило озорникам много радости.
Гена был нудноватый, неудавшийся Майкин воздыхатель, который ей очень не нравился. Ромка с ним лично знаком не был, но знал о нём очень много и от Майки, и от других общих знакомых. (В общем –то в определённых кругах в Вильнюсе многие друг друга знали в те годы.) Всё это располагало порезвиться, поэтому в один прекрасный вечер Ромка в окружении благодарных зрителей набрал Генкин номер. Отозвавшийся Гена принял его за своего знакомого Сашу и неспешная беседа началась. Развесивший уши Ромка с восторгом наматывал на ус всё новую конфиденциальную информацию, но вдруг Гена почему-то забеспокоился и выразил претензию :
- Ты не Саша!
- Я – Саша, конечно . Кто же ещё я ? – отпирался Ромка.
- Скажи, кто ты ! Скажи! – истерично завопил Гена и прервал разговор.
Но на этом его мучения не окончились. Обнаглевший Ромка стал ему частенько названивать и вести назойливые беседы. Вначале бесившийся от злобы Гена смирился, сразу узнавал
