Вечные вопросы. Отрывок № 10 из романа "Встретимся у Амура"

будет.
            Подержанную красную «копейку» отец пригнал неделю назад, – к полному восторгу своих дам. Все в этой машине им понравилось: и яркий коралловый цвет – на трассе издалека заметен − и просторный салон с красивыми чехлами «под леопарда», муженек сам выбирал,  и даже разноцветная оплетка на руле. Галчонок немедленно записалась на водительские курсы и каждый день тренировалась с инструктором. Завтра ей предстояло сдавать экзамен на права. Правила она вызубрила от корки до корки, а вот с практикой особенно на улицах с оживленным движением, дело обстояло не очень. И повинен в этом был инструктор, чей Эзопов язык мать совершенно не понимала. – Поворачивай вон за той синей будкой! – командовал инструктор во время очередной тренировки. Галчонок, напрягая зрение, лихорадочно высматривала синюю будку, но ничего похожего не видела. Тогда она поворачивала возле темно-зеленого строения, после чего инструктор с силой нажимал на запасной тормоз и разражался ругательствами:  
            – Я где велел повернуть?  
           – Но здесь нет синей будки! – оправдалась Галчонок.
           – А это что? – И инструктор указывал на удалявшийся голубой фургон. – Тормози! Прижимайся к бордюру.
          Галчонок выворачивала руль, и машина передним колесом запрыгивала на тротуар.
        – Что ты сделала?                                                                                        
         – Прижалась к бордюру.
         – К мужу так прижимайся, а не к бордюру! Дурдом, когда баба за рулем!
         И вот такое во время каждой поездки. Поэтому учить Галчонка согласился отцовский приятель Святослав. Святослав был классным водителем, помешанным на автомобилях. Он пришел в неописуемый восторг, когда отец сообщил ему о своем приобретении. – Ты взял, взял! – вопил Святослав, размахивая руками. – Класс! Теперь на рыбалку семьями, и не вздумай увиливать.                                    
          Правда, Святослав тоже с трудом сохранял присутствие духа, когда за рулем сидела Галчонок. Рядом с ней за неимением второго тормоза он то и дело с силой давил ногой на коврик, − но воспитание и природная интеллигентность не позволяли ему выразить вслух переполнявшие его эмоции, и потому он только поминутно вздыхал и хватался за сердце.      
          Отец вначале попытался воспротивиться водительским амбициям жены, но Галчонок резонно заявила, что, во-первых, по справедливости, у нее с ним на машину равные права, поскольку большую часть ее стоимости покрыли ее репетиторские деньги. А во-вторых, в дороге с ним всякое может случиться. Напьется, заболеет или просто устанет, – как тогда быть? Кто-то же должен довести машину хотя бы до ближайшего населенного пункта. Насчет «напьется» супруг презрительно хмыкнул, но против ее доводов ничего противопоставить не смог. Настя тоже робко заикнулась о вождении, но папочка замахал на нее руками и категорически заявил: – Только после восемнадцати! ─ Правда, пообещал, что где-нибудь на пустой дороге вдали от населенных пунктов и постов гаишников он, может быть, когда-нибудь покажет, что и как надо делать, ─ а пока зубри знаки и правила.    
         Вернувшийся с работы отец тоже не стал докучать дочери расспросами, только спросил: – Есть желание пообщаться? –  Видимо что-то прочел в ее глазах. Дождавшись, когда Галчонок отправится на кухню мыть посуду, Настя рассказала ему о странной просьбе Дениски – не оживлять его, потому что «там хорошо».  
          – Папа, неужели он, умирая, что-то видел? – допытывалась она. – Ведь после смерти человек превращается в прах. У него же нет глаз, нет органов чувств. Может, Дениске показывала видения умирающая подкорка головного мозга?  
           Отец помолчал, потом задумчиво изрек:                                              
            ─  Не знаю. И никто не знает. Никто в целом мире не сможет ответить на твой вопрос однозначно. Но церковь утверждает, что, кроме тела, состоящего из молекул и атомов, у человека есть душа: что-то вроде сгустка информации, накопленной на протяжении жизни. Вот она-то и остается после смерти. Может, она каким-то иным способом видит то, что не дано живущим?      
          – Папа, когда я была без сознания, ничего не видела. Меня просто не было. Это как маленькая смерть. Где же была моя душа?
          −  Настя, ты задаешь вопросы, над которыми человечество бьется тысячелетиями. Скажу честно: я материалист. Я не верю в загробную жизнь и прочие чудеса. Но, во-первых, я не всегда прав. Во-вторых, понимаю, что есть неведомые области бытия, о которых нам, может быть, вообще не дано знать. Дело в том, что наш мозг и знания ограничены, у них есть рамки, за которые не вырваться.
         −   А как ты думаешь, люди смогут когда-нибудь узнать об этом точно?
        − Тоже не знаю. Конечно, процесс познания бесконечен. Мы не можем даже представить, что будут знать люди через тысячелетия. Вот подумай:  могли бы люди, жившие тысячу лет назад, помыслить о полетах в космос, телевидении, компьютерах? Им такое даже в голову не могло прийти. Вот и нам невозможно представить, что будут знать наши потомки. Может, и в потусторонний мир проникнут. Хотя, с другой стороны, не зря ведь его называют потусторонним. Значит, пока ты по эту сторону, ты не можешь знать, что по ту, а когда будешь там, сюда уже не проникнешь и свои знания не передашь. Все это очень сложно.
          И еще. Представь таракана в телевизоре. Он ползает по деталям, ощущает их тепло, шероховатости, может, даже воспринимает электромагнитные поля. Но может ли он понять, где находится? Нет, конечно. Так и мы, − может, есть вокруг нас что-то, чего мы никогда не распознаем в силу ограниченности наших возможностей.
        − Но ведь мы не тараканы, − запротестовала дочь. − У тараканов нет мозгов, нет второй сигнальной системы. Они не могут мыслить, а мы можем.  Папа, а ведь Дениска уже там. Уже все знает, − если там, конечно, что-то есть. Знаешь, когда я думаю, что он не исчез совсем, что он где-то в другом мире, мне как-то легче становится. И не так страшно думать о смерти.
          − А ты поменьше думай о ней. Ты ведь не можешь ничего изменить. Расстраивайся, не расстраивайся, все останется, как есть. А раз так, то и переживать бесполезно. Забудь об этом, и все. Ты думай, что через пару дней уезжаешь на целый месяц, а сама, похоже, еще и не собиралась.
            − Пап, а давай не будем спешить. Ну что два-три дня изменят? Я хочу дождаться Наткиного поступления, а то буду переживать, как там она.
              − Да мы и так задержимся, у меня еще на работе нерешенные вопросы остались.        
              На следующий день Наталья сдавала вступительный по физике. Количество абитуриентов наполовину уменьшилось: завалившие математику на физику не явились. Но все равно, конкурс оставался высоким: около трех человек на место. Наташка молилась, чтоб ей не попалась задача на наклонную плоскость, где требовалось применять тригонометрию, ─ и она ей, конечно, попалась. Но бесконечная зубрежка синусов с косинусами не прошла даром, ─ с самым трудным заданием подруга справилась. Зато засыпалась на том, что полегче, ─ сосредоточившись на задачах, пренебрегла теорией. И влипла. На простенький вопрос «за что вы платите при поездке на такси: за путь, скорость, время или перемещение?», она беспечно выбрала ответ «за перемещение». И даже попыталась спорить с Настей, когда та ткнула ее носом в ошибку.
              ─ Чему равно твое перемещение, когда ты, выехав из дому и покатавшись по городу, вернешься на такси обратно? ─ ядовито спросила Настя подругу.
              ─ Нулю, ─ подумав, ответила Наталья.
              ─ Правильно. А платить придется?
              ─ Конечно. Ой, я балда! ─ наконец, сообразила подруга. ─ Настя, ну почему мне это в голову не пришло? Я думала, раз перемещаюсь, значит,  за перемещение.
              ─ Потому что надо теорию учить! И знать, что такое путь, а что такое перемещение. А ты, небось, даже не различаешь их.
              ─ Если честно, нет, ─ призналась подруга. ─ Если бы кто предупредил, что мне это попадется. Ведь невозможно знать все.    
             ─ Возможно! Если очень захочешь. Не все, конечно, а то, что надо.
              ─  Настя, как я тебе завидую, что ты такая целеустремленная! А я так не могу. Наверно, и еще где-нибудь напутала, теперь и в других ответах сомневаюсь. Неужели не поступлю?
              ─ Ну, погоди, еще не все потеряно. Все-таки ты трудную задачу решила, а за нее много баллов дают. Может, проскочишь. Ты, главное, теперь на диктанте не поплыви. Думай, что пишешь.
           ─ Да, тебе легко говорить! Если бы было изложение. Там хоть можно слова выбирать, какие хочешь. А диктант ─ что диктуют, то и пиши.
           ─ Ну, давай, я тебе подиктую ─ из нового сборника. Посмотрим, сколько ошибок сделаешь.
           ─ Ладно, диктуй.
           Будущее показало, что Наташка боялась не зря: ее общий балл оказался полупроходным. Часть абитуриентов с такими баллами зачислили, но кое-кто остался за бортом.
              Сказать, что Наталья переживала, значит, ничего не сказать. Ночью перед зачислением она не сомкнула глаз и вся изревелась. Едва ли не на коленях Наташка умоляла Настю, чтобы Олег Владимирович попросил за нее. Тот вначале категорически отказывался, − но потом под Настиным напором сдался и обратился к Владу. Влад вник в ситуацию и позвонил в приемную комиссию лицея. Там сообщили, что фамилия Белоконевой в списках значится: помог высокий балл по математике.
              Когда Настя  известила об этом подругу, Наташка  принялась визжать и прыгать, как сумасшедшая. И допрыгалась до того, что низовой сосед дядя Петя застучал по трубе водяного отопления, ─ так он всегда делал, когда его беспокоили. То, что трубы могут из-за этого потечь, его волновало значительно меньше.
              Вечером Наташкина мамаша притащила Снегиревым в знак благодарности огромного гуся.
              ─ Да вы что, Белла Викторовна! ─ возмутился отец. ─ Я же ничего такого не сделал, только узнал. Сейчас же заберите его обратно.
              ─ Не заберу! ─ уперлась та. ─ Вы беспокоились, звонили. И Настя столько ей помогала. Мы у вас по гроб жизни в долгу.
              ─ А давайте его зажарим и вместе съедим, ─ миролюбиво предложила Галчонок. ─ И по рюмочке! Отметим их поступление.
              Все с этим радостно согласились и тут же разбежались по своим делам, поэтому заниматься гусем пришлось, конечно, Насте. Она его помыла, посолила-поперчила, намазала сметаной, натолкала внутрь яблок и поставила в духовку. Вскоре по квартире разлился непередаваемо сладостный аромат жаркого. Он проник на лестничную клетку и достиг Наташкиного носа. Немедленно примчавшись, та принялась слезно умолять Настю отрезать кусочек, иначе она вымрет, как мамонт. Но Настя дала ей бутерброд с колбасой и прогнала прочь, заявив, что гусь еще не созрел.
              Через непродолжительное время Насте показалось, что за дверью кто-то скребется. Заглянув в глазок, она увидела принюхивающуюся к дверной щели Наташку. Подруга тоже почувствовала Настино присутствие и принялась жалобно скулить, умоляя открыть. Ворвавшись, она вихрем пронеслась на кухню и едва не